Шарль Эксбрайя - Вы любите пиццу? Страница 7

– Мадонна…

И, блаженно улыбаясь, закрыл глаза. Потрясенная тем, что юноша, который, быть может, сейчас умрет, принял ее за Мадонну, Одри по-матерински погладила его залитую слезами щеку. Итальянец снова открыл глаза и с неожиданной страстью проговорил:

– Я ждал вас… Я вас люблю…

Даже полагая, что это признание предназначено другой, Одри неожиданно почувствовала глубокое волнение. Появившийся на площади полицейский опустился на колени рядом с мисс Фаррингтон и при свете фонарика осмотрел раненого.

– Похоже, ничего страшного… Вы его знаете?

– Нет, мы с женихом видели, как он выбежал из сада, а следом – двое каких-то людей. Они пытались убить этого юношу. И вот, когда он упал, я закричала, а Алан бросился на бандитов.

– Вы, несомненно, спасли ему жизнь, синьорина. Я позвоню и вызову «скорую помощь» – иначе он истечет кровью.

Полисмен ушел, а Одри приподняла голову молодого человека.

– Вам очень плохо?

– Не слишком.

– Как вас зовут?

– Альдо… Альдо Гарофани. Я еще не умер?

– По счастью, нет.

– Но тогда, значит, вы… не Мадонна?

– Увы, нет!

– Однако вы прекрасны, как Святая Дева!

Тут Алан, которого этот диалог на незнакомом ему языке сильно раздражал, тем более что он легко уловил в нем нежные нотки, счел долгом вмешаться.

– Что он говорит, Одри?

– Ничего… бредит немного…

Чтобы не видеть Рестона, Альдо закрыл глаза.

– Одри… я запомню… на всю жизнь…

– Но разве не ваше имя он только что произнес? – продолжал настаивать Алан.

Мисс Фаррингтон вдруг охватило чувство ненависти: Рестон своим грубым и назойливым вмешательством разрушал очарование происходившего. Девушка едва не высказала жениху все, что о нем думает, но тут подъехала машина «скорой помощи» и странное наваждение рассеялось. Санитары перенесли Альдо в машину. Желая убедиться, что молодому человеку удобно, Одри снова склонилась над ним и спросила:

– Все в порядке?

Он улыбнулся.

– Я люблю тебя, моя Мадонна…

Девушка отпрянула, боясь, что все слышали признание Альдо, но тут же невольно спросила полицейского, усаживавшегося рядом с раненым:

– Куда вы его везете?

– В больницу Сант-Андреа, синьорина.

Когда молодые люди снова остались одни в тишине ночи, Алан попытался продолжить так досадно прерванный разговор, но было слишком поздно. Одри слышала теперь лишь нежный голос красивого молодого итальянца, который сравнивал ее с Мадонной и шептал о любви. Алану действовало на нервы, что спутница его не слушает, и, когда в очередной раз она не ответила на его вопрос, Рестон сухо осведомился:

– Но в конце-то концов, Одри, в каких облаках вы витаете?

– Что?

– С тех пор, как мы спасли этого молодого бандита, вы, по-моему, сама не своя!

– С какой стати вы называете этого юношу бандитом?

– Как? Вы еще его защищаете?

– Мне незачем его защищать, просто я считаю несправедливым и неуместным оскорблять незнакомого человека…

– Согласитесь, что у нас тех, кто дерется на улице на ножах…

– Во-первых, он не дрался… на него напали… И потом… мы ведь не в Англии!

– К сожалению, я начинаю это замечать…

Одри улыбнулась от жалости. Бедняга Алан! Что он может заметить? И где ему понять итальянскую феерию? Вполне возможно, что этот Альдо стал жертвой ревнивого мужа… или какого– тайного заговора… Подруги из Соммервиль колледжа ни за что бы не узнали свою уравновешенную однокашницу в этой новой Одри, вдруг отдавшейся воображению и мечтам, где любовь и смерть рука об руку повели ее по волшебным дорогам старины и молодая англичанка неожиданно превратилась в одну из тех красавиц Кватроченто, ради чьих прекрасных глаз кавалеры с такой легкостью выхватывали кинжалы. Отчаявшись вывести Одри из молчаливого оцепенения, Рестон не стал настаивать, и они вернулись в гостиницу, не обменявшись больше ни словом.

Раны Альдо не вызвали опасений у дежурного врача больницы Сант-Андреа.

– Откуда ты родом?

– Из Неаполя.

– Ну что ж, при желании ты очень скоро туда вернешься.

