Николай Волынский - Наследство последнего императора Страница 11

В 1915 году Степан Белецкий, начальник департамента полиции и товарищ министра внутренних дел А. Хвостова, записал в своем дневнике: «Время, в которое мне пришлось состоять в должности товарища министра, было переходное. Война затянулась, надежды на скорое и победоносное окончание ее затуманились, патриотический порыв поостыл, частые наборы (в армию. – Ред.) влекли за собой раздражение в народных кругах; расстройство транспорта и падение рубля отразились, в связи с причинами политико-экономического свойства, на недостатках в крупных центрах предметов первой необходимости; кое-где начались бабьи голодные бунты, пораженческое движение в рабочей среде увеличилось, недовольство мероприятиями правительства усилило оппозиционное настроение больших общественных кругов, антидинастическое движение начало просачиваться в народные массы даже в таких местах, где и нельзя было ранее предполагать, как, например, в области Войска Донского…»

Свои предчувствия и догадки, сомнения и тяжкие выводы фон Эссен носил в себе. Обсуждать наболевшее с кем-либо он не хотел, да и запрещалось офицерам заниматься политикой. Если Империя рухнет, жизнь его, как считал фон Эссен, теряет всякий смысл. А Империя непременно рухнет.

Он долго молчал, глядя на офицеров. Ему хотелось спросить о боевом состоянии кораблей. Контрминоносцы были построены на Франко-Русском заводе, и заслуга фон Эссена в этом строительстве была немалая. Он тогда увлекся проектом и всей силой своего убеждения проталкивал его в Государственном совете, а потом и в правительстве. Машины «Дерзкого» и «Резвого» работали на мазуте, как и у их предшественника, – эсминца «Новик», уже успевшего повоевать и целый год побыть полновластным хозяином Балтики.

Кроме того, адмирал знал, что команда «Резвого» заражена большевизмом, а на «Дерзком» чуть ли не половина нижних чинов записалась в эсеры, даже боцманы и кондукторы. Фон Эссену не раз приходилось убеждаться, что экипажи кораблей, где коноводили большевики, обычно отличались повышенной стойкостью и дисциплинированностью. Но от эсеров всегда нужно ждать подлости. Случись на «Резвом» беспорядки, капитан-лейтенанта Сипягина, который заигрывает с нижними чинами, матросы непременно повесят первым. Или еще проще – утопят, как поступили с офицерами в 1905 году на взбунтовавшемся броненосце «Князь Потемкин-Таврический».

Однако задавать вопросы у фон Эссена не было сил. Потом. Сейчас он должен дать распоряжения. Сегодня утром поступил секретный пакет из Могилева, из Ставки, за подписью начальника Генерального штаба М. В. Алексеева, и приказ должен быть выполнен любой ценой.

Парфен внес две рюмки коньяка. «Сухой закон! – насмешливо отметил Сипягин».

– Ставлю задачу, господа. Она довольно проста, – сказал адмирал. – Но пусть ее простота не порождает иллюзий. Дело чрезвычайной государственной важности. Задание исходит непосредственно от Государя… – он сделал паузу.

Оба командира тоже молчали, спокойно ожидая продолжения.

– В указанном квадрате вам надлежит выйти на рандеву с линкорами союзников «Гамильтон» и «Сент Джордж». Передадите им груз. Он уже ждет вас в Гельсинфорсе. После чего немедленно возвращаетесь в Кронштадт. Если получится, – добавил фон Эссен.

Наступила пауза.

– Похоже, вряд ли получится, ваше превосходительство, – усмехнулся трезвенник Трефолев и пригубил коньяк. – Германских подлодок за проливами – словно голландских сельдей в косяке.

– Да, – согласился фон Эссен. – Но шанс все же есть, господа. Подготовка вашего похода проведена основательная. Четвертые сутки подряд наши беспроволочные телеграфы искровками, а также разведывательные агентуры, наша и английская, аккуратно снабжают немцев сведениями «величайшей важности и чрезвычайной секретности» о том, что именно сегодня ночью из Дувра в Кале выходит королевский транспортный караван с оружием и продовольствием для Западного фронта. Германская подводная армада уже движется к Ла-Маншу. Так что на рандеву вы должны пройти.

– И вы, ваше превосходительство, считаете, что наша экспедиция таким образом достаточно обеспечена секретностью? По существу, а не только с помощью электрической болтовни? – спросил капитан-лейтенант Сипягин.

Вопрос был не уставной, мало того – бестактный. «Эсер, сукин сын!» – подумал фон Эссен, но ответил спокойно:

– Надеюсь, обеспечена максимально. С нашей стороны, – добавил он. – О вашем выходе, встрече с англичанами и о характере груза знают, не считая нас с вами, еще трое: государь, граф Фредерикс и генерал Алексеев. Что касается союзников, они заинтересованы не меньше нас в успешности вашей миссии… Груз ни в коем случае не должен попасть в руки германцев. При возникновении такой опасности оба корабля должны быть немедленно затоплены.

