Иоанна Хмелевская - Убойная марка [Роковые марки] Страница 53

— А если полиция не схватит? — осторожно поинтересовалась я.

— Он не сказал, что будет тогда. Сказал лишь, что из двух зол предпочитает, чтобы его схватили в Варшаве, а не в Болеславце, потому что в Болеславце нет смысла.

— Знаешь, а ведь он прав. А что с Кристиной Возняк? Ты сказал, она заговорила…

— Заговорила.

— О Патрике? — убитым голосом спросила Гражинка.

— Нет, о Кубусе. Все на него валит. Очень трудно понять истинную суть этого человека, говорит Кристина, ей самой понадобилось не меньше года общения с этим негодяем, обманщиком, пнём бесчувственным, лишённым абсолютно даже капли совести, готовым выдрать последний кусок хлеба у голодного ребёнка. Это так она заявила. Но зато, как только у него заведутся денежки, он разбрасывает их с таким форсом, что глаза на лоб лезут. Это тоже её выражение. Только последний дурак может ему довериться, но, как известно, у нас нет недостатка в последних дураках. И к тому же он трус…

— Но хоть какие-то положительные качества у него имеются? — вырвалось у меня. — Иначе не стала бы эта пани Возняк столько времени водиться с негодяем и трусом.

— О, достоинств у него множество. Как выяснилось из рассказа Возняк, когда живёшь с ним — нет никаких проблем, все их решает Кубусь. Жить с ним легко и весело, все хлопоты он берет на себя. И так далее. Она назвала полиции несколько фамилий и адресов их общих знакомых, что оказалось чрезвычайно ценным, ибо у Гжеся на Саской Кэмпе Кубы не оказалось.

— Так где же он, черт побери? — не могла скрыть я своего раздражения.

— Ищут, ищут и одновременно пытаются обнаружить отпечатки его рук и ног.

— Разве у Стемпняка на Концертовой нельзя было их найти? — въедливо допытывалась я.

— Пока прокурор ещё не выдал ордер на обыск. Прокурор тоже человек, в это время он ещё не работает. А кроме того, Патрик вызвал в Болеславце целый переполох, все подозреваемые дружно принялись тут же менять показания.

Оказалось, о Кубе они знали больше, чем сказали, просто не хотели признаваться. До сих пор почему-то при упоминании Кубы у них намертво закрываются рты и молчат они как рыбы, словно чего-то боятся. Или планируют небольшой шантажик.

— Делать им нечего, этим стражам порядка, — рассердилась я. — Цацкаются с преступниками как с тухлыми яйцами. Тоже мне, нашлись блюстители закона, и на шаг боятся преступить его, когда дело этого требует. Эти глины, скажу я тебе, могут взять первого попавшегося взломщика и с его профессиональной помощью запросто войти в квартиру на Концертовой и без ордера… Вот тебе и руки и ноги.

— Умно рассудила! — рассмеялся Януш. — А потом на суде признаются. Так? Какое же это доказательство, если оно добыто незаконным путём?

Но я уже переключилась на другое.

— Погоди, шантажик, говоришь… А, это не ты говорил, но все равно… Слушай, а я догадалась, почему Кубу так долго не могут отыскать. Он не дастся им до тех пор, пока сам не сможет пошантажировать Патрика. Да, да, именно к этому он и стремится, а Патрик скрывается, вот глины и не могут никого из них найти.

— Очень возможно, — согласился со мной Януш. — А как Патрик? Он позволит себя шантажировать?

Мы одновременно взглянули на Гражинку.

Она сидела окаменевшая, словно памятник безутешной печали. Похоже, до сих пор мы говорили лишь очень неприятные для неё вещи.

Пошевелившись, девушка тихонько промолвила:

— Нет, не позволит. Скорее убьёт шантажиста.

— Ну так этот Кубусь себе мягко стелет… — начал было Януш, но я не дала ему закончить.

— Погодите, тут только что какой-то тип позвонил. Может, это Патрик? Что-то говорили обо мне и сделали из меня кладбищенскую гиену, вроде я должна беречь наследство, а я, может быть, теперь вожу в своей машине бомбу?

Гражинка вздрогнула, а Януш явно встревожился.

— Ты ничего ни о гиене, ни о бомбе не говорила.

— Не успела. Сегодня все утро мы с тобой только и делаем, что беспрестанно говорим по телефонам, так у меня и из головы вылетело. Сразу после Гражинки кто-то позвонил, и незнакомый мужской голос сообщил, что в моей машине имеется что-то чужое, не моё, а мне нельзя к этому прикасаться. Холера! Так что же, сапёров вызывать? Я сама ни за что в машину не полезу!

Януш сорвался с дивана.

— И она молчит! Вряд ли бомба, но посмотреть на это необходимо! Где ключи? Немедленно идём к машине!

