Елена Логунова - Декамерон по-русски Страница 6

– Я велю написать это каллиграфическим почерком на твоей надгробной плите! – рассвирепел редактор. – Всеволод, солнце мое! Ступай прочь и не морочь мне голову! Кстати, «прочь» и «не морочь» – это ведь неплохая рифма…

Легкоступов успокоился так же быстро, как вскипел, и вдохновенно зачиркал карандашом по бумажке.

– Вот-вот! – с упреком молвил Полонский, выйдя из кабинета. – Как самому себе гонорары за дурацкие стишки начислять, так это он может! А как поддержать высокое искусство, так это фигушки!

– Сева, высокое ты наше искусство! – прыснула хорошенькая секретарша Анечка. – Не расстраивайся, пожалуйста, нам всем твои хокку очень, очень понравились! Особенно вот эта:

– Поведай нам о своих странствиях,                                                               Чижик-пыжик-сан!Видел ли дальние реки?Пил ли горячий саке?

– Да, – согласился Полонский, под влиянием комплимента сделавшись чуть менее грустным. – Горячий саке – это хорошо. Пожалуй, горячий саке – это именно то, что мне сейчас нужно.

– Хочешь чаю? – предложила добрая девушка, потянувшись к электрочайнику. – Правда, он не совсем горячий…

– И совсем не саке! – грустно молвил Сева и с изящным самурайским поклоном удалился из редакции несолоно хлебавши.

В качестве приблизительного аналога горячей рисовой водки он планировал употребить теплый коньяк из фляжки, которую всегда носил в глубоком кармане на бедре Сашка Баринов, но реализовать это намерение не смог, потому что не дошел до офиса.

На подступах к «МБС» разворачивалось какое-то шумное массовое действо. Едва подъехав на свой этаж и еще не выйдя из лифта, Всеволод услышал громкий командный голос директора рекламного агентства Михаила Брониславича Савицкого, который торопливо и вдохновенно распоряжался:

– Аллочка, фикус в уголочек задвинь, чтобы веточки не поломали! Зоенька, распахни дверку пошире! Правый задний, просунься в кабинетик! Левый передний, заводи свой краешек за уголочек!

Помимо голоса начальственного распорядителя, за уголочком слышалось многоголосое сопение, тяжкие бурлацкие вздохи и сдавленная ругань. Не дожидаясь, пока Правый Задний, Левый Передний и прочие участники эпического процесса выберутся на прямую дистанцию к лифту, умудренный суровым жизненным опытом Полонский нажал кнопочку закрывания дверей и поехал на первый этаж.

Ему уже доводилось принимать участие в выносе из родного рекламного офиса разной старой мебели с последующим заносом туда же новой. Повторять сей героический подвиг Сева не желал. Утонченной творческой натуре поэта-япониста тяжкий физический труд откровенно претил.

Проходя мимо вахтерши в холле, Сева продекламировал родившееся у него экспромтом:

– Срубили могучую ветку японского дуба!«Эй, ухнем!» – кричат самураи.Потянем, сама пойдет!

С этими словами он вприпрыжку, не отягощенный ни увесистыми деревянными конструкциями, ни угрызениями совести, сошел с высокого крыльца и направился в ближайшее питейное заведение.

В маленьком итальяно-грузинском ресторанчике с витиеватым, но честным названием «Генацвале Чиполлино» в мертвый час между завтраком и обедом было тихо и пусто.

– Мне что-нибудь покрепче, – попросил Сева усатого бармена в кепке, красно-бело-зеленые клетки которой напоминали о расцветке итальянского флага.

– На радости или с горя? – остро сверкнув черным глазом, спросил бармен.

– С горя, – признался Сева.

– Наш фирменный напиток «С горя»: три части белого лигурийского вина, одна часть чачи и маринованный перчик! Ола-ла! – бойко протарахтел бармен, проворно сооружая коктейль.

Всеволод понюхал бокал и прослезился. Потом сделал глоток и заплакал.

– Пей, дорогой, пей! – подбодрил его бармен. – Сейчас все твои слезы выльются, больше плакать не сможешь, тогда какое будет горе? Тогда будет радость! Тогда я тебе наш фирменный коктейль «На радости» смешаю!

– А в нем что будет? – обмахивая ладонью обожженный рот, прохрипел клиент.

– Вай, ола-ла, все самое сладкое! – восторженно зажмурился бармен. – Один шарик ванильного джелато, одна часть персикового сока и три части чачи! Очень вкусно! И очень радостно! Видишь, девушка выпила? Вай, как теперь улыбается!

