Дарья Донцова - Муха в самолете Страница 51

Кстати, после появления Матвея Луиза стала ненормальной матерью, кидавшейся со всех ног выполнять любые желания сына.

– Ты его избалуешь, – иногда пыталась одернуть потерявшую разум подружку Ира.

– Любовью испортить нельзя, – отвечала та, – господи, я так счастлива! У меня теперь есть сын.

Ира только вздыхала, предвидя, как разовьются события в дальнейшем. Мальчик вырастет эгоистом, ну разве можно с пеленок внушать малышу: «Ты гений, ты станешь великим, знаменитым…»

А Луиза именно так и вела себя. Сначала у Матвея появилась домашняя учительница, и Луиза заквохтала:

– Матюша уже говорит по-английски! Он гениально чувствует язык.

Затем, чтобы развить творческие способности мальчика, его стали учить рисованию и живописи, и мать мигом заявила:

– Матвей уже пишет пейзажи!

– В три года! – ухмыльнулась Малова.

Но Луиза не услышала насмешки в словах подруги.

– Да! Конечно! Он гениально чувствует краски.

В пять лет Матвея отвели в музыкальную школу, и безумно любящая мать стала уверять окружающих: «Матвейчик гениально чувствует инструмент».

Ира злилась, слыша эти идиотские высказывания, но молчала, свою дочь она воспитывала иначе, вкладывала ей в голову простые мысли: «Ты ничем особым не выделяешься, помочь тебе будет некому, надо хорошо учиться и самой всего достигать, мама не вечна!»

Вот так они и жили, летом вместе, зимой порознь, и чем старше становился сын подруги, тем ясней Ира понимала: из Матвея не получится ничего хорошего. Очень уж он надеется на маму, чуть что кричит:

– Ой, помогите! Мне тяжело!

– Сейчас, сыночек, – кидалась на призыв Луиза и в момент разруливала все мелкие проблемы, – мамочка с тобой, она всегда рядом.

Если исключить разницу во взглядах на воспитание, в остальном жизнь подруг шла гладко, но потом случилось страшное событие.

В декабре, незадолго до Нового года, к Маловой заявилась гостья, пришла без спроса в избу и сказала:

– Здравствуй, Ирина.

– Добрый день, – осторожно ответила Малова.

– Не узнаешь?

– Простите, нет!

Баба размотала платок, на плечи хлынул водопад рыжих, мелко завитых кудряшек.

– Вероника, – подскочила Малова, – ты откуда?

– Значит, вспомнила, – удовлетворенно сказала Ника.

– Конечно, – улыбнулась Ира, – хоть мы и не виделись давно, но волосы у тебя прежними остались.

Ника кивнула:

– Ну да, рыжая я, редкое исключение в жизни Марка Матвеевича.

Малова попятилась, от гостьи попахивало спиртным.

– Ты о чем?

Ника без приглашения села на табуретку.

– Да ладно тебе кривляться, я по делу приехала, денежному.

Ира напряглась.

– Извини, не понимаю, о чем речь.

– У меня есть дочь, Ася, слышала о ней?

– Прости, – замялась Ирина, – знаю, что у тебя дочь, но не более того, мы ведь с тобой никогда на личные темы не беседовали, лишь по работе общались. Ты откуда мой адрес узнала?

– В кадрах, – пояснила Ника, – а я вот про твою девку все знаю, – протянула она, – и в курсе, что наши дочки сестры.

– В каком смысле? – оторопела Малова.

– По отцу, – объяснила бывшая коллега, – ты от Марка Матвеевича родила, и я тоже, он еще тот кобель!

Ирина замахала руками:

– Что за дурь тебе в голову пришла! Моя девочка совсем от другого мужчины!

Но Ника, словно не слыша ее, продолжала:

– Мне Марк обещал помогать и слово сдержал, деньги давал, но Асю не признал, а я момент выжидала!

– Какой? – заинтересовалась Малова.

– Я надеялась, что он свою жену, крысу, бросит и со мной распишется, – топнула ногой Ника, – поэтому и родила от него, Луизка-то не сумела! Думала, не мытьем, так катаньем своего добьюсь, ужом в сердце вползу, очень уж хотелось в достатке пожить. Не скандалила, не требовала ничего, просто тихо напоминала: «Дочь у нас, других детей у тебя нет, кто же после на земле останется». И Марк постепенно поддаваться стал, даже начал девочкой интересоваться. А потом, бац, эта сволота забеременела!

Ника опустила голову и глухо сказала:

– Как я мечтала, что она в родах помрет! К ведьме бегала, заговор ей на смерть сделала, только не вышло ничего! Марк сразу сына полюбил, а меня вон! Правда, одно время деньги давал, но потом вообще помогать перестал, отшвырнул нас. Вот почему я к тебе и приехала!

– Чем же я могу помочь? – пришла в изумление Малова.