Разбежался! У меня не было ни малейшей охоты без особой потребности пользоваться своей ненавистной лестницей, за долгие годы проживания на пятом этаже она сидела у меня в печёнках. Если что-то там лежало в моей машине, пусть ещё полежит, никуда не сбежит, и завтра успеем наглядеться. А сегодня я вообще не собиралась выезжать. Бомба? Ну и что? Если её не трогать… И вообще по поводу своей машины я никогда особенно не переживала. Помню, раз мне позвонил некий тип с сообщением, что разбил мою машину, по всем правилам припаркованную в положенном месте. Должно быть, глины его заставили звонить, не иначе. Очень вежливо говорил, извинялся, имя-фамилию и адрес сообщил. Дело было в воскресенье, в мои планы не входило выезжать, я и не тронулась с места из тех соображений, что от моего взгляда на неё машина не исправится сама по себе, а мастерские по воскресеньям не работают.

Это было ещё в прежние времена. Теперь я просто позвонила бы в автосервис по срочному номеру, и мне все отремонтировали бы в лучшем виде. Но в те времена такого сервиса ещё не было, так что машина стояла и дожидалась своего часа.

Вот и теперь я не двинулась с места.

— А какой смысл? Он сказал — не смотреть, так что пользы не вижу, нельзя не только разворачивать, но даже и трогать. Пускай себе полежит спокойно.

— Нет, ты серьёзно?

— А ты и в самом деле считаешь, что если полежит немножко, то непременно взорвётся? Или прокиснет?

— Опомнись! А если это Патрик?

— Не знаю. Может, просто кто-то глупо пошутил. И ради какого-то кретина я, как последняя дура, стану бегать по лестнице туда-сюда?

Поскольку и Януш, и Гражинка прекрасно знали о моем отношении к лестнице в подъезде, они не нашли никаких контраргументов.

Спустя какое-то время Гражинка беспокойно заёрзала.

— А вдруг… а вдруг, — жалобно прошептала она, — хоть что-нибудь прояснится.

Я уже собиралась гневно прикрикнуть на девушку, нечему тут, дескать, проясняться, как вдруг в глубине души у меня что-то прошелестело. Таким, знаете, бумажным шелестом. А, чтоб их черти всех побрали! И вспомнились некстати строчки из проклятого письма, мол, я делаю что-нибудь только тогда, когда мне это выгодно, а на других — наплевать. А ведь если честно, это именно из-за меня Гражинка впуталась в проклятое преступление, впуталась лично, а может, и Патрик тоже каким-то боком из-за меня… Если бы она тогда не поехала в Болеславец…

— Чтоб вам всем лопнуть вместе с этим телефонным Идиотом! — не удержалась я, хоть в словах давая исход чувствам. Но с места поднялась.

Януш проявил заботу:

— Если хочешь, я один пойду.

— Ещё чего! Погибать — так вместе! Ну чего вытаращился? От взрыва погибать. Как романтично!

Ясное дело, по лестнице я стала спускаться не из-за романтизма, а из любопытства. Ну а кроме того, лишь я могла достоверно подтвердить, что именно в моей машине принадлежит мне.

Возила же я всегда множество вещей, которые постороннему человеку могли показаться ненужными и мне не принадлежащими. Скажем, запас целлофановых мешочков (на всякий случай), каталоги парижских ресторанов (пригодятся), резиновые сапоги, сетки для ловли янтаря, кучи застарелой корреспонденции и еды для собак. Это все, что мне вспомнилось. А ещё наверняка целая куча того, о чем я не успела вспомнить, спотыкаясь на проклятой лестнице и ступая осторожно, ибо не один раз уже подворачивалась щиколотка. Ворча и проклиная все на свете, я наконец покончила со ступеньками, но облегчения не испытала, потому что знала: скоро придётся карабкаться по ним вверх.

Чужая вещь в моей машине сразу бросилась в глаза, как только мы раскрыли багажник. Это оказался длинный свёрток размером с большой чемодан, аккуратно завёрнутый в плотную бумагу и со всех сторон оклеенный скотчем. Нет, такого совершенно точно в моем автомобиле не было, это явно посторонний элемент.

— Если это бомба, то выглядит прямо-таки ужасающе, — скептически заявила я. — В состоянии смести с лица земли весь город. Послушай, не тюкает?

Наверное, мои слова произвели впечатление. Довольно долго мы все трое прислушивались в напряжённом молчании. Нет, не тюкало, свёрток каменно молчал. Януш попытался его поднять.

— Тяжеловато, но, пожалуй, справлюсь.

Я удержала его, напомнив:

— Этот гипотетический Патрик настоятельно просил не трогать свёрток. Не пытаться распаковать и так далее. Сдаётся мне, это добыча преступников.