Светлана Гончаренко - Прошлой осенью в аду Страница 7

Я держала ее в трясущихся руках и лихорадочно соображала. Так, Фартуков вытолкнул мня вчера на площади Островского; это не моя остановка, пришлось мне бежать; следующая была моя… а следующая как раз Фокинский рынок! Стоп, когда это было?.. Я прибежала домой около восьми. Все сходится! Он! Жуткий маньяк с белым лицом! Он так бесился за троллейбусной дверью, что не сцапал меня! И он озверел, и он вышел у Фокинского рынка, и он сожрал менеджера Харлампиеву!

— Наташка! На месте этой Вероники должна была быть я, — сказала я могильным голосом.

— Напьешься — будешь, — пошутила Наташка, но сразу поняла, что мне не до смеха.

— Что с тобой? — перепугалась она. — Да на тебе лица нет! Может, водички? Нет, лучше водки! Где у тебя водка?

Я не стала отыскивать водку, а просто выложила подруге свое вчерашнее приключение. Она громко ахала. Мне как будто стало легче.

— Чего же ты вчера мне не позвонила? — удивлялась и обижалась Наташка. Я и сама удивлялась. Я настолько чувствовала себя вчера героиней Хичкока, что ничего путного сделать была не в состоянии. Ведь героини Хичкока никуда позвонить не могут — обычно рука в перчатке уже перерезала провод большим страшным ножом… Никто в целом мире не в силах им помочь…

Если рассказ о троллейбусном происшествии произвел на Наташку должное впечатление, то историю превращения визитной карточки в клетчатую бумажку она подняла на смех. Она повертела бумажку и так и эдак (а я, конечно, сохранила столь загадочный предмет) и отрезала:

— Обыкновенная бумажка. Обыкновеннее некуда. Кому надо показывать такие фокусы? Просто ты вчера не в себе была. Нет, либо он сразу сунул тебе эту ерунду по ошибке, а ты не заметила, либо ты потеряла карточку, а бумажка случайно попалась под руку.

— Как же сразу ерунду сунул, когда я собственными глазами и буквы читала, и цифры! Там была фамилия и три телефона. Я помню это прекрасно! — возмутилась я.

— Цифры могли тебе присниться. Сама ж говоришь, что уже в постели была. Иногда во сне так живо что-нибудь привидится, будто на самом деле было, — не сдавалась Наташка.

— Чепуха! Ты посмотри, бумажка какая ровненькая, а я ведь, по-твоему, целую остановку бежала и держала ее в руке. Хоть немного, но она помялась бы!

— Ты несла другую. Ту ты потеряла. Цифры увидела во сне. А эта здесь у тебя валялась. Или в сумке. Тебе все-таки нервишки подлечить надо. К чему ты всякую чертовщину выдумываешь? Маньяка тебе мало?

Наташка так ясно разложила все по полочкам, а главное, сама такая была настоящая, бойкая, румяная, полная жизни и уверенная в своей правоте, что я тоже начала соглашаться с ее простыми и примитивными объяснениями. Мне вообще тогда хотелось, чтобы все на свете было просто и примитивно.

— Что же мне теперь делать? — спросила я.

— Найди этого Фартукова. Ты ведь знаешь, что он капитан милиции. Фамилия, прямо скажем, редкая. Чего же проще? Звони в милицию! Говори, что он просил с ним связаться — это же правда? — если хочешь убедиться, что он действительно существует, что он не привидение, которое лазает в форточки и не давит при этом алоев. Другого пути нет. Звони прямо сейчас, как говорят в телевизоре.

Я растерянно взяла телефонный справочник, нашла милицейский список и робко набрала первый же подходящий номер.

— Прибрежно-Ленинский райотдел внутренних дел, — ответил казенный баритон.

— Мне нужен капитан Фартуков, — еле слышно пробормотала я.

— А кто его спрашивает?

— Вчера… Он просил… я случайно… с его помощью…

— Вынужден вас огорчить. Капитан Фартуков скончался сегодня утром при загадочных обстоятельствах, — бесстрастно сообщил баритон. — Вы можете передать свое сообщение майору Семыкину. Телефон сорок три тридцать…

Я бросила трубку, не дослушав. Это уже слишком! Фартуков скончался… Мужественный Фартуков, спасший мне жизнь! Я даже поблагодарить его не успела! Я вообще ему ни слова не сказала… И какие это загадочные обстоятельства? Наташка еще меня бралась убеждать, что все тут ясно, мол, просто я сама с приветом. Что-то она теперь скажет?

Ничего она не могла сказать. Ее этот разговор с райотделом тоже пронял. Я нарочно держала трубку так, чтобы ей было все слышно, и сейчас ее лицо, недавно ярко-розовое, как пион, сделалось бледным, как хризантема. Впрочем, бывают и белые пионы.

— С ума сойти, — наконец, сказала она. — Пойдем быстрей к нам, выпьем! Что-то мне не по себе.

