Дарья Донцова - Клетчатая зебра Страница 57

В общем, Лидочка была вполне счастлива, картину портила лишь Вера. У пригретой из милости сиротки оказался на редкость гадкий характер. В отличие от прилежной отличницы Лиды Вера откровенно игнорировала учебу, в ее дневнике стояли одни двойки, девочка часто прогуливала школу. Она была капризна, грубила Галине, часто ссорилась с Лидой, а в седьмом классе попала на учет в детскую комнату милиции: связалась с парнями, которые вскрывали чужие машины и воровали оттуда всякие мелочи. Сделав очередную гадость, Вера бросалась на шею сначала к Галине, потом к Лиде и жалобно стонала:

– Простите меня! Люблю вас, не знаю, как это получилось! Я ведь без родителей мучаюсь!

Самым удивительным было то, что Галя, строгая по отношению к Лиде, прощала Вере абсолютно все, не наказывала ее, а… жалела. Лиде поведение матери казалось несправедливым, и однажды она высказала ей свое мнение в лицо.

Галина нахмурилась.

– Вера – сирота, не дай бог тебе пережить то, что довелось ей в детстве.

Лида устыдилась и стала уступать Вере во всем. В результате, когда девочки сдали выпускные экзамены, Вера ощущала себя царицей, а Лида – Золушкой.

Вот такая сказка о мачехе наоборот.

Лидочка получила хороший аттестат и поступила в институт, а Вера, которой из жалости поставили тройки, осела дома.

В июле умерла Галина, перед смертью она позвала к себе Лиду и открыла ей тайну. Вера – дочь ее сестры, которая сидит в тюрьме. Девочка поняла, что после осуждения матери попадет в приют, позвонила тетке и попросила взять ее к себе.

– И ты согласилась! – ахнула Лида.

Галя тяжело вздохнула.

– Дослушай меня. Вера знала, что у мамы есть тайник, в котором хранится много денег и кое-какое золото. Милиция при обыске не нашла захоронку, да она и находилась не в доме. Преступница, естественно, молчала о «золотом запасе». Вера предложила мне взять накопленное и за это удочерить ее.

– Вот откуда у нас новая квартира, новые вещи и поездки на море, – оторопела Лида. – А я думала, это актер такой щедрый.

– Все так полагали, – улыбнулась Галина, – да только он жаднее скупого. Я на него за копейки пахала, для того чтобы вопросов не возникало, откуда деньги. И была очень осторожна, расходовала средства постепенно. Доченька, не бросай Веру, помоги ей во всем. Мы много лет хорошо жили на ее деньги, ты обязана Вере!

Дочь возразила:

– Мамочка, но Вера получила то, что хотела. Она живет у нас, ты ее ни разу не обидела, всегда лучший кусочек подсовывала, никогда не ругала.

– Я лежу в хорошей больнице, – напомнила Галя, – не в палате на двенадцать человек, и похоронят меня тоже на средства Веры. Поклянись, что всегда будешь ей помогать, мы растратили чужой капитал.

И Лидочка дала ей клятву, что не оставит сестру.

После похорон Вера спросила:

– Наверное, тетя Галя рассказала тебе про деньги? Они заканчиваются, совсем мало осталось. Я хочу учиться в институте, давай поменяемся документами. Мы похожи, фотографии в паспорте ужасные, никто ни о чем не догадается. Я стану Лидой Горелик, а ты Верой. Через год поступишь в университет и получишь образование. Тетя Галя приказала тебе мне помогать…

Услышав последние слова подруги, я ахнула. Вера снова встала и пошла к камину.

– И ты согласилась! – подскочила я. – Совершила такую глупость!

Верочка (язык не поворачивался назвать ее Лидой) грустно улыбнулась.

– Мне тогда должно было исполниться восемнадцать. Какой ум в такие-то годы? Я рассудила просто: Вере никогда не поступить в вуз, а я дала маме клятву, пообещала не бросать сестру. Я же смогу попасть в университет на следующий год. Ну буду Верой, а не Лидой Горелик, и что?

– А как вам удалось обмануть знакомых? – недоумевала я.

Вера пожала плечами.

– Разменяли трешку на две однушки, перебрались на другой конец Москвы, никогда не общались с бывшими одноклассниками, все наши подруги из института. Все оказалось очень просто.

– Цыганка! – воскликнула я. – Вот почему ты на всю жизнь запомнила встречу с гадалкой!

Верочка зябко поежилась и присела на скамеечку у печи.

– Очень я тогда испугалась. Просто для смеха протянула женщине руку, а та как завела: «Живешь чужой жизнью, верни свою. Вижу несчастье и смерть, но они должны достаться не тебе…» Я прямо окаменела! Слава богу, вы подошли, и предсказательница убежала. Она с меня денег не взяла, и от этого мне только страшнее стало.

Я еще раз уточнила:

– Значит, ты Лида Горелик?

