Игорь Середенко - Иконописец Страница 11

— Ладно, пусть будет по-вашему. Я ничего не расскажу. Но вы должны мне помочь.

— Что вы хотите? — спросил старик, и его совиный взгляд прояснился. Появился огонек.

— Я хотел бы услышать рассказ этого юноши, — сказал Руперт. — Меня интересует, что последнее время делал профессор со своими пациентами. Что говорил?

— Хорошо, — согласился фермер, — я поговорю с парнем. Но вы понимаете, разговорить его будет нелегко. Кроме того, он плохо говорит. У него тяжелый слог. Он ведь все-таки не совсем нормальный.

— Я понимаю, — согласился Руперт. — Я не стану говорить с ним, так как он может замкнуться и замолчать. Он вам, как я понял, начал доверять, поэтому вы с ним говорите. А я послушаю в стороне его рассказ.

— Ну, что ж, попробуем, — сказал старый фермер и направился в другую комнату.

Спустя пять минут он вернулся и пригласил Руперта в комнату, где находился сбежавший из клиники пациент.

Руперт сел в отдалении от парня, чтобы не смущать его. Парню уже приходилось беседовать с доктором в чьем-то присутствии, поэтому он не замечал Руперта, сидевшего позади него у противоположной стены.

Старый фермер говорил осторожно, мягко и добродушно, словно опытный психолог. Он задал интересующий вопрос парню, и тот начал с препинаниями, своим языком рассказывать о недавних событиях. Ввиду сложности для понимания смысла выражений, его рассказ здесь будет адаптирован в простой и понятный слог.

Вот этот рассказ:

«Профессор собрал нас всех в игральной комнате. Мы здесь рисуем и читаем. Затем он принес какой-то предмет и повесил его на стену, а сам сел рядом с нами. Эмма подошла к картине, которую принес с собой доктор. Она села на пол и опустила голову. Еще кто-то подошел к картине. Он начал истерически кричать, и вбежали санитары. Они увели его. Мой друг Вайсс подошел к картине, а потом погладил Эмму по голове. Потом он сел за стол и начал что-то рисовать. Он сердился, потому что у него не получался рисунок. Доктор подошел к нему и что-то спросил. Но Вайсс молчал и лишь рисовал. Он отбросил лист и принялся рисовать на другом. Профессора это разозлило. Он что-то сказал, но я не расслышал. Потом он отошел от стола и направился к Эмме. Я захотел взглянуть на рисунки Вайсса. Его тоже увели санитары. Он сопротивлялся, но молчал. Я слышал лишь его тихое сопение. Я подошел к столу с его рисунками. На всех он изобразил лишь один предмет. Это был крест, такой, как на могилах. Я видел его на кладбище. Мне стало страшно, и я решил покинуть игральную комнату. Когда я проходил мимо Эммы и склонившегося доктора, то услышал ее слова: «Я знаю, что ее нет. Она давно мертва». Больше ничего я не слышал».

Юноша замолчал, повесив на грудь голову. Руперт вышел из комнаты, оставив старика и опустившегося понуро молодого парня.

«Мертва, — вспомнил Руперт. — Что значит: она давно мертва. Они сидели у иконы, и профессор, несомненно, спрашивал об иконе. Он ждал реакции пациентов на эту картину. Но что он хотел услышать? Какой тест проводил? На иконе была изображена молодая монахиня. Может быть, эти слова Эммы касались ее?».

Руперту было известно, что картину написали не так давно, а это значит, что женщина, изображенная на иконе, не могла состариться и умереть. Значит, она погибла, — мелькнула догадка у Руперта. — Зачем же художник изобразил эту молодую женщину? А, может, она умерла после того, как завершена была картина? Мысли Руперта Коу путались, они были противоречивы, не связывались в единый логический узел. Психически больные люди могли чувствовать то, что нормальные люди не ощущают. Руперт Коу знал это, но не очень-то верил. Его тревожили рисунки с могильными крестами. Ведь именно они приснились ему этой ночью.

Руперт покинул дом фермера и вернулся тем же путем в Берлин, чтобы затем отправиться в Мексику, где возможно, он найдет ответы на свои вопросы и отыщет адрес таинственного художника по имени Герман Кухта.

Глава 6

В гостинице, в день отлета в Мексику, Руперт решил позвонить в Лондон, Брайану Уэббу. Домашний телефон не отвечал (Брайан был не женат и жил в уединении). Тогда он решил сделать звонок к нему на работу, в лабораторию университета. Трубку подняла молодая женщина. Руперт представился и попросил позвать Брайана Уэбба. Спустя некоторое время он услышал знакомы голос.

— Коу, это ты?

— Да, Уэбб. Я из Берлина. У тебя появилась студентка? Пора, пора завести семью. Голос очень милый. Надеюсь, она выглядит не хуже чем ее дивный голосок.

— Да, ладно тебе. Это моя сотрудница, — сказал Уэбб. — Чтоб тебя позлить, я отвечу — она очень мила.

— Так я и знал — пока я тут рискую жизнью, ты славно проводишь время. Я всегда подозревал, что ты не только в микроскоп изучаешь своих микробов. — Он замолчал, а затем продолжил. — Ну, ладно, Уэбб, ты ведь не обиделся. Ты толстокожий, тебя шутками не проберешь. А теперь о деле. Судя по твоему голосу, тебе что-то удалось выяснить, старина. Рассказывай.

— Ты прав, кое-что удалось, — ответил Уэбб. — На счет ядов можешь успокоиться, полотно ничем не обработано, во всяком случае, известным мне. Интерес представляет даже не краски и изображение монаха, а сам материал полотна.

— Вот видишь, я же говорил, — восторженным голосом произнес Коу.

— Ты был прав на счет животного, — сказал Уэбб.

— Какое это животное? — спросил Коу.

— Это животное — осёл, — ответил Уэбб, — полотно было сделано из ослиной шкуры. Очень необычно.

— И странно, не находишь?

— Да, если считать с точки зрения современного человека, — ответил Уэбб.

— Что ты хочешь сказать?

— В средние века часто использовали вместо бумаги шкуры животных. Они дольше сохранялись.

— Но ведь эта икона написана в наше время, или я ошибаюсь?

— Нет, ты не ошибаешься. Полотно и краски были изготовлены в наше время. Им не более десяти лет. Так что твои коллекционеры были правы — это полотно не представляет никакой антикварной ценности. В отличие от текста, — добавил Уэбб.

— Интересно, — слегка удивленно сказал Коу. — Продолжай.

— Текст действительно на латыни, — начал Уэбб. — Ты хотел узнать о художнике, потому что подозревал, что полотно чем-то обработано. Но оказалось, что это не так. Однако… — он замолчал, обдумывая мысль.

— Что, однако? — спросил заинтересованный Коу. Его интерес был разогрет, и ему не терпелось узнать очередную догадку Уэбба.

— Как тебе сказать. Я ученый и привык иметь дело с материальными сущностями. Но, когда я вспомнил твой рассказ о мальчике, то призадумался. Я не верю в силы шаманов и гадалок, но текст, что я перевел и твой рассказ… Ну, словом… Я не берусь судить, ты сам сделай вывод, ну, или предположение. Ведь случай с мальчиком, если верить его деду, просто неимоверный.

— Уэбб, я тебя понял. Теперь просто переведи мне, не знающему латыни, что там, черт возьми, написано. Мне ведь нужно держать ответ перед стариком. Он пока оплачивает мне все поездки, но рано или поздно, мне придется с ним встретиться и дать отчет. Не хотелось бы выглядеть в глазах старого и опытного человека глупо.

— Я понял. Тогда слушай, — сказал Уэбб. — Здесь дословно написано следующее: «И поставлю я печать защиты своей на каждом твоем творении; и пусть души невинных, чей лик изображен тобой, замолвят прощение за убийц и палачей своих, или изложат ненависть и проклятие своё к ним. И будут печати раскрыты, и свершиться пророчество моё». Какая-то чушь, не так ли?

— Как ты думаешь, это слова художника?

— Нет, он пишет от другого лица. И себя тоже указывает, — ответил Уэбб. — Возможно, он хочет сказать, что на картинах этих лежит проклятие или благополучие. На иконах изображены погибшие люди, так здесь утверждается. Невинные…

— Знаешь, я кое с чем непонятным столкнулся здесь, в Германии, в одной клинике для душевнобольных. Одна из пациенток клиники сказала, что девушка, изображенная на иконе, мертва.

— Но на иконе, ведь, изображен мужчина, — сказал Уэбб.

— Я говорю о другой иконе. Она принадлежит кисти того же художника Германа Кухта. Но изображена на ней молодая монахиня.

— Где ты ее взял?

— Я же отправился после нашей встречи в Германию, это западнее Кобленца. Там расположена клиника Отто Зутера. Это он являлся обладателем одной из восьми икон, приобретенных на аукционе.

— Почему ты говоришь, что он обладал. Ты выкупил икону у него?

— Нет. Он погиб.

— Как это, погиб? Несчастный случай? — удивленно спросил Уэбб.

— Может быть, — Коу с ужасом вспомнил свой недавний пророческий сон. — Он сгорел или задохнулся при пожаре. Его частная клиника сгорела. Погибло еще несколько пациентов.

— Какой ужас.

— Но икона странным образом уцелела. Огонь ее не тронул. Пожар местные фермеры локализовали. Но это не все еще.

— Что?