Наталья Александрова - Влюбленным вход воспрещен! Страница 6

Я открыла ее двумя ключами и вошла в тишину и покой чужой квартиры.

Прихожая была просторная и очень красивая. Пол выложен узорным бежевым кафелем, стены отделаны дорогими панелями под мореный дуб. Слева от входа – зеркальные двери стенного шкафа-купе, прямо впереди три ступеньки вели в огромную кухню, справа виднелись несколько дверей из дорогого темного дерева.

Я повесила свою скромную курточку в стенной шкаф и для начала заглянула на кухню.

Здесь все сверкало – стекло и металл, самая современная бытовая техника и развешанные по стенам для красоты старинные медные ковши, кастрюли и сковородки. Середину кухни занимал большой стол из толстого матового стекла, на видном месте красовалась отличная хромированная кофемашина – на две чашки, с дюжиной разных режимов. Здесь я могла бы приготовить себе и латте, и капучино… если бы, конечно, в доме нашлось хоть немного кофе!

Но вот продуктов здесь не было никаких – я убедилась в этом, выдвинув по очереди несколько ящиков и открыв дверцу холодильника.

В общем, этого и следовало ожидать – если люди уехали за границу, с какой стати они будут оставлять здесь кофе и сливки? В расчете на то, что я приду сюда переночевать?

Я положила свои покупки на полку огромного холодильника (они выглядели здесь очень сиротливо) и отправилась на экскурсию по квартире, которой на одну ночь предстояло стать моим домом.

Гостиная оказалась просторной и почти пустой – в одном углу огромная плазменная панель, в другом – низкий кожаный диван, по стенам – несколько картин. Я в таких картинах совершенно ничего не понимаю – какие-то пятна и полосы, но по цвету они очень подходили к этой комнате и выглядели очень дорогими.

Отсюда одна дверь вела в спальню. Спальня была поменьше, ее почти целиком занимала кровать, зато уж с впечатляющими размерами! Это была не кровать, а вертолетная площадка, только очень мягкая и удобная!

Ну что ж, значит, сегодня я высплюсь с комфортом.

Из спальни я перешла в третью комнату. Похоже, хозяйский кабинет – судя по застекленным книжным шкафам красного дерева и такому же письменному столу. За стеклянными дверцами виднелись тисненые книжные переплеты, однако, когда я открыла дверцу и попыталась взять с полки книгу, меня ожидало разочарование: все книги оказались бутафорскими. То есть на полках стояли одни корешки, призванные производить на гостей солидное впечатление. Только на самой нижней полке стеснительно пристроились несколько дамских романов в розовых гламурных обложках.

Я хмыкнула и пошла дальше: хозяев квартиры я знать не знаю, и их вкусы меня совершенно не касаются.

Наконец я оказалась перед дверью ванной комнаты. Эта дверь из матового стекла была слегка приоткрыта, так что я из коридора разглядела краешек розовой гидромассажной ванны, и дальше – душевую кабинку. Я прямо сейчас начну наслаждаться жизнью, и для начала приму душ в дорогой кабине, чтобы смыть всю дневную усталость и накопившееся за зиму дурное настроение! А потом, пожалуй, и в джакузи понежусь!

Дома мне никогда не удавалось толком поваляться в ванне – тут же в дверь начинала ломиться Валентина, которая именно сейчас решила почистить зубы или побрить ноги, а то и ее Великолепный Гоша, которому вообще неизвестно что понадобилось. Но здесь-то я оторвусь как следует! Проваляюсь в теплой воде хоть два часа, а потом завернусь в полотенце и пойду на кухню ужинать!

Или еще лучше: поужинаю прямо в ванне!

Правда, для этого мне придется самой все приготовить и сервировать, самой принести все в ванную и самой себе подать – но уж так и быть, постараюсь для себя любимой!

Я представила, как блаженствую в огромной розовой ванне, наслаждаясь свежим эклером, и замурлыкала от удовольствия!

Представив себе эту картину, я распахнула дверь ванной, вошла внутрь, включила свет и через голову стянула свитер. Затем обернулась, чтобы куда-нибудь его положить…

И завопила от неожиданности.

Или, точнее, от ужаса.

На полу ванной, выложенном розовым кафелем, лежал мужчина.

Я сжала зубы, чтобы прекратить орать, и зажмурилась.

Не знаю, на что я надеялась – может быть, на то, что когда снова открою глаза, этот мужчина бесследно исчезнет.

Не раскрывая глаз, я тихонько уговаривала его:

– Ну, исчезни, пожалуйста! Ну, что тебе стоит! Как все будет хорошо, если тебя не станет! Ну, пожалуйста! Жизнь была бы прекрасна и удивительна, если бы не ты!