Выпившую девушку плачущий Сева разглядел с трудом: она была маленькая, хрупкая и в своем синем пальтишке с белым шарфиком почти сливалась с изображенным на стене морским пейзажем. Улыбающаяся барышня сама помогла Полонскому обнаружить ее, приветливо помахав ему рукой.

– Вот видишь? Уже тебе хорошо! Такая девушка зовет! Иди к ней, иди! – Разговорчивый бармен похлопал Севу по спине, подталкивая его в нужном направлении.

– А пуркуа бы и не па? – отклеиваясь от стойки, пробормотал себе под нос поэт-полиглот.

Девушку звали Алей. Избалованному женским вниманием Севе она понравилась: красивая, ухоженная, модно и к лицу одетая, Аля не жеманилась, как гламурная дура. Наоборот, она была очаровательно и непринужденно весела. Впрочем, возможно, это объяснялось не только ее природным характером, но и чрезвычайно бодрящим действием итало-грузинского коктейля «На радости».

Полонский, настроение которого заметно улучшилось уже после фирменного пойла «С горя», заказал еще две «Радости» – себе и новой знакомой – и после этого возрадовался настолько, что принялся декламировать Але свои русско-японские вирши, не нашедшие признания у редактора.

Милая девушка смеялась, стихи хвалила, на Севу глядела зазывно. Из «Генацвале Чиполлино» Полонский ушел в предвкушении плотских радостей, фамильярно придерживая веселую красавицу за хлястик модного итальянского пальто.

На улице было прохладно и ветрено. Полонский окутал плечи барышни собственным шарфом, но этого оказалось недостаточно. Аля подняла капюшон, задрожала и перестала смеяться. Многоопытный Сева встревожился, понимая, что на свежем воздухе его новая перспективная знакомая может слишком быстро протрезветь, и предложил взять такси.

– Я вызову, – сказала девушка и позвонила в службу такси со своего мобильного.

– Ох уж мне этот феминизм! – пожав плечами, показательно вздохнул Полонский.

Он не любил женщин, озабоченных борьбой за равноправие с мужчинами. Ему больше нравилось, когда женщины борются друг с другом за мужское внимание. Все феминистки, с которыми Всеволод был знаком, выглядели до отвращения асексуально. Хорошенькая Аля в этом смысле совершенно не походила на типичную феминистку.

– Это вовсе не феминизм, просто у меня тариф дешевый, – объяснила девушка.

Сева снова пожал плечами и промолчал, но про себя подумал, что его новая знакомая не выглядит женщиной, склонной к экономии. Аля тоже поежилась. Видно было, что в модном пальтишке, рассчитанном итальянским производителем на теплый средиземноморский климат, ей откровенно зябко. Всеволод расстегнул пальто и галантно укрыл его полой дрожащую Алю.

– Такси будет через пять минут. Встанем за углом, там меньше дует, – предложила она и, не дожидаясь ответа, поспешила укрыться за стеной ближайшей пятиэтажки.

Сева мысленно дополнил противоречивую характеристику новой знакомой положительным определением «рассудительная» и поскакал за ней вдогонку.

– Обними меня! – жалобно попросила Аля.

Разумеется, галантный Полонский с готовностью распахнул и пальто, и объятия. Девушка крепко прильнула к нему и по собственной инициативе страстно поцеловала.

– О! – вымолвил Сева.

Он почувствовал, что ловкие пальчики спешно расстегивают на нем рубашку и вытягивают ее из брюк, и добавил:

– Ого!

– Закрой глаза! – шепнула страстная дева.

Смущенный и взволнованный неожиданно стремительным развитием событий, Сева подчинился и услышал многообещающий свист «молнии». В следующий момент клацнул расстегнутый ремень, и не удерживаемые им брюки поползли вниз по бедрам Полонского наперегонки с нервными мурашками. Жульнически приоткрыв один глаз, он увидел, что девушка опускается к его ногам, и в предвкушении экстремального удовольствия снова крепко зажмурился.

В следующую секунду в ближайшем окне шумно разбилось стекло. На непокрытую голову Севы посыпались осколки. Он вскрикнул и завертелся волчком, пытаясь подхватить упавшие штаны и заодно понять, что происходит. В этом желании он был не одинок: в комнате за разбитым окном кто-то матерно задавался тем же вопросом, из других квартир также высунулись любопытствующие.

– А-а-а-а! – Аля истошно завизжала и, едва появились первые зрители, добавила в бессловесный вопль шокирующей информации: – Помогите! Спасите! Насилуют!

– Где? Кто? Что? – бестолково лепетал испачканный алой губной помадой Полонский, топчась по битому стеклу в предательски спущенных штанах.

– А ну, отойди от девочки, гад! – скрипучим голосом закричала старая бабушка и высунула в форточку трясущуюся клюку.