В общей палате, куда его перенесли, Альдо стал вспоминать все, что произошло в этот вечер. Представив себе несчастного Рокко, он не мог сдержать слез… Бедный дядя. Бедная Джельсомина… А что скажет отец? В чем же они промахнулись? Как и было приказано, Альдо и Рокко пришли на свидание в указанное время и отдали брильянты, услышав пароль. Так в чем дело? Может, Синьори решили избавиться от нежелательных свидетелей, как только те выполнят поручение? Но подобное коварство никак не укладывалось в голове… И вдруг Альдо вспомнил, что один из нападавших, замахиваясь ножом, выкрикнул чисто неаполитанское ругательство. А что, если кто-то из сограждан, проведав о готовящейся операции, решил подстроить ловушку и ограбить их? Бандиты наверняка рассчитывали обойтись без кровопролития, ведь они не знали, что в обмен на брильянты должны передать четки, и если бы Рокко не стал настаивать… А теперь Рокко мертв, и к тому же Гарофани не получат обещанного миллиона.

Пожилая сиделка принесла Альдо попить и, заметив, что он плачет, ласково провела рукой по его кудрям и пожелала спокойной ночи. Прикосновение женской руки воскресило в памяти Альдо воспоминание об Одри. Увидятся ли они когда-нибудь? И в странной тишине огромного дортуара, где слышались лишь хриплое дыхание, глухие стоны и невнятное бормотание, Альдо погрузился в мечты о молодой англичанке…

Вернувшись в свою комнату, Одри переоделась и машинально вымыла руки. Какое у него красивое имя: Альдо. Причесываясь, девушка словно бы видела в зеркале смутное отражение раненого и слышала его шепот: «Я люблю тебя!» – «Господи! Что это со мной? Уж не сошла ли я с ума?» Одри сама себя не узнавала, и эта внезапная утрата самоконтроля немного напугала ее. Восстанавливая душевное равновесие, мисс Фаррингтон с легкой душой отнесла столь неожиданную экзальтацию на счет усталости от чрезмерно напряженного учебного года и на том успокоилась. Завтра утром она постарается вести себя полюбезнее с Аланом и, возможно, попросит отвести ее завтракать на Портофино. Рестон наверняка будет просто счастлив. Одри признала, что вела себя с женихом не слишком ласково, впрочем, это не вызвало у нее особых угрызений совести. Однако теперь все изменится. И то, что какой-то бандит (Алан, конечно, прав – этот парень наверняка какой-нибудь проходимец) так глупо сравнил ее с Мадонной, вовсе не повод сходить с ума! Одри скользнула под одеяло, выключила свет и заставила себя думать о будущем муже, о семейном гнездышке, которое она совьет, о мебели, которую выберет. И все же, несмотря на искренние усилия, мисс Фаррингтон никак не удавалось вытеснить из памяти давно и прочно обосновавшийся там образ некоего флорентийца, похожего на Альдо, словно тот ему родной брат.

На следующее после той памятной ночи утро Алан Рестон немало удивился, встретившись за завтраком с очень доброжелательно настроенной Одри, но почел за благо не упоминать о недавних событиях и был глубоко тронут, когда девушка спросила, удалось ли миссис Рестон освободиться от дорожной усталости. Алан поначалу сказал невесте, что вообще-то он должен встретиться с итальянским коллегой на виа Порто Сопрана, но, подумав немного, предложил перенести деловое свидание и провести время с ней. Одри отказалась и, совершенно забыв о недавнем своем намерении позавтракать на Портофино, заявила, что отправится в картинную галерею дворца Бьянко. Молодые люди договорились увидеться в одиннадцать часов на площади Феррари и расстались, весьма довольные друг другом.

Во дворце Бьянко Одри задумчиво бродила по галерее, пока неожиданно ее взгляд не упал на портрет «Флорентийского дворянина» кисти Понтормо. Девушка замерла. Вся комедия, которую она принуждала себя играть со вчерашней ночи, оказалась бессмысленной, раз сама судьба позаботилась показать мисс Фаррингтон лицо, о котором ей так хотелось забыть. Можно подумать, Понтормо писал этот портрет с Альдо. Одри сразу узнала этот мягкий лучистый взгляд, красивый рисунок губ, тонкие черты лица в ореоле густых черных кудрей. Мисс Фаррингтон села на скамью напротив портрета флорентийца, который, казалось, взирал на нее с иронией. А если они еще раз встретятся, подумала она, интересно, узнает ли он ее, сравнит ли снова с Мадонной, скажет ли: «Я люблю тебя» – тем чарующим голосом, чьи нежные интонации так взбудоражили нервы молодой англичанки? Где было противостоять романтической и неопытной соммервильской затворнице чарам опытного ловеласа и красавца.

Одри в общем-то отдавала себе отчет в собственной слабости и потому искала предлог, который бы в той или иной мере скрыл от нее самой истинное положение вещей. Но и в такси, увозившем ее к больнице Сант-Андреа, девушка все еще не могла найти удачное объяснение.