– Да, – кивнула подруга.

– А Лида – Вера? То есть Алена?

– Верно.

– Расторопная девочка, – прошептала я. – В десять лет сумела ловко сориентироваться, купила себе семью за деньги, спрятанные родителями. Интересно, откуда у Фурыкиных богатство?

– Это останется тайной, – так же тихо ответила Вера, – но, думаю, Алексей Фурыкин брал большие взятки.

– И ты не знала про то, что он сексуальный маньяк? – не успокаивалась я.

– Нет, мама ничего о той истории мне не говорила. Она даже не намекнула, что Вера моя двоюродная сестра. А ведь многие отмечали, что мы похожи внешне.

– И шрам! У тебя он есть, а у настоящей Веры нет! – занервничала я.

– У нее на запястье была еле-еле видная отметина. – Подруга слабо улыбнулась. – А мой рубец… На маминых поминках меня сестра случайно хлебным ножом полоснула. Кровищи было! Но к врачу мы не поехали, кое-как сами бинтами замотали. В общем, заросла рана плохо. Сейчас-то я понимаю: Вера уже тогда задумала стать Лидой Горелик, а значит, надо было и мне шрам сделать. Так что не случайно она по моей руке чиркнула.

– Она тебя ненавидела! – закричала я. – Жила с вами, отдала деньги, но завидовала двоюродной сестре, у которой такая замечательная мама. Лида потом развела тебя с Юрой, приставала к Андрею Савельеву. Господи, она и не предполагала, что он брат одной из жертв Алексея Фурыкина. Если бы ты не поменялась с ней документами…

Я прикусила язык.

– Ира была бы жива, – закончила за меня Верочка. – Вот так глупость, совершенная в юности, оборачивается через много лет трагедией.

Я бросилась к подруге:

– Ты не виновата! Первопричина всех бед в Алексее и Светлане Фурыкиных. Наверное, Света, выйдя на свободу, кинулась к тайнику, но ничего там не обнаружила, а имени, под которым жила дочь, не знала. Или она подумала, что на деньги случайно наткнулся посторонний человек. Алена ею в расчет не принималась!

– В Америке я начну жизнь заново, – грустно улыбнулась Вера, – меня там будут считать матерью Сережи, прошлое останется в Москве. Новая страна, новая работа, может быть, новое счастье? Давай завершим этот разговор.

Проводив Веру и Сережу, я вернулась в гостиную и застыла у большого окна, смотревшего на лес. Мы все в юности совершаем глупости, вот только подчас плата за них оказывается слишком высокой. Хорошо, что Вера уезжает, в чужом городе она легче реанимируется, и, возможно, ее и правда там ждет личное счастье.

Говорят, жизнь полосатая. Она похожа на зебру, черные полосы неудачи сменяют белые, когда все просто замечательно. Мне не встречались люди, у которых все всегда было бы плохо или, наоборот, лучезарно прекрасно. Но вот бедной Верочкой досталась особая, клетчатая зебра. Беда и радость в ее жизни были расставлены в шахматном порядке.

Из состояния задумчивости меня вывел резкий телефонный звонок, я схватила трубку и, не успев придать голосу беззаботность, буркнула:

– Слушаю.

– Дашута, это я! – заорал мужчина. – Чего молчишь?

– «Я» бывают разные, – вырвалась у меня цитата.

– Не узнала? Кирилл Ласкин. Как дела? К Новому году готовишься? Меню составила? Что на горячее подавать решила?

– До тридцать первого декабря полно времени, – удивилась я.

– Заранее надо о столе позаботиться, хорошая хозяйка не мчится за час до полуночи в кулинарию, – укорил меня Ласкин. – Ладно, встречай посылку. Я отправил тебе…

– Утку? – В ужасе я отшатнулась от окна, разом вспомнив неснимающиеся штанишки, белую мышь, лихорадку реки Нга, а главное, зануду Фирсова из центра «Князь». – О нет! Только не водоплавающее!

– Я тоже подумал, что утка – это несолидно, – оборвал меня Ласкин. – Получишь поросенка! Его доставит уже знакомая тебе Анна Сергеевна. Поезд из…

Я впала в транс. Кто из великих сказал, что в жизни все повторяется дважды? Неважно, кому принадлежит сия мысль, но она верна, ко мне на всех парах несется на поезде Момылино—Москва поросенок от Ласкина. Почему-то я уверена, что милейшая Анна Сергеевна снова перепутает посылки, и мне придется опять гонять по всей Москве, пытаясь получить подарочек! Неужели я становлюсь похожей на Дегтярева, который часто повторяет:

– Все хорошее в нашей жизни может стать еще лучше, а все ужасное – еще ужаснее.

Кстати, о полковнике! Твердым шагом я вышла из гостиной и поднялась в комнату приятеля с вопросом:

– Хочешь на Новый год поросенка, фаршированного гречкой?