Дмитрий Леонтьев - Собор под звездами Страница 12

— Только потому что монах? А что такое — монах?

— Посвятивший себя Богу всецело, без остатка, — твердо сказал Александр. — Мир на жажду царства небесного сменивший.

— Небо нельзя купить ни богатствами, ни даже самой праведней жизнью, — вздохнул старец. — Все одно обмен неравнозначный будет, проживи ты хоть сто лет безвинно, как ангел. Вечность с богом за крохотные сто лет земной жизни?

— Но ведь это все, что может дать человек. Для Бога это — миг, а для человека — все что имеет, без остатка… И по милости Божей…

— Это так, — согласился монах. — А почему оружие для тебя так болезненно?

— Простите, забыл спросить, как ваше святое имя?

— Нарекли Дмитрием. Говори, что наболело, брат. С самого больного и начинай. Сначала надо лечить самую опасную рану.

— Когда-то… в другой жизни, я был боярином из знатного рода. Меня готовили к жизни ратной и я… я не разочаровывал своих учителей… Были сражения… Поражения и победы… снова поражения… Вы ведаете, что творится на Руси… И этот мир стал мне немил своей жестокостью… Я знаю, что молод, но я повидал много нехорошего… И сам был… хорошим бойцом… И я ушел из этого мира в другую жизнь, мне дали иное имя… А потом князь московский решился на противостояние с Ордой. Митрополит был в Константинополе, у Патриарха, и Дмитрий Иванович приехал за благословением к нашему игумену, прося дать ему хотя бы двух людей из «войска Сергия», для укрепления духа воинства… Настоятель благословил Ослябю и меня. Ослябю — это понятно, он из рода давно уже охраняющего митрополитов и духовенство в их опасных странствиях… Брат Родиона — Андрей, даже сейчас с митрополитом Дионисием в Константинополе… А я-то кто? Для мира я умер… Настоятель перед отправкой постриг меня в великую схиму и дал имя — Александр… Но все три святителя, чьи имена я носил не могут просветить мой темный ум… Оружие я брать не могу — я же монах… Мои молитвы… Что мои молитвы?! В обители есть такие молитвенники, по сравнению с которыми я — ничто… Значит… Отец Сергий просто отослал меня? Значит, я — плохой монах и ему просто не нужен? Я ведь умер для мира… И вновь отправлен в мир… Видать плохой я монах, — повторил он с тоской.

— Плохой, — охотно согласился с ним старец. — Один раз не по твоему вышло, и ты уже отчаялся. Ты хотел в монастыре, подальше от людей грехи замаливать да Богу молитвы возносить, а тут начальник, тебя, мудрого, не спросив, на послушание отправил… И сразу мир плохим стал, слюни-сопли до земли… А настоящий монах должен быть готов в любое время, в любом месте, хоть в печи огненной, хоть на поле брани, хоть посреди бурлящего океана — Верить и волю Его исполнять! Ты еще даже не представляешь, какими интересными дорогами ведет нас Бог…

— Пути Господни неисповедимы…

— Для большинства, — уточнил монах. — А верным Ему Бог обещает: «Откройте мне сердца ваши, и глаза ваши будут наблюдать пути Мои» … Дай-ка я тебя еще спрошу… Уж прости старика: давно людей не видел, по живым словам соскучился… Вот когда ты был боярским сыном и копьем, как своими пальцами владел, что бы ты сделал, как увидел, что татары твой дом разоряют? Жгут, убивают?

— Ведомо что: порубил бы нечисть.

— А сейчас?

— Попробовал бы увещевать, но… скорее всего погиб бы, во славу Божию… И с молитвой…

— «Во славу Божию»? — вздохнул старик. — Да еще и с молитвой… Ошибаешься ты в отношении себя, брат. Хороший ты монах. А вот как человек… Как можно назвать того, кто имел возможность помочь, и не помог? Кому даны таланты хранить и защищать, а он попускает убийство близких, лишь бы спокойно спать по ночам? Убьешь — будешь мучатся. Ночами не спать. В ночи выть, аки волк замерзающий… Может пить будешь. Может с ума сойдешь… Не знаю… Но если не встанешь на пути врагов, целый народ желающий из мира Божьего стереть… то тогда КАК жить будешь?

— Но я…

— Монах, а не священник. Вот и не бери на себя больше, чем дано. Это священник приносит Богу жертвы и потому руки его должны быть чисты. А ты — христианин живущий особой жизнью и этой жизнью свое желание в стороне отсидится не оправдывай.

— Но как же «не убий»? «Вложи меч в ножны»?