Он помолчал, глубоко вздохнул и разгладил свою седую редеющую бородку.

– Вы, – добавил фон Эссен, – …вы повезете золото. Залоговое золото. Англичане уже этой осенью должны поставить нам на Восточный фронт винтовки, боеприпасы, консервы и четыре так называемых танка. Это новейшие самодвижущиеся бронированные аппараты, вооруженные трехдюймовыми пушками. Танки способны преодолевать бездорожье, пройдут там, где не может пройти артиллерия на конной тяге. Если фронт не получит оружия, к Рождеству он будет прорван. Уже сейчас снарядов на фронте всего на две недели, патронов – на месяц, солдаты воюют в сапогах на картонной подошве. Может, это золото спасет Россию.

– Господин контр-адмирал, – по-прежнему подчеркнуто наглым тоном обратился к фон Эссену Сипягин. – А вы-то сами уверены, что это золото предназначено для военных целей? Я имею основательное подозрение, что некоторые высокопоставленные крысы, хорошо известные всей России и вам лично, ваше превосходительство, уже решили бежать с государственного корабля!

– Господин капитан-лейтенант! – прервал его адмирал. Его тихий глуховатый голос внезапно наполнился мощной властностью, так что Сипягин невольно поднялся, опрокинув недопитую рюмку. – Здесь не митинг партии социалистов-революционеров и не место для высказывания подозрений и других политических речей. Вы получили приказ – извольте его выполнить! И если понадобится, то ценой собственной жизни, как требует того от вас честь дворянина и офицерская присяга. Можете быть свободны. А вы, Николай Алексеевич, – обратился главком флота к Трефолеву, – задержитесь, пожалуйста.

Сипягин с медленной четкостью отдал честь, щелкнул каблуками, повернулся и вышел, слегка споткнувшись о комингс. Фон Эссен махнул Трефолеву рукой:

– Сядьте поближе, Николай Алексеевич. Парфен! – позвал он.

Вошел адмиральский денщик.

– Принеси и мне рюмку.

– Но ваше высокопревосходительство! – отшатнулся Парфен. – Господин контр-адмирал, Николай Оттович, батюшка! Ведь доктор не велели! – завопил он.

– «Не велели!» – передразнил его фон Эссен. – Обоим не велели! Мне – по хворобе. Тебе – чтобы я не соблазнялся. А от кого уже второй день ромом разит?

– Так я только пробку открыл – понюхал, чтоб проверить, – хитрая рожа Парфена излучала саму невинность. – Искал постное масло, ну и забыл, в какой оно бутылке. Вот проверил!

– Зачем тебе постное масло? Для таких хлопот у нас кок есть. Скажи мне еще, что ты не знал, конечно, что в этой бутылке ром.

– Откуда же мне знать, Николай Оттович? Я же не пью, ее проклятую! Только если вы рюмочку нальете, да вот доктор запретили.

– А коньяк нюхал?

– Боже упаси! – закрестился Парфен, – коньяк издалека в бутылке виден! Я только ром.

– Ладно, можешь и рюмку коньяку понюхать. Но не больше. И чтоб доктору не посмел донести, мерзавец! Ступай!

Парфен налил адмиралу рюмку и выскочил с открытой бутылкой в руке.

– Сейчас хорошо понюхает, – пожаловался фон Эссен. – Завтра придется новую открывать.

Он пригубил рюмку, поставил ее и откинулся в постели на спину. Помолчал.

– Дело идет к концу, Николай Алексеевич, – тихо произнес фон Эссен. – Не в этом году, так в следующем точно. Все прогнило. La finita! Конец тысячелетней Державе. Помолчите, капитан! – повысил он голос, заметив, что Трефолев хочет что-то сказать. – Вы все знаете и понимаете не хуже меня. Вот Сипягин: я его терпеть не могу, я ему не доверяю – ему лично как человеку не доверяю – и его экипажу. А ведь он-то, по гамбургскому счету, прав. Вам доверяю. Но вы не правы. Finita! – повторил он. – Ну да все равно, пусть все летит к дьяволу, мы должны сделать свое дело, к которому приставлены и от которого нас никто не увольнял. Возьмите пакет, – приказал он, и Трефолев взял со стола толстый пергаментный конверт, перевязанный шелковым шнурком и скрепленный шестью печатями красного воска на обеих сторонах. – Здесь бумаги на коносаменты груза. Прошу лично проследить за погрузкой каждого ящика и доложить об исполнении искровкой. Хотя, наверное, из-за расстояния связь будет невозможной… Расписки получателя должны быть скреплены королевскими печатями. Получать груз будут не капитаны, а представители двух банков Великобритании. Особо отметьте себе: ящики, отмеченные государственным гербом, должен взять «Гамильтон», коносаменты с личным вензелем императора погрузите на «Святой Георгий».