Я не стала на сей раз спорить, быстренько обулась, натянула пальто и открыла дверь на площадку. Снизу, с лестницы, слышались шаркающие шаги, какие бывают у страдающих плоскостопием.

— Ну вот, это он! — с досадой обернулась я к Наташке и увидела, что ее лицо снова побелело, а глаза вылезли из орбит.

— Кто он? — еле слышно прошептала она — видимо, решила, что к нам крадется неуловимый парковый маньяк или, в лучшем случае, покойный Фартуков. Я поспешила ее успокоить:

— Да нет же, это Чепырин, физик!

Мы ведь совсем забыли про Чепырина! Мне окончательно расхотелось устраивать романтический вечер с тихой музыкой и кошачьим песком. Наташка же изначально явилась мой романтизм расстроить.

— Ну его к черту! — в очередной раз прошипела она. — Сейчас его сплавим! Положись на меня.

Она решительно захлопнула мою бронированную дверь и потащила меня вниз, навстречу физику. При этом она камнем висела на моей руке, утробно стонала и мычала, совсем как сеньора Жанна из «Мук любви». Я не сразу сообразила, что она задумала. Но если уж Наташка что-то задумала, лучше ей не перечить — все равно сделает по-своему и все снесет на своем пути. Как носорог.

Едва обе мы попали в поле зрения Евгения Федоровича, я разгадала Наташкин план, потому что к этому времени она к стонам прибавила еще и прихрамывание. При каждом шаге она псевдобольной ногой описывала широкую дугу в воздухе. В моей подруге погибла актриса, склонная, правда, сильно переигрывать.

Евгений Федорович опешил, увидев нас. Он шел на романтическое свидание не с пустыми руками. В левой он нес пучок растрепанных астр на коротких стебельках. Такие букетики на нашей троллейбусной остановке продают алкаши, озорующие по недальним дачам. В правой руке физика был пластиковый пакет, где просматривалась бутылка водки и двухлитровый пузырь сладкой воды «Буратино». Я начала было лепетать, что Наташка, моя подруга, случайно зашла… Наташка толкнула меня локтем под дых, описала ногой дугу и взяла дело в свои руки.

— Извините, ради Бога, уважаемый… Евгений Федорович? Извините! Я не хотела, чтобы Юля беспокоилась, но уж это такой человек — чуткий, отзывчивый, неравнодушный, — завела она неестественно слабым голосом. — Со мной случилось несчастье. Вот видите, травма!

Тут Наташка сделала очередной виток абсолютно здоровой с виду толстой ногой:

— С этим я еле доползла до Юли. Она оказала мне первую помощь. Знаете, она прекрасно накладывает шины! Если у вас что случится, то наложит и вам.

Что она плетет? Где это, интересно, у нее наложенная мной шина? Что-то не видать! Меня начинала разбирать истерическая дрожь, и я боялась, что невзначай хихикну. Наташка снова застонала:

— Мне надо теперь домой, и Юля взялась меня довести. Что бы я делала без нее? Редкой души человек!.. А-а-а!

Это был такой фальшивый стон, что на девятом этаже за дверью нервно залаял доберман.

— Нет, я чувствую, мне совсем плохо, — стонала травмированная. — Юля, ты еще немного должна побыть со мной! Мало ли что… Я одна, в пустой квартире… С травмой! Вдруг мне понадобится массаж сердца? Юля, не оставляй меня одну! Я тебя не отпущу! Ради Бога…

Евгений Федорович?.. поймите: она должна быть со мной в такую минуту!

— Может, вам лучше в больницу? — наконец пришел в себя Чепырин. Он все еще не терял романтических надежд.

— Нет, нет! — вскрикнула Наташка. Она вместе со мной картинно привалилась к стене и подняла ногу. — Попасть в руки черствых дежурных костоправов? Это же врачи-убийцы! Нет, только не это! Завтра я пойду к знакомому хирургу. Он бог! Ему я всецело доверяю. А эту ночь придется терпеть. Мне не впервые. Но Юля не может оставить меня, поймите же!

Евгений Федорович обреченно покосился на свои астры. Наташка, вскидывая ногу, стала проталкивать меня по лестнице в прежнем направлении.

— Позвольте, может, я вам помогу?

Наконец-то догадался предложить свои услуги! И очень кстати: я уже устала подпирать Наташку. Бедный Чепырин сунул свой букет к водке и «Буратино», а пострадавшая изо всех сил налегла на его руку.

— Юля, отдохни немного, милая, — пропела она слащавым голосом профессиональной тяжелобольной. — Ты можешь пока пакетик нести.

Я приняла у Чепырина его пакет и поплелась сзади, наблюдая этот дурацкий фарс. Хорошо, что стемнело — я никак не могла все время держать на лице необходимую озабоченную мину. Еще я боялась, что мы встретим кого-либо из знакомых, и придется как-то объяснять происходящее. Но все сошло гладко, только Евгений Федорович один раз сам остановился и, клонясь под тяжестью бессовестной Наташки, сказал: