Дарья Донцова - Страстная ночь в зоопарке Страница 55

Соблазнить Роберта оказалось нелегко, но Зиночка с этим справилась. Они встречались в крохотном домике, где ранее жил Борис.

Я перебила рассказчицу:

– Младшая дочь Звонарева намеренно убила человека! Вы понимаете, что натворили?

Зинаида округлила глаза:

– Ничего особенного. Мы уедем, я сделаю операцию, ну подумаешь, детей не будет, не особенно и хотелось. Но я отомстила той, из-за кого погиб Генрих! Я очень любила Брама, и мне совсем не нравится быть больной! Ну совсем-совсем-совсем.

– А ты напишешь книгу, – заявила мне Надя, – назовешь вещи своими именами и получишь миллион. Крутой детектив получится, еще и гонорар огребешь.

– Волкова причинила Лере много страданий, из-за нее заболела и покончила с собой Катя, заражена Зина, – протянула я, – но…

– Не забывай про мою маму, – перебила меня та, – она потеряла Алексея Журчало, с которым хотела создать семью.

– Но чем провинился Роберт? – задала я вопрос.

Надя ухмыльнулась:

– Да ничем. Пусть Ольга помучается! Умереть самой просто, а вот знать, что ты стала причиной кончины близких, – невмоготу. Бей врага его же оружием. Кто это сказал? Бисмарк?

– Александр Македонский, – с видом знатока поправила Лякина.

– А, неважно, – отмахнулась Надя. – Ольга порыдает на похоронах, авось поймет, каково это – терять любимого, а потом ты добьешь ее своей книгой! – сказала она мне. – Получится бестселлер! Не забудь указать, что все события подлинные.

– Жаль, этот недолго продержался, – воскликнула Зина, – уже хнычет!

Надя пнула сестру ногой, в комнате воцарилось молчание, мне стало страшно.

– Минуточку! Лера недавно сказала: «Хочу побывать на похоронах Бориса». Я подумала, что она оговорилась, имеет в виду Роберта. Но ты, Надя, только что произнесла: «кончина близких» во множественном числе. И Зина заявила: «этот недолго продержался, уже хнычет». Но Роберт не может хныкать, он умер!

Я схватилась за горящие щеки. Перед глазами возник Борис, лежащий на полу возле опрокинутой зонтичницы, его задранная штанина, бинт вокруг щиколотки, кусок красной бумажки на полу, обрывок окровавленного пластыря в маленьком санузле его старого дома.

Мне стало совсем плохо:

– В дверь звонил не плохо воспитанный Франц, желавший в поздний час выразить сочувствие Ольге, а почтальон. Красный клочок – это клапан, заклеивающий телеграмму. Борис разорвал его, уронил на пол, прочитал, наверное: «Владимир Корсунский рад встрече с Борисом. Астрея», растерялся, споткнулся о подставку и упал. Он скрыл от меня послание. А вот в первый раз Оля не смогла этого сделать, потому что почту принесла горничная. Глупая, плохо воспитанная девушка открыла телеграмму и зачитала вслух: «Володя Корсунский рад встрече с Робертом. Целую в сахарные уста. Астрея»

– Ну, блин! – протянула Надя. – Лера! Какая! Решила все погубить? Снова телеграмма! Ты совсем дура?

Лякина вскочила и выбежала из комнаты.

– Да, – гордо ответила Зина, – вот уже месяц, как Борька со мной в домик ходит. Ха! Мужики идиоты! Жить ему осталось чуть! Уже язвы пошли. Оле это «понравится»! И муж, и брат! Оба! Чтоб сомнений не было, она письмо получит, а там всё черным по белому будет объяснено.

– Вы сошли с ума! – прошептала я. – Все!

– Может, я и дура, – воскликнула Лера, возвращаясь в комнату, – но раньше вас поняла, что Виола не просто разнюхивает! Приперлась в «Шпикачку». Я хотела ее делом занять, денег пообещала, если она мне поможет управляющей стать, такой спектакль разыграла! Запутывала следы! Вот. И сейчас знаю, как нам поступить. Времени мало! Вот! – В мое плечо будто впился комар. Руки, ноги потяжелели, веки начали закрываться. В голове вяло толкались мысли: «Борис приревновал Зину, решил, что она ему изменяет, надеялся, что я разузнаю, к кому та ходит по ночам. Надя и Зинаида сейчас уедут. У сестер на руках билеты. Леру они увезут с собой, не дадут ей насладиться видом рыдающей на похоронах Оли. То-то в самом начале беседы младшая Звонарева, услышав, как старшая заявила: «Мы улетаем тридцатого в Испанию», – изумилась. Они отправляются сегодня, и вовсе не в Страну басков. Мне вкололи сильное снотворное, я не способна пошевелиться».

– А ну, открой глаза, – потребовал громкий голос.

Я с трудом выполнила приказ. Перед моим носом возникло лицо Нади.

– Книга! – сказала она. – Не нацарапаешь, другому автору закажу. Миллион получишь! Это слава! Бестселлер! Не упусти свой шанс!

Я моргнула и уехала во тьму.

Эпилог

Борис не дожил до Нового года. Несмотря на то что Маркова спешно госпитализировали, врачи не справились с болезнью, на которую не действовали никакие антибиотики и новейшие противовирусные средства. Доктора лишь пытались заглушить боль, которая терзала беднягу. Борис признался в связи с Зиной, он, как я и предполагала, влюбился в младшую дочь Звонарева и мучился ревностью. Как только Зинаида поняла, что Боря заболел, она стала увиливать от свиданий, чем вызвала обострение подозрительности у Маркова. Встречалась парочка в старом доме Бориса. Придя туда в очередной раз ночью в надежде встретить Зину, он увидел на холодильнике записку от «Анатолия». Издатель уничтожил ее, сбегал на берег, нашел там, как и было указано в послании, кучу одежды и выкинул все в мусорный бак. По дороге он выронил одну перчатку и не заметил этого. Наверное, нет необходимости объяснять, почему Борис не позвонил в полицию? Первый вопрос, заданный ему, прозвучал бы так:

– Зачем вы ночью отправились в нежилой дом?

Больше всех в создавшейся ситуации повезло Раисе. По Бургштайну распространились сплетни о Волковых. Я подозреваю, что они возникли не без помощи толстого кошелька сестер Звонаревых. В местной газете, до той поры восхвалявшей местных царьков, прошла информация о смерти Роберта и Бориса от сифилиса. Город загудел, на фоне этой невероятной новости сообщение о самоубийстве Анатолия осталось незамеченным. Раиса оповестила о кончине мужа всех, кто платил ему деньги, и демонстративно повязала на голову черный платок. Ольга покинула Бургштайн. Где она, никому не известно. Издательство «Роб» и полиграфический комбинат перешли в другие руки. Кстати, Раиса устроилась домработницей в семью Вальтера. В Бургштайне абсолютно уверены, что шеф полиции на ближайших выборах получит пост мэра.

Лера, Зинаида и Надя исчезли без следа. Никто не знает, куда они подались. Троица явно воспользовалась фальшивыми документами. Узнав о том, кем была Ольга, Федор и Оксана ужаснулись и бросились к врачам. Оксане немедленно сделали операцию, а Федя, атеист и безбожник, заказал молебен во всех церквях Москвы, взялся строить храм в небольшой деревушке под Тулой и твердил:

– Спасибо тебе, ангел-хранитель, уберег, спас, не дал мне заразиться. Бедные наши девочки, на что решились! Как я хочу их обнять! Жаль, что никогда их не расцелую, не поговорю с ними!

Федор так упорно твердит о своем несбыточном желании увидеть Надю и Зину, что я поняла: отец хорошо знает, где прячутся дочери. Он им помогает, купил на каких-нибудь островах дом или поселил их в глухом углу Шотландии, Нормандии, Северной Германии, в Штатах. На земном шаре много уголков, в которых легко затеряться женщинам с неограниченными финансовыми возможностями.

Я благополучно вернулась в Москву. Мы с Юрой отметили Новый год, собрали приятелей и после полуночи развлекались, измеряя вес мозга. Дурацкий аппарат снискал такой успех, что Шумаков в середине января отволок его на работу, и теперь в его кабинет постоянно прибегают коллеги и ноют:

– Юр, дай на денек измеритель, хочу над своими дома прикольнуться.

А еще, после поездки в Бургштайн, слово «зоопарк» вызывает у нас с Юрой хитрую улыбку, мы вспоминаем номер в отеле «Декамерон». Честное слово, страстная ночь в зоопарке совсем не плохая идея.

В начале весны я была приглашена в Париж, где выпустили три мои книги. Первым, кого я увидела, спустившись к ужину в ресторан гостиницы, оказался Нуди.

– Что ты здесь делаешь? – воскликнула я.

– Привет, – поздоровался критик, – собираю материал для статьи. Садись. Давай, закажу тебе блюда на свой вкус. Эй, сюда!

Около столика материализовался официант. Нуди потер руки и начал заказывать, одновременно переводя мне:

– Так! Неси, дружок, ваше чудесное суфле из баклажанов, только в кафе магазина «Колетт» на Сент-Оноре его готовят лучше! Говорят, там бывает сам Карл Лагерфельд, а он известный гурман. Так-с! Еще дама съест мусс из клубники и…

– Больше в даму не влезет, – остановила я критика, – дама не резиновая.

Нуди так весело расхохотался, словно я отпустила не бородатую шутку, а сказала нечто невероятно остроумное.

– Тебе нравится местная кухня? – робко спросила я.

– Восхитительная! – подтвердил Нуди.

– Ты хорошо выглядишь, – пробормотала я, – располнел, посвежел, румянец на щеках. Желудок больше не болит?