Клод Изнер - Леопард из Батиньоля Страница 61

Айрис была восхитительна и в скромном туалете из серо-голубого крепа, который надела специально для отца. Она вся светилась в предвкушении вояжа и мысленно перебирала упакованные в чемоданы пляжные костюмы, предусмотрительно закупленные в универмаге Лувра. Среди этих костюмов был один из белоснежного пике, подчеркивающий талию и украшенный волнистыми оборками на бедрах, — он точно произведет фурор…

Не догадываясь о белоснежной оборчатой бомбе, скрытой в чемодане своей дульсинеи, Жозеф с покорным видом слушал последние наставления старшего патрона:

— …При купании пусть непременно держится за канат — извольте проследить за этим, иначе ее унесет в открытое море первой же волной, она ведь такая рассеянная, сама не заметит, как окажется вдали от берега. После приема пищи купаться запрещается, необходимо выждать хотя бы четыре часа от начала процесса пищеварения, в противном случае весьма высока вероятность обморока и…

Кэндзи прервало патетическое мяуканье, все взоры тотчас обратились на закрытую корзинку, которая совершала яростные скачки на перроне. Таша поспешно подхватила корзинку на руки и попыталась успокоить ее обитательницу:

— Бедная моя Кошка, все хорошо, через четыре часа ты уже будешь на воле…

— Обмотай корзинку веревкой, а то твоя бедная Кошка удерет, — сказал Виктор и мечтательно вздохнул.

— Да уж, лучше ее вообще не выпускать, не то все ковры загадит. Ежели скотинка в детстве была побродяжкой — пиши пропало, никакая выучка тут не поможет! — заявила Эфросинья.

— Что вы говорите? — обиделась Таша. — Кошка у нас очень чистоплотная!

Кэндзи, которого ничуть не занимали вопросы кошачьей гигиены, изготовился было продолжить перечень напутствий, но обнаружил, что Жозеф и Айрис от него улизнули — они покупали свежий выпуск «Пасс-парту» у газетчика. Виктор стоял рядом с ними и нервно курил, поглядывая на Таша; Эфросинья была занята очередной ревизией пожиток. Японец сообразил, что остался один на один с Джиной, и от неожиданности даже слегка попятился. Та с трудом сдержала улыбку: «Он меня боится…»

— Месье Мори, почему вы решили от меня избавиться? Ваше стремление отослать на курорт Айрис и Таша мне понятно — вы хотите оградить их от последствий скандальной огласки, которой предано ваше с Виктором недавнее расследование. За девушками будет присматривать Жозеф — это тоже понятно. Ваша забота о мадам Пиньо, заслужившей отдых, предельно ясна и похвальна. Но когда вы предложили, чтобы я отправилась вместе с ними, меня это удивило.

— Вы остаетесь без ученицы, а пребывание на море пойдет вам на пользу… — промямлил Кэндзи.

— Очень мило с вашей стороны побеспокоиться о моем здоровье.

— Я подумал, что вы… вы с Таша будете рады провести время вместе…

— Не сочтите меня неблагодарной, но поначалу я, не подозревая о вашем великодушии, полагала, что мое общество вам неприятно, и вы попросту желаете спровадить меня подальше.

Японец побагровел и почувствовал, что не может произнести ни слова. Джина же, обнаружив, что ей удалось привести в замешательство этого всегда невозмутимого, отлично владеющего собой человека, возликовала. Тут паровоз издал вздох, выдув облако пара, и Жозеф, деловитый, как петух в курятнике, бросился заталкивать в вагон своих подопечных, а затем с помощью Виктора и Кэндзи загрузил туда бесчисленный багаж.

— Сколько вещей, патрон! Можно подумать, мы отправляемся в Китай! — крикнул он, высунувшись из окна, и помахал кепи: — Не волнуйтесь, у меня все будет под контролем!

Кэндзи послал дочери воздушный поцелуй, а Джине — долгий тревожный взгляд. Виктор не сводил глаз с Таша, которую Эфросинья почти расплющила о вагонное стекло.

— Иисус-Мария-Иосиф, так и пышет паром, поглядите туда, так и пышет! А вдруг котел взорвется?

Проводник запер дверцу вагона на ключ, раздался оглушительный свисток, застучали колеса. Состав с лязгом двинулся к мосту Европы и вскоре исчез в жерле Батиньольского туннеля.

В душном фиакре, катившем по улице Рима, Виктор старался отделаться от навязчивых воспоминаний об Одетте де Валуа, его бывшей любовнице, которая четыре года назад тоже уехала в Ульгат.

— Какие планы на вечер? — поинтересовался Кэндзи.

— Вернусь на улицу Фонтен и завалюсь спать, если, конечно, все эти господа из прессы и полиции оставят меня ненадолго в покое. А у вас?

— Наведаюсь к вдове Поля Тэнея, отдам ей урну с прахом ее покойного мужа. А потом я намерен заскочить к себе, переодеться и немного развеяться в приятной компании.

— О, понимаю…

— Что это вы понимаете?

— Компанию вам составит одна очаровательная особа, которая от вас без ума, — усмехнулся Виктор, не осмелившись назвать имя Эдокси Аллар.

— Ошибаетесь, я проведу этот вечер с мужчиной, — невозмутимо сообщил японец.

— С мужчиной?! — вытаращил глаза Виктор.

— Не надо делать такое лицо. Мои естественные склонности не претерпели тех судьбоносных изменений, на которые вы намекаете. Речь идет о моем близком друге, почти сыне. Ему не терпится забиться в берлогу и похандрить, а я пропишу ему курс лечения от сплина.

— Вы имеете в виду…

— Я имею в виду вас, Виктор. Мы идем в «Фоли-Бержер». Красивые женщины благотворно влияют на состояние души.

— Это слова мудреца или повесы?

Кэндзи в ответ состроил привычную мину — один глаз прищурен, во втором пляшут чертики, — и как всегда, сделался похож на хитрого кота. Он притворно зевнул, вздохнул и закрыл глаза — мол, расположен подремать, невзирая на тряску. Виктор, тронутый заботой отчима, хотел было потрепать его по плечу, протянул уже руку — но передумал и, откинувшись на спинку сиденья, уставился в окно фиакра.

На площади Конкорд били фонтаны, ветер подхватывал сверкающие капли, и такими же каплями разлетелось-рассеялось недавно законченное криминальное расследование. Дело закрыто.

— Иисус-Мария-Иосиф, сколько убийств! Кровищи-то, кровищи — по макушку вымокнешь! — прокомментировала Эфросинья, складывая прочитанный выпуск «Пасс-парту».

Жозеф, упреждая шквал упреков, который вот-вот должен был на него обрушиться, поспешно выпалил:

— Есть и более опасные виды деятельности! К примеру, от рук врачей умирает куда больше народу. А спорт? В Англии на футбольных матчах погиб семьдесят один человек за полтора года!

— Не заговаривай мне зубы! — отрезала Эфросинья. — Заниматься глупостями вместе с господами Легри и Мори — куда опаснее, чем играть в какой-то там футбол. Ты подвергаешь себя ужасным опасностям, защищая всяких там невинных! Лучше уж пиши свои романы-фельетоны на радость домохозяйкам. Вы согласны со мной, мадемуазель Айрис?

— Еще как согласна, мадам Пиньо! Кстати, Жозеф вчера отнес свой «Кубок Туле» Антонену Клюзелю, и тот обещал начать печатать его уже в октябре. Он даже выдал аванс!

— Мамочки мои! Правда, котеночек? Что ж ты мне сразу не сказал?

— Мы приберегли эту новость, чтобы сказать именно сейчас, — буркнул Жозеф.

— Ах, ну до чего расчудесный год получается, — расплылась в улыбке Эфросинья, — нынешний-то, девяносто третий: свадьба месье Виктора и мадемуазель Таша, ваша свадьба, детки мои, да еще и новый роман-фельетон! За это непременно нужно выпить! Прямо голова закружилась! Ой, и тошнит меня что-то — это, наверно, от скорости.

Пока Таша и Джина поздравляли Айрис и Жозефа с грядущей свадьбой, Эфросинья извлекала на свет провиант. Купе тотчас наполнилось запахом чесночной колбасы. Забулькало красное вино, и вскоре зазвенели бокалы.

Жозеф, которого так и подмывало поделиться с дамами подробностями расследования, не попавшими в прессу, подавил это отчаянное желание, впившись зубами в толстенный бутерброд, сооруженный для него матушкой. А когда прожевал и проглотил последний кусок, в его голове уже сложился план новой книги. Она будет называться «Букет дьявола», и речь в ней пойдет о преступлениях некоего директора театра, пристрастившегося убивать молоденьких актрис с помощью отравленных цветов… Жозеф не замедлил изложить замысел дамам.

Джина не слушала. Проплывавший перед глазами пейзаж казался фантастической панорамой, написанной маслом на холсте, и реальным на этом фоне было лишь странное смятение, которое вызвал в ее душе Кэндзи Мори. Воспоминания о нем будут преследовать ее все три недели на курорте… К действительности художницу вернул только громоподобный глас Эфросиньи:

— А скажи-ка, котеночек, — с вашего позволения, милые девушки, — вот когда ты станешь зятем господам Легри и Мори, ты ведь не будешь обращаться к ним «патрон» да «патрон», надеюсь? Что до меня, одно могу сказать точно: я найму домработницу!

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Лето было знойное, виноград уродился в изобилии, забастовки и волнения вспыхивали не переставая, сюрпризы весьма впечатляли. Вот и осенью подоспела новость из-за границы: «9 сентября новозеландский сенат издал указ о предоставлении женщинам избирательного права». Француженкам предстояло дожидаться того же от своих властей еще полвека.