Сергей Гайдуков - Небо в алмазах Страница 59

— Одно уточнение, — сказал я. — Не «оставляет», а «оставлял». Не «делает свое дело», а «делал свое дело». Он мертв, Костя, и это была не массовая галлюцинация.

— Где труп? Где ключик на шее? На что мне приманить Треугольного?

— Ключик... — Я вдруг вспомнил про телефонный звонок из Тамариной конторы. — Он еще и ключи от квартиры утащил.

— От какой еще квартиры?

— Тамара сторговала ему квартиру... Пятикомнатную. Он же вроде бы и алмазы пошел продавать, чтобы наличные раздобыть...

— И он ключи не вернул?

— То ли он не вернул, то ли они у Тамары остались...

— У нас нет трупа, — загнул Шумов большой палец. — У нас нет чемодана с деньгами, — он загнул указательный палец. — И у нас нет ключа от пятикомнатной квартиры, — он загнул средний палец. — И не идиоты ли мы после этого?

— В каком смысле?

Вместо ответа Шумов стремительно сорвался с места. Полы мухинского пальто развевались, и могло показаться, что сыщик летит над черным асфальтом в неярком свете уличных фонарей. На коротких крыльях из темно-серого кашемира.

4

Шумов не успокоился до самой улицы Чайковского. Он поносил меня всякими нехорошими словами, наиболее приличными из которых были «тормоз на пути прогресса». Прогрессом, разумеется, был сам Константин Сергеевич.

— Раньше ты мне не мог про эти ключи рассказать? Или у тебя профессиональная болезнь всех вышибал — идиотизм с осложнениями на мочеполовую систему?!

Я пропустил мимо ушей мочеполовую систему и ответил:

— Я не знал раньше про ключ.

— А откуда же ты вдруг узнал? Как это тебя вдруг осенило?

— Мне позвонили.

— Кто тебе позвонил? Благотворительная организация помощи жертвам сотрясений мозга? Фонд опеки вышибал-профессионалов? — презрительно пыхтел Шумов. — Позвонил... Позвонил?

Его будто парализовало. Прямо под светящейся цифрами табличкой «Ул. Чайковского, 42».

Я подумал, что Шумову полегчает, если все же отвечу на его оскорбительные вопросы:

— С Тамариной работы мне позвонили. А не из какого не из фонда...

— Когда тебе позвонили?

— Ну, часа два назад. Или три.

— Если тебе звонили из офиса, то это было еще до конца рабочего дня, — рассудил Шумов. — Самое позднее — семь часов. Сейчас... — он посмотрел на часы. — Одиннадцать. Четыре часа разницы. Это называется — финиш.

— Какой еще финиш? — не понял я. — При чем здесь четыре часа?

— Хотя, — Шумов разговаривал сам с собой, очевидно, не наблюдая рядом собеседников. — Пока они передадут информацию, пока все это дойдет до верха... И они не будут пороть горячку, они постараются сделать все как можно аккуратнее. А на это нужно время...

— Мне можно идти домой? — спросил я.

— Ты мне еще пригодишься, — был ответ.

— Вот спасибо!

— Из-за тебя мы опоздали, — прокурорским тоном объявил мне Шумов. — Мы могли быть здесь первыми. И мы должны были оказаться здесь первыми. Если бы не твоя дурацкая память!

— А что нам здесь делать? — недоуменно пожал я плечами. — Хоть первыми, хоть сто первыми...

— Во-первых, не орать, — Шумов заткнул мне рот ладонью. — Во-вторых, быть незаметными...

Быть незаметными по шумовской методике означало согнуться в три погибели и продираться по кустам параллельно дому. А дом был длинный, поэтому пробираться пришлось долго, и я старался не думать о таких прозаических вещах, как собачье дерьмо. Судя по всему, оно служило ориентиром Шумову в его секретном путешествии по улице Чайковского.

— Номер квартиры? — прошипел Шумов. — Какой там номер квартиры?

— Я не знаю, — ответил я, подозревая, что сейчас меня снова объявят идиотом. — Эта женщина мне не сказала...

— Если она не сказала номер квартиры, то они тоже не знают номер. Значит, им пришлось проверять все пятикомнатные квартиры в доме, — шипел свои непонятные расклады Шумов. — Вот на этом они еще потеряли время... То есть не все так плохо... Но все и не так хорошо, как могло быть. Если бы не всякие...

Я привычно согласился со всеми обвинениями в свой адрес. Вот еще кто бы объяснил мне, кто такие «они» и какого черта мы играем в партизан в этих дебрях, вместо того чтобы культурно подойти к подъезду. Правда, я не знал, к какому именно подъезду нам нужно подойти.

— Вот они, — как-то особенно злобно прошипел Шумов. — Видишь? Вон там?

— А что там?

— Не слишком ли много машин у одного подъезда в двенадцатом часу ночи?

— Может, свадьба у кого? — предположил я.