Однако когда я снова открыла глаза – совершенно ничего не изменилось. Он лежал на прежнем месте и, как и прежде, не подавал никаких признаков жизни.

Судя по всему, он был мертв.

Кричать я на этот раз не стала: у меня хватило мозгов сообразить, что, если на мой крик кто-нибудь явится, мне станет только хуже. Я нахожусь в чужой квартире, рядом с покойником, и мне будет очень трудно объяснить, как я сюда попала.

Вместо этого я наклонилась над незнакомцем, чтобы убедиться – вдруг он не умер, а только потерял сознание и упал, поскользнувшись на гладком кафеле.

Моим скромным надеждам не суждено было осуществиться.

При ближайшем рассмотрении я убедилась, что незнакомец мертв. Более того, у него был проломлен затылок, и на розовом кафеле расплылось большое темно-красное пятно.

– Боже мой, – проговорила я жалобно. – Ну за что, за что мне это? Разве я так много хотела? Я всего лишь мечтала провести вечер в тишине и покое, хотела выспаться на удобной, мягкой кровати, без орущих соседей за стеной… а вместо этого нахожу здесь совершенно незнакомого мертвого мужика!

И тут до меня неожиданно дошло, что лицо мертвеца мне смутно знакомо.

Где-то я совсем недавно видела эту холеную самоуверенную физиономию, этот квадратный подбородок, покрытый стильной трехдневной щетиной…

Больше того, я его видела неоднократно.

И наконец я осознала, что передо мной на кафельном полу лежит телеведущий Александр Каренин.

О господи! Но этого просто не может быть…

Ведь я назвала его имя сестре только потому, что увидела в газете эту самодовольную морду! Неужели наши мысли и слова могут таким ужасным способом материализоваться?

Я сделала над собой усилие и снова наклонилась над Карениным, чтобы проверить пульс. Вдруг он все же жив?

Пульса не было. Но все же это был хоть и мертвый, но человек, а не плод моего воображения. Вот скажите, пожалуйста, каким образом он здесь появился?

Я села на пол около трупа: ноги меня просто не держали.

Что же делать? Что делать?

Первая мысль, мелькнувшая в моей бедной голове, – просто сбежать отсюда, сделать вид, что меня здесь никогда не было, вернуться домой и принять участие в Валентининой свадьбе… Ну, послать этого Каренина подальше старым испытанным способом. Он мне и живой-то на фиг не сдался, а мертвый и подавно.

Сейчас, рядом с трупом, соседка казалась мне образцом добродетели и человеколюбия, а ее шумные гости – лучшей компанией, о какой я только могла мечтать. И что мне взбрело в голову увильнуть от их милого семейного праздника? Ну, подумаешь – немножко шумные и крикливые, но, в конце концов, это такая ерунда!

Но тут же я сообразила, что мое изображение имеется на камере в подъезде. У меня еще хватило ума ей подмигнуть. И понадобится совсем мало времени, чтобы установить мою личность.

Кроме того, даже если я сбегу – очень быстро выяснится, что ключи от этой квартиры есть только у Ольги, и она окажется под подозрением. А я, при всем моем отношении к сестре, вовсе не желаю подложить ей такую свинью!

Мимоходом всплыла в моей голове мысль, что двумя постулатами, которыми я руководствовалась раньше, в данном случае никак не обойтись. Легко было раньше говорить, что мне все в жизни по барабану. Теперь-то речь идет о себе любимой и о моей единственной сестре. Да-да, хоть где-то там, за океаном, есть у нас еще одна сестричка, мы с Ольгой ее никогда не видели и, надо думать, уже не увидим. Кстати, последние сведения о мамуле, которые мы получили лет десять назад от общих знакомых, были таковы.

Надо сказать, что основным источником информации о маминой жизни являлась тетя Рая, ее то ли двоюродная, то ли троюродная сестра.

Тетя Рая была личностью незаурядной.

Когда-то давно она слыла довольно известной певицей, потом вышла замуж за американца, уехала с ним в Штаты и осталась там навсегда, хотя муж потерялся на каком-то крутом вираже ее судьбы. Впрочем, сама тетя Рая со свойственным ей юмором говорила, что американский муж – это не роскошь, а средство передвижения.

В Штатах ее вокальная карьера не удалась, у нее не было ни сольных дисков, ни концертов в Карнеги-холле, ни выступлений на федеральных телеканалах. Тетя Рая, однако, ничуть не расстраивалась, пела в русских ресторанчиках от Нью-Йорка до Сан-Франциско, гастролировала по маленьким городкам Среднего Запада и радовалась жизни.

Время от времени она, как комета, ненадолго залетала на историческую родину – то есть в Петербург, – привозила многочисленные чемоданы, битком набитые нарядами, навещала нас с сестрой, дарила нам бесполезные подарки и сообщала последние новости о жизни нашей непутевой матери.