— Потому что смерть — это не нормально. В Божественном замысле нет места ни смерти, ни болезни, ни разрушению. Это все наша «заслуга». Но пока не настало Лето Господне, и на земле есть зло, нужны такие как ты: умеющие отличать добро от зла и защищать первое от второго… Ты сейчас идешь к часовне Дмитрий Солунского. Что ты ведаешь о нем?

— Был большим начальником в Солуни… Вроде наших князей… Христианин с детства. Проповедовал, защищал единоверцев. За это был убит. Про то ж каждый знает: Дмитрий Солунский и Георгий Победоносец — покровители воинов.

— И все? Та история куда поучительнее. Когда разгневанный император прибыл в город и велел заключить Дмитрия Солунского в темницу, он решил еще наказать и унизить христиан в городе. Был у него невероятно сильный и умелый воин, германец по имени Лий. Император приказал устроить гладиаторские бои, силой принуждая христиан биться с непобедимым воителем. Побежденных сбрасывали с помоста на копья. И никто ничего не мог сделать… И тогда пришел в темницу к Дмитрию молодой христианский воин по имени Нестор, прося у Дмитрия благословения на поединок с германцем. И Дмитрий дал это благословение. Потому что если Лия никто бы не остановил, он убивал бы одного христианина за другим, внося в души людей страх и смятение. На утро, в схватке, Нестор сбросил Лия на копья с помоста. Разгневанный император приказал убить Нестора, Дмитрия и уехал из города, раздосадованный потерей редкого бойца.

— Отец Дмитрий, я уже понимаю, что вы меня к чему-то ведете… Говорите прямо, я пойму….

— Дошел до меня слух, что татары, собираясь к нам на сечу, наняли за большие деньги удивительного поединщика. Ходит молва, что он печенег и провел чуть ли не триста поединков… Ну, триста не триста, а воин он и впрямь редкий. Я бы сказал — непобедимый…Силы и мастерства необычной… Да и копье у него чуть ли не на метр длиннее обычного… А ведь все знают, что длинным копьем владеть тяжелее, чем малым: чуть что не так — можно плечо сломать…

— Отец Дмитрий… Вы ведь были когда-то воином, да?

— Сейчас не обо мне речь… Представь себе что одолеет он нашего поединщика…

— У князя Дмитрия хорошие воины…

— Не против этого… И поражение это сломает дух всего воинства. К чему это может привести — догадываешься… А теперь еще одно. Ты без меня знаешь, что Мамай — не потомок Чингизидов и власть держит лишь хитростью и удачей. Но на его место давно метят претенденты по праву крови. Не надо быть мудрецом, что бы понять, что он поднимет оброк… а Русь и без того истощена… И знающие люди говорят, что после битвы собирается он принести на Русь магометянскую веру… Это может укрепить его позиции в Орде… Православные же храмы будут разрушены, священники и верные Богу… в лучшем случае — изгнаны…

— Тем более, отче! Это ж какая ответственность! Тут великий воин нужен, а я кто? Я не достоин…

— А достойных вообще нет. Это я тебе как знающий говорю. Есть смелые. Бог не любит робких…

— Но даже если…. То… Как?! Ты же сам говоришь — он непобедим…

— Это правда. Но и Голиаф был куда лучше Давида в ратном деле. И если ты готов положить душу за други своя… я подскажу тебе возможность.

— Я готов, отче.

— Печенег силен и опытен. У него лучший конь, лучшие доспехи, лучшее копье… Но оно, как тебе известно — ломкое. Как и у каждого конного поединщика длинное копье ломается, ранив противника или выбив его из седла, иначе его владелец рискует остаться одноруким или потерять его — в зависимости от силы, с которой он его держит.

— Я это знаю.

— А отчего оно ломается?

— От удара о доспехи…

— А если доспеха не будет?

— То проткнув соперника оно даст на мгновение возможность приблизиться вплотную, — глухо сказал Александр.

— Да… И второе копье не должно быть ломким. Это должна быть мощная рогатина с крепким и острым клинком, способным пробить доспехи…. И тогда, как бы непобедим и ловок он не был, то поделать все равно уже ничего не сможет… Это — смерть, брат. Но эта победа. Так иногда бывает: умерев — побеждаешь… Страшно?

— Смерти? Нет, смерти я не боюсь. Для мира я все равно умер… Страшно, что при встрече Создатель скажет…

— Вот потому-то и говорится о душе, положенной за други, а не о кошельке, здоровье или даже жизни… Мы пришли. Преподобный Сергий отправил тебя ко мне… Но это ты уже понял. Я сказал тебе то, что был должен сказать. Теперь думай сам. Выбор за тобой. Твоя воля, тебе ей и распоряжаться.

— Но где я возьму коня, оружие?

— Коня тебе даст князь, когда ты вызовешься на поединок… Хорошего коня, ни у кого такого нет… А оружие… Постой здесь…