— Дурак ты, Саша, — в сердцах заметил Шумов и пополз дальше.

Машин и вправду было многовато. И людей тоже. Причем ничего особенного они не делали, просто стояли возле подъезда, облепив его со всех сторон. Стояли и даже не переговаривались друг с другом.

— Странно все это, — прошептал я.

— Твой головной мозг наконец-то включился! — съязвил Шумов. — А я уже было потерял надежду... А странного тут ничего нет. Так и бывает, когда слишком упорно тормозишь.

— Что бывает?

— Сейчас увидишь, — пообещал Шумов. Я ему поверил, но «сейчас» растянулось минут на пятнадцать. Потом люди у подъезда пришли в движение, образовав что-то вроде коридора от подъезда к машинам. Такое обычно делают, когда какая-нибудь поп-звезда типа Майкла Джексона перемещается по нашей грешной земле в опасной близости от простых смертных. Я стал ждать появления звезды.

И она явилась. Только была она какая-то уж очень маленькая, щуплая и неказистая. Сопровождавшие звезду мужики были выше ее на голову.

— Это что такое? — прошептал я.

— Это не «что», это «кто». Разве ты не узнал?

Я пригляделся. Маленький, щуплый и неказистый, к машине медленно волочил ноги Алексей Мухин. Собственной персоной. И хотя он был маленький и неказистый, у него было одно важное достоинство — он был живой. И он совсем не походил на зомби.

5

— Честное слово, — сказал я, чуть не плача, — он был мертв. У него все лицо было в крови... И очки разбиты. Честное слово! — Я хотел было поклясться чем-нибудь солидным, однако в голову ничего не пришло.

— Это уже неважно. — Шумов внимательно следил за происходящим возле подъезда. — Важно, что они его нашли раньше нас. И это значит, что золотой ключик сейчас уплывет от тебя, Саша, к другим людям.

— Что за «они»? — яростно прошипел я. — Кто это такие? Это тыквинские козлы? Или это Хруст? Или это твоя Орлова все же оказалась Барыней и нашла Мухина? Кто это?!

— Есть только один способ узнать, — решительно сказал Шумов, чуть привстав и перебежав метров на пять-шесть поближе к машинам. Я сделал то же самое и поинтересовался у сыщика:

— Какой способ?

— Рискованный, — сообщил Шумов. — У тебя пистолет есть?

— Ага, — сказал я. В горле у меня почему-то сразу пересохло.

— Стрелять умеешь?

— Нет! — решительно заявил я.

— А придется, — сказал Шумов. — У меня нет времени тебя уговаривать, поэтому просто доставай пистолет и стреляй.

— Куда? — ошарашенно вытаращился я на сыщика, медленно вытягивая Олегов «ПМ» из кармана. — В кого мне стрелять?

— Ни в кого. Просто стреляй. А потом очень быстро убегай в ту сторону. — И Шумов показал, куда именно мне сматываться.

— Долго бежать?

— Пока не поймешь, что за тобой уже никто не гонится.

— А когда стрелять?

— Сейчас! — Шумов напутственно толкнул меня в плечо, а сам, пригибаясь к земле, понесся по кустам к темному микроавтобусу, возле которого в окружении нескольких здоровяков стоял маленький несчастный Мухин. Они кого-то ждали, а потом этот кто-то вышел, только я не успел рассмотреть данного человека, потому что в соответствии с указаниями Шумова я поднял пистолет вверх и нажал на курок.

У меня было тайное желание попасть в фонарь, который нависал как раз над Мухиным и его свитой, но после моих двух выстрелов я решил никому про это желание не рассказывать. Шумову скажу, что палил просто в небо.

А дальше во мне снова сработала интуиция, причем со страшной силой. Шумов мог бы и не говорить, что после стрельбы нужно бежать — я и сам просек, что оставаться в кустах равносильно смерти. Вся эта толпа, что паслась у подъезда, мигом сорвалась с места, сыпанула в разные стороны, но большая часть кинулась ко мне. И я чесанул что было силы!

Шумов говорил, что придется долго и упорно бежать, но он не предупредил, что мне вслед будут стрелять! Это оказалось неприятным сюрпризом, причем какой-то идиот засадил очередь из автомата, что совершенно недопустимо в жилых районах в позднее время суток! Люди же спят!

Стрельба придала мне сил, тем более что дальше я бежал по склону, бежал, с трудом удерживаясь от превращения в настоящий колобок. Позади орали, стреляли, ревели моторы, но я не оглядывался, потому что знал: ничего приятного я там не увижу.

Когда склон кончился, я выскочил на дорогу, и тут сверху по мне снова начали палить, но без успеха. А я юркнул в кусты по другую сторону дороги, ломанулся наугад и выбрался уже в конце какого-то сквера. Было холодно, темно и одиноко. А раз одиноко, стало быть, я оторвался от преследования. Можно было себя поздравить с наступившим праздником.