Ольга Степнова - Своя Беда не тянет Страница 56

И тут… градусники зазвенели в банках.

Мелко, противно, тревожно.

Как по команде мы уставились на них. Даже Марина оторвала взгляд от пола и вперилась взглядом в букеты термометров, стоявших на столике, который вкатила Беда.

— Алтайские боги, — пробормотала Элка.

— Без паники, — сказал я и схватил Марину за руку.

— Караул, — прошептал Ильич из своего убежища и зачем-то натянул одеяло на голову.

Градусники зазвенели сильнее, к ним присоединилась посуда на тумбочке.

— Ничего, — попытался я всех успокоить, — потрясет немного и перестанет. Все-таки мы находимся в центре тектонической плиты и разрушительных землетрясений…

— Не знаю, не знаю, — перебила Беда. — Здание очень старое…

— Здание старое! — заорал Ильич, стремительно выскочил из палаты и убежал с одеялом на голове. Будто он сегодня еще не набегался!

— Я не хочу умирать в руинах, — сказала Марина и подняла на меня большие голубые глаза. А я подумал — чем землетряс хуже беговой дорожки? Может быть, у меня есть шанс ее разговорить.

В коридоре послышались шаги и возбужденные голоса. Столпотворения особого не было — в платном отделении лежит не очень много народу.

— Ты не погибнешь в руинах, — пообещал я, — если быстро и честно ответишь на мои вопросы.

Следующий толчок подтвердил серьезность намерений алтайских богов. Люстра над нами закачалась с противным скрипом, а банки с термометрами звонко столкнулись и чуть не упали.

— Вы и так все знаете, — прошипела Марина.

— Кто тебя нанял?

— Никто. Я на работе. В городе давно существует секретная группа ликвидаторов. К нам обращаются серьезные люди, платят большие деньги. Преимущества работы с нами в том, что никто никого не знает. Я не знаю, кого должна убить, не знаю, кто его заказал. Все задания получаю по телефону от человека, которого знаю только по кличке Куратор. Деньги за работу перечисляют на мой счет. Это дело было трудное. Каждый раз приходила информация, что я убрала не того человека. Мне было плевать — за каждого я получала свою плату. Ведь работу-то я свою делала и не моя вина, что случалась накладка. Каждое недоразумение оплачивал заказчик. Дело было трудное, но денежное, — усмехнулась она.

От следующего толчка телевизор поехал по тумбе, но не упал, а замер в миллиметре от края.

— Глеб! — кажется, Элка готова была променять острые ощущения на тихий и безопасный вечер.

— Как ты в школе-то оказалась, ликвидатор хренов?! — заорал я.

— Нас частенько просят устроиться куда-нибудь на работу. Понятно, что поближе к объекту, но это не оговаривается. В школе всегда кого-нибудь не хватает, а у меня музыкальное образование.

— Значит, ты действительно не знала, кого должна убить.

— Конечно, нет. Надевала незаметно наушник и ориентировалась на сигнал. Тебе повезло, Глеб, что я ни разу не получила задание, когда телефон был у тебя. Больше всего тебе повезло тогда, когда Лилька забрала у тебя телефон. Я надела наушник, когда труба была уже у физрука из десятой гимназии.

— Значит, ты не случайно промазала в «яблочко». Ты профессионал!

Она промолчала.

— Бизя, — подала голос Беда, — мне жизнь дорога как память. Черт с ней, с этой Мариной! Пойдем!

— Зачем ты меня подставила?

Я думал, Марина опять промолчит, но она, усмехнувшись, сказала:

— Ты не обращал на меня никакого внимания. Это было обидно. Я не самая незаметная женщина. Троцкий как-то по пьянке сказал, что у тебя есть оружие. Я решила рискнуть. Убить так, чтобы подставить другого, в нашем деле — высший пилотаж.

— Эх, Элка! — вздохнул я. — Жаль, что у тебя нет диктофона!

— Есть! — фыркнула Беда и постучала себя по нагрудному карману. — Я тоже профессионал!

Следующего толчка испугался даже я. Стены затрещали, а оконные стекла выдали затейливый перезвон. Банки с градусниками рухнули на пол с отвратительным звуком, тарелки и чашки слетели с тумбочки, словно их уверенно смахнула невидимая рука, они разлетелись на крупные осколки. Только телевизор почему-то устоял на опасном краю тумбы. Элка выскочила из палаты, не утруждая себя комментариями. Я за руку выдернул Марину из кресла и тоже ринулся в коридор. Марина была моим трофеем, и я не собирался этот трофей упускать ни при каких обстоятельствах. Я крепко держал ее за руку.

Мы неслись по пустым коридорам — все давно уже покинули здание. Марина бежала неплохо — не хуже Элки, не хуже меня. И как я раньше мог думать, что она очень медлительная, неловкая и жеманная?

У меня внезапно разболелась нога. Я совсем забыл о своем ранении, перевязок не делал, обходился пластырем. Наверное, я побежал чуть медленнее. Элкина длинная спина мелькнула за очередной больничной дверью, и мы с Мариной остались в коридоре одни. Она вдруг оказалась чуть впереди меня. Я крепко сжимал ее правое запястье, но она, действительно была профессионалом, потому что как будто из воздуха в ее левой руке вдруг возник пистолет. Если бы не моя десантная подготовка, она влепила бы мне пулю в лоб. Или в грудь. Не знаю, куда бы она мне ее влепила.

Падая на пол с переворотом, я обругал себя козлом за то, что даже не подумал ее обыскать. Наверное, Беда меня сбила с толку своими претензиями, что я без конца тискаю эту Марину. Пуля прошла надо мной, пропела свою страшную песню и прошила стенку, обдав меня тучей пыли от штукатурки. Я выхватил из-за пояса «Магнум».

Марина не менее ловко ушла от моего выстрела. Она проделала такой бросок с кувырком в сторону, что сшибла кадку с роскошной пальмой. Комья земли рассыпались по больничному полу, пальма, повалившись на бок, заслонила собой Марину. Она спряталась за зеленым укрытием и взяла меня на прицел. Не стала палить с разворота, как тогда, в тире, а именно взяла на прицел. Я не видел, но чувствовал это. Она не хотела еще раз промазать. Я с тоской подумал о том, что Элка, наверное, резво бежит, не оглядываясь, подальше от этой больницы, от этого старого здания, которое может не выдержать сильных толчков.

Мы выстрелили одновременно. Было странно и неприятно воевать с бабой. Даже мысль, что баба — профессиональная убийца, не приносила мне облегчения. Я нажал на курок с чувством, что обижаю слабого, и успел закатиться за кресло, прежде чем вторая пуля разорвала его кожаную обивку. Мы оба промазали только потому, что выстрелы совпали с очередным толчком. Марина укрылась за кадкой, я за креслом. Мы опять разрядили свое оружие — я сделал еще одну дырку в кадке, она еще раз продырявила кресло. В такой диспозиции мы могли бы развлекаться, пока у одного из нас не закончатся патроны. Мне так не понравилась эта перспектива, что я громко выругался. Марина ответила тем же из-за своей кадки, и я еще раз подумал о том, как мог я считать ее медлительной и жеманной.

За спиной у Марины тихо открылась дверь. Я хотел заорать: «Элка, беги!», но в проеме увидел громилу с перебинтованной головой. Лицо его тоже скрывала повязка, и был на свете только один человек, который ходил в таком виде по городу. Только один человек мог зайти во время землетрясения в здание тогда, когда все бежали подальше от опасных, старых и ненадежных стен. Громила в бесшумном прыжке долетел до Марины, сцепил кулачищи в замок, и тюкнул ее со всего размаха по темечку. Марина обмякла, и кулем свалилась на пол, параллельно зеленой пальме. Это был такой простой и красивый ход, что я не удержался и на радостях пальнул в потолок.

— Женька, ты как здесь?!

— Да ух ты… господи, тетрадку почитал и за тобой рванул. Думал, вдруг помощь понадобиться!

— Опять угнал автотранспорт?

— Зачем? Я на такси, мне Сазон денег дал. Таксисту слежка понравилась, он даже в раж вошел. Ты нас здорово погонял по городу, я ему кучу денег отвалил. Только в отделение пройти не смог, потому что здесь охранник сидит, он меня в «травму» отправил, — засмеялся Женька.

Пока он бормотал, я ремнем стянул Марине руки, стараясь не смотреть на золотой якорек — трогательное, женственное украшение.

— Ой, а чего это вы тут делаете? — раздался за спиной у меня недовольный голос Беды.

— Любим друг друга, — рявкнул я.

Элка обозрела картину, увидела расстрелянную кадку, испорченное кресло, комья земли на полу, но не угомонилась. Она сказала:

— Ну и ну!

Я взял Марину на руки и пошел к двери. Женька здорово ее приложил, она никак не приходила в сознание.

— Ну-ну, будем считать это хэппи-эндом, — сказала Беда и двинулась за мной. Завершал нашу процессию Возлюбленный.

Мы вышли на темную, морозную улицу. Толпа была далеко, кое-где уже даже горели костры. Все давно освоили правила безопасности, и никто больше не торчал у подъездов. От толпы вдруг отделился маленький человечек. Он пошел нам навстречу, сначала медленно, неуверенно, потом быстрее, еще быстрее и, наконец, побежал. Чем больше он приближался, тем сильнее мне хотелось бросить свою ношу на землю и раствориться в плохо освещенном пространстве. Краем глаза я заметил, как Женька сиганул за ближайший сугроб. Человечек закричал голоском, пробравшим меня до самых печенок: