Иоанна Хмелевская - Зажигалка Страница 64

Юлита вздохнула.

— У тебя отлично бы все получилось и естественно. Я так не умею. Хотя у меня есть знакомый маляр и очень приличная прачечная, где стирают ковры.

— Вот-вот, не забудь о них. А главное, не забывайте о Бригиде Майхшицкой! Если кто тут и напаскудил, то только она. Но подипломатичнее с ними, прямо в лоб вопросы не ставьте, старайтесь всё вокруг да около. И еще. Очень надеюсь, им самим многое понадобится у вас узнать, так вы больше помалкивайте да слушайте, могут и проговориться.

— А если ее где-то спрятали, тогда и не знаю, — канючила Юлита. — Я о зажигалке, а не о Бригиде!

И отсоединилась.

А телефон тут же снова зазвонил.

— Это вы были клиенткой Кшевца, я не ошибаюсь? — без предисловий вцепилась в меня какая-то баба. — Ну, вспомните, вы еще сказали мне о его смерти. Вы были у меня на Собеского, интересовались хутуйнией сердцеватой, извините за выражение, ну, вспомнили меня?

Я сначала было подумала, что эта женщина звонит мне с какой-то претензией, но память оживилась и подсказала: как же, магазин на улице Собеского, я интересовалась растением, которое назвала завитой хостой, а хозяйка ничего не забыла.

— О, разумеется, я отлично вас помню и очень переживаю, что сообщила вам такую неприятную новость.

— Ничего страшного, а вот сейчас тут полный бедлам! Настоящая афера, и все разрастается. Вот скажите, что-нибудь из купленного вами у меня оказалось плохим товаром, больным или еще что?

Господи, что же я у нее покупала? Ведь это было еще в прошлом месяце… А, вспомнила, ирисы! И карликовые розочки, именно ирисы и розочки я тогда первыми посадила в своем саду, собственными руками. Ну, не совсем собственными, к розочкам приложил руку и пан Ришард…

И совершенно честно ответила обеспокоенной цветочнице:

— Нет, ничего, всё в порядке. Ирисы выглядят великолепно, за исключением тех, которые были посажены рядом с орехом, а розочки так просто безумствуют — отлично себя чувствуют.

— Минутку, а откуда у вас орех?

— От пана Кшевца, ясное дело. Но в этом году я его спилю.

— А разве он вас при покупке не предупредил, что орех отравляет…

— Он нет. Я от кого-то другого узнала. И давайте не будем больше говорить об орехе, а то мне нехорошо делается.

— Все правильно! — с негодованием в голосе подтвердила цветочница. — Так оно и должно быть. А от меня эта гадость не шла, я ценю свое доброе имя.

— А что там у вас за афера?

— Из-за некоторых больных растений, и началось все, считаю, с Майды.

— С кого?!

— Да есть тут один такой, думаю, самый невезучий клиент Кшевца. Он еще получил ту сирень с красными полосками, помните?

— До смерти не забуду, — пробурчала я себе под нос, но слух у цветочницы оказался отличным.

— Он тоже. С него и началось, и пошло. Конечно, это не черная оспа и не чума, но истребить все равно надо, а это стоит денег, и за продажу такого брака полагается крупный штраф. Потому я и звоню своим клиентам. Не дай бог… Не от меня пошло, что я потеряла — это мои проблемы, но к распространению заразы я не причастна. В случае чего, надеюсь, подтвердите? Большое спасибо.

И она отключилась. Я не успела обдумать услышанное, как зазвонил сотовый.

— Тетя, наверняка это вас заинтересует, — смеясь начала Марта. — Я тут специально зашла пообщаться с людьми, когда от лошадей возвращалась, и меня очень заинтересовало, что здесь происходит. Бооольшой скандал!

Который раз в жизни почувствовала я себя эдаким местом, куда сбегаются вести. Явочной квартирой в виде старинной полуразрушенной усыпальницы на старом кладбище или разбитой молнией вековой елью, короче — старым, заброшенным объектом. Надо будет выбрать минутку и как следует рассмотреть себя в зеркале…

— Скандал из-за растений?

— Более-менее. В основном деревья и кустарник. Ментов набежала тьма, опера и сыщики на каждом шагу, и если бы тот садовод тогда не помер, уже сидел бы как пить дать. Это и впрямь он распространял и продавал людям за большие деньги больные саженцы, подлежащие уничтожению?

— Он, — со вздохом подтвердила я. — И не уверена, что сидел бы. Его бы раньше на куски разорвали,

— А кто же первый обнаружил и поднял хай? Говорят, несколько человек обнаружили больные растения среди купленных у него, а вот остальные в панике, потому как ни в чем не уверены. И мне их очень жаль. Люди столько труда вложили в свои сады, а теперь еще неизвестно, что из этого вырастет. Ведь так и помереть можно!

— Не все погибнут, молодые выживут, — утешила я племянницу.

— Ну что такое вы говорите, Тетечка! А старики? Там ведь в основном люди пожилые.

— Те и загнуться могут, но разве не прекрасна смерть среди роз?..

Отключая сотовый, я подумала, что мне следует больше внимания уделять розам, ведь я тоже отношусь к старшему поколению и очень болезненно переживаю неудачи с растениями в своем саду. Хотя, может, и обойдется, ведь сирень с красной полосой обошла меня стороной, так что есть шансы выжить…

Пока не позвонили еще, попыталась обдумать все услышанное. Слишком уж много всего… И невольно на ум пришла фамилия. Майда. Ведь с этим Майдой я уже как-то сталкивалась. Или просто слышала фамилию. Когда и где?

Ага, на Хеню с вилами бросался, вспомнила! Кто это сказал? Наверное, пан Ришард. Опять же он как-то кажется мне связанным с Вивьен Майхшицкой. Почему? Ну как же, она продала ему свою недвижимость. А это я от кого узнала? От Божены Майхшицкой, что за прелесть женщина… Опять же Майда первым поднял шум вокруг растительного скандала. А это кто сказал? Хозяйка магазина «Сад-огород». Надо же, какая активность! Шустрый тип. Интересно, сколько же ему лет, чтобы развить такую деятельность, ведь и здоровье требуется отличное, и силы немалые…

Первую свинью следователю подложил опер, работающий на улице Пахоцкой.

Он так торопился сообщить о своей находке, что задыхался от бега, и теперь докладывал отрывисто и не очень понятно.

Начал он с заявления, что нашел одну штуку. И замолчал. Не дождавшись продолжения, комиссар поторопил его:

— Ну!

Набрав воздуха в грудь, опер с трудом произнес:

— Беда с такими людьми, которые не могут жить как люди. У них обезьяна родила близнецов. И только теперь они нормально вернулись домой.

Нельзя сказать, что Вольницкий был полным дураком, но он не был и гигантом мысли. Понимал, что человек мог выражаться иносказательно. Может, и на сей раз байку о близнецах, рожденных обезьяной, следует понимать в переносном смысле?

Не до того ему, чтобы пытаться разобраться в сложных метафорах, и он попросил подчиненного:

— А ты не мог бы попроще и с самого начала? Какая обезьяна?

Опер, естественно, ухватился за обезьяну:

— Обыкновенная обезьяна. Средняя, не горилла какая-нибудь. В зоопарке. И у этих обезьян близнецы рождаются чрезвычайно редко, так они сидели при них несколько дней непрерывно, и дома практически не были.

— Кто сидел, говори же толком!

— Да супруги-зоологи с улицы Пахоцкой, они в зоопарке работают. Вернее, один из них зоолог, а второй ветеринар.

— И что?

— И зоолог-жена видела ту машину.

Преисполненный нехорошими предчувствиями, комиссар взял себя в руки, уселся за стол и потребовал продолжения:

— Какую машину? Да ты что, совсем разучился говорить по-людски? Говори нормально, а не кусками какими-то.

— Машину на Пахоцкой. Ладно, буду по порядку, но тогда по бумажке.

Он тоже сел на стул и придвинулся к столу. Вытащил из кармана мятый и грязный обрывок бумаги и принялся докладывать уже более связно:

— Сначала в зоопарке при обезьяне сидел муж-ветеринар, а жена-зоолог ждала его дома и очень беспокоилась. Еще собачка у них, с собачкой надо было гулять. А она ленивая, собачка-то, размером с теленка. Так жена только на пару минут с ней выходила и все в окно выглядывала, не приехал ли муж и как там обезьяна. Это было в воскресенье, уже ближе к вечеру. Видит — едет машина, серый «Фольксваген-пассат». Она даже кастрюлю на газ поставила. Это она так просто сказала, никакого газа у них нет, плита электрическая, да по привычке… И опять бросилась к окну. А живут они в конце улицы, и она видела, как машина развернулась и остановилась на противоположной стороне улицы. Было это в восемнадцать сорок, она все время смотрела на часы. Ждет, чтобы муж вышел. А никто из машины не выходил.

Толстый опер задохнулся от спешки и замолчал, а недобрые предчувствия следователя усугубились.

— Что ж, она до сих пор так стоит и никто не выходит? — спросил он со злостью.

— Сейчас, ох, — просопел опер. — Нет, до восемнадцати пятидесяти пяти стояла. Жена сначала подумала, что муж говорит по сотовому, потом встревожилась: не случилось ли с ним что-нибудь, и уже собралась бежать к машине, но тут зазвонил телефон, а в телефоне муж — значит, он в зоопарке. И новости о родах обезьяны сообщает — роды тяжелые, неправильные. И она собралась, чтобы тоже туда ехать. Вызвала такси, потому как машину взял муж, а теленок под ноги лезет, мешается. А тот, в «пассате» все сидел, не выходил, она из любопытства в окно посмотрела. Таксисту дала только название улочки, чтобы он в темноте по тесному переулку не путался, и машину решила встретить у въезда в их улицу. Из дома она выбежала в девятнадцать ноль восемь. Бросила взгляд на «пассат», он стоял как раз напротив ее калитки, за рулем сидел мужчина. Разглядывать его она не стала, сидел он к ней в профиль, но лицо все же запомнилось. Очень пожилой, седой, на голове короткая щетина волос, брови напряженно сведены, темнее волос, бритый, без усов и бороды. Он напряженно всматривался в глубину улицы. И кажется, у него был довольно большой нос, он как-то оставался в памяти, но обычный, без горбинки, не красный, нос как нос. И рот в движении, словно жевал что-то. Она мне даже продемонстрировала, как он это делал. Вот так.