– Хочу тебе сделку предложить, – сообщила Ника. – Давай вместе к Марку заявимся и скажем: «Все друг про друга знаем, не один сын у тебя, красавчик, есть еще и дочери, плати нам алименты. А не захочешь, прямо сейчас к Луизке поедем и правду расскажем, девочек продемонстрируем». Кстати, и анализы сдать можно, по ним сразу определят, кто папенька. Только, я думаю, до лаборатории дело не дойдет! Испугается сволочь! Станет платить! Одну меня еще может выпереть, а двоих нет, вместе мы сила! Чего молчишь? Тебе деньги не нужны? Девок поднимать надо, кормить, поить, учить! Эй, очнись!

Ирина вздрогнула:

– Ника, ты ошибаешься!

– В чем же? – подбоченилась Локтева.

– Я родила не от Марка Матвеевича.

– Не ври.

– Честное слово, – с жаром стала убеждать бывшую коллегу Ира, – конструктор тут ни при чем.

– Весь завод говорил: он отец!

– С ума сойти!

– Ты думала, люди слепые?

– Но…

– Да почти все про его лабораторию в курсе!

– Ника…

– А ты там долго просидела. С какой радости?

– Ну…

– У Марка вечно бабы менялись.

– Я…

– Ты просто главной в гареме состояла!

– Прекрати нести чушь, – заорала Малова, – моя девочка родилась от командированного из Владивостока, нет, Уральска, то есть Свердловска!..

– Придумай сначала, откуда парень был, а уж потом бреши! – гаркнула Ника.

– Я не брешу, и впрямь забыла, понимаешь, мы с ним всего один раз…

– Хочешь сказать, что к Марку не поедешь!

– Нет!

Ника схватила платок.

– Значит, он тебе платит! Дает денег на девчонку!

– Нет!!!

– Почему же тогда прищучить его не желаешь?

– Но Марк Матвеевич не имеет ко мне никакого отношения!

– Ой!

– Ей-богу! – неизвестно по какой причине принялась оправдываться Ирина.

Вероника молча замотала голову, натянула варежки, подошла к двери, взялась за ручку и обернулась.

– Видно, одна я дура, остальные умные, сумели из денежного ручейка ведерком черпать. Ладно, понятно, ты от Марка алименты имеешь и посему молчать будешь! Что ж! Прямиком сейчас к Луизе поеду и глаза ей раскрою! Пора услышать правду о любимом муженьке, все ей выложу, и про лабораторию, и про себя, и про тебя! Денег у меня от скандала не прибавится, но хоть душу отведу! Пусть Луиза от Марка уйдет, поживет матерью-одиночкой! Да!

Хлопнув дверью, Ника выбежала на улицу, Ирина сначала замерла, а потом кинулась следом за ней. На дворе мела вьюга, вопль Маловой: «Вероника, вернись!» – утонул в буране.

Понимая, что допустить встречу Локтевой с Луизой никак нельзя, Ира кинулась в избу одеваться, это заняло несколько минут, наконец, облачившись в тулуп и валенки, Ира погналась за Никой.

Веревкино находится относительно недалеко от станции. Дорога к платформе идет по высокой насыпи, а внизу вьются рельсы, по ним несутся поезда.

Понимая, что Ника торопится на электричку, Ира припустила изо всех сил и в конце концов увидела небольшую фигурку в пальто. Догнав Локтеву, Ирина сказала:

– Постой!

– Отвали, – ответила Ника.

– Послушай!

– Пошла вон!

– Да погоди!

– Отцепись, я тороплюсь! – лихорадочно выкрикнула Ника и, вывернувшись из рук Ирины, понеслась вперед.

Малова снова догнала Веронику, уцепила ее за рукав, та пихнула Ирину, завязалась драка. Малова решила во что бы то ни стало задержать лаборантку, она хорошо знала, что сейчас проедет электричка, следующая же будет лишь через полтора часа. Можно успеть переубедить Нику, оставить ее у себя ночевать. В пылу борьбы Ирина сильно толкнула Нику, а та, чтобы удержаться на ногах, сделала шаг назад, споткнулась, упала и покатилась вниз по насыпи…

Малова закричала от ужаса, ее вопль потонул в тревожном сигнале приближающейся электрички, фары поезда осветили путь, Ира увидела тело, лежащее на рельсах, и зажмурилась.

Когда грохот колес стих, рыдающая Ирина стала сползать по насыпи вниз, в ее душе жила безумная надежда, что Ника жива, что она сломала ногу или руку…

Набрав полные валенки снега, Ира очутилась внизу, посмотрела на рельсы и опрометью бросилась прочь. Лучше бы она никогда не видела того, что осталось от Вероники, Локтевой уже нельзя было помочь, колесами ей отрезало голову.

Неделю после происшествия Ирина пролежала в лихорадке. Она плохо помнила, как добралась домой и шмыгнула под одеяло. Слава богу, дочка в тот день отправилась ночевать к подружке, жившей через два дома, в Веревкине такое поведение было обычным, в просторных избах хватало места для гостей. Вот почему Ира оказалась одна, да еще Ника приехала под вечер, на улице безостановочно сыпал снег, гудел ветер, и веревкинцы засели в домах, никто не видел чужой женщины из Москвы.