Джулио Леони - Искушение Данте Страница 14

Как все это связано? Зачем Амброджо убили, превратив в своего рода каменное изваяние наподобие тех, с которыми он имел дело всю свою жизнь?

Засыпая, Данте думал об этом. Его убаюкивал звон бронзовых пластинок Антилии, все еще стоявший у него в ушах.

Глава V

Совет Магистрата

17 июня, около часа

 Солнце уже давно лилось в окно его кельи, когда, прикрывая ладонью глаза, Данте попытался встать с постели. У него в голове по-прежнему царил хаос из сновидений и воспоминаний.

Несколько мгновений Данте с ужасом думал о том, что вспышки, которые он продолжал видеть у себя перед глазами, — воздействие снадобья, но потом понял, что это последствия выпитого вина и чада таверны.

Он откинулся на постель и впился глазами в потолочные балки, стараясь побороть головокружение. Келья вращалась как покрывало Антилии. Данте изо всех сил зажмурился, чтобы не видеть вспышек яркого света, пронзавших ему мозг. Тошнота стала потихоньку проходить. Наконец он снова осторожно приподнялся.

Надо встать, прийти в себя и пойти на улицу!

Данте проклинал свое легкомыслие. Флорентийскому приору следовало бы вести себя более предусмотрительно. Не кутить в тавернах…

Поэт очень надеялся на то, что остальные приоры никогда не узнают о его ночном приключении.

Час с лишним Данте готовил бумаги к первому заседанию Совета. Он обдумывал начало своей речи, когда получил донесение о членах кружка «Третье Небо», подготовленное секретарем.

Как он и предполагал, ученые мужи, о которых шла речь, были мастерами своего дела и имели выданные виднейшими университетами разрешения преподавать свои науки, где им заблагорассудится.

Самым опытным из них был Бруно Амманнати. Он долго жил в Палестине, где по примеру святого Франциска, основавшего его монашеский орден, занимался обращением язычников в христианство. Самым молодым же был архитектор Якопо Торрити.

Все ученые мужи прибыли во Флоренцию каждый сам по себе в течение последнего года. Так же по отдельности каждый из них получил разрешение Магистрата и приступил к преподаванию, собрав группу студентов.

Ученые поддерживали связи с учебными заведениями при Санта Кроче и Санта Мария Новелла, но никак от них не зависели. Даже Теофило Спровьери, в основном работавший у себя в аптеке, иногда давал уроки фармацевтического искусства в монастыре Святой Марии Магдалины.

О капитане Веньеро Марине знали, что он встречался с остальными учеными, но сам он во Флоренции, кажется, ничем особенным не занимался. Источники его доходов также были не известны. Полагали, что он берет деньги в долг у ростовщиков.

Рядом с именами ученых были указаны названия улиц, на которых они жили.

— Вы уверены в том, что все они прибыли из Рима? — спросил удивленный этим обстоятельством Данте у стоявшего перед ним секретаря.

— Так точно!

— Вот так путешественники!.. А танцовщица? О ней что, вообще ничего не известно?

— Но она же не имеет отношения к Studium! Я не знал, что она вас интересует!

Данте показалось, что секретарь произнес эти слова с какой-то особой интонацией.

— Магистрат интересует все! — рявкнул поэт. — Высшей власти Флоренции должны быть известны все сомнительные личности!

Секретарь поежился и втянул голову в плечи.

— Об этой женщине известно очень мало. Говорят, она прибыла в Италию из заморских стран. Шестьдесят дней назад ее появление зафиксировала стража у ворот Порта аль Прато. Эта женщина заявила, что сама зарабатывает себе на жизнь. При этом она вроде бы не такая, как выглядит на первый взгляд…

— В каком смысле?

— Она вроде бы не занимается проституцией.

— А где она проживает?

— Наверное, в таверне. На ее перемещения не наложено никаких ограничений, хотя стража того квартала и следит за ней. Ведь вряд ли ее ремесло назовешь благочестивым… — извиняющимся тоном пробормотал секретарь и с видимым облегчением удалился, когда Данте жестом приказал ему уйти.

Поэт сложил бумаги в шкафчик, решив заняться ими позже, и направился в зал для собраний Магистрата. Шагая под колоннадой, он полной грудью вдыхал утренний воздух, напоенный запахами горящих в очаге дров и свежеиспеченного хлеба. Данте старался изгнать из головы воспоминания о вчерашнем вечере и сосредоточиться на том, что ему предстояло сказать на Совете.

Говорить придется очень убедительно, а то вся его политическая карьера полетит в тартарары.

Данте намеревался начать свою речь с восхваления божественной свободы, процитировать «Этику» Аристотеля, а потом его же «Политику»… И все же ему было очень трудно думать о своем выступлении, когда у него перед глазами стояли тело Антилии и посмертная маска Амброджо…

Внезапно Данте за что-то зацепился и чуть не упал. У его ног распростерся человек, вцепившийся ему в одежду. Голова этого человека была замотана грязными тряпками, словно он старался спрятать страшные язвы.

— Монету! Одну лишь монету, и расскажу вам о вашем будущем! — гнусаво взвыл незнакомец.

— Что? Опять?! — Данте выругался и пнул навязчивого предсказателя, которого узнал по гнусавому голосу. Это был один из нищих, весь день толпившихся у дверей Сан Пьеро Скераджо — местной приходской церкви. Этот попрошайка к тому же был и вором, которому уже отрубили палец за кражу.

— Пошел прочь, или я прикажу бросить тебя в темницу!

— Монету! Вы пожалели монету, мессир, а так узнали бы свою судьбу! — вызывающе сказал попрошайка и поплелся прочь.

Хорошо бы на самом деле узнать будущее за пару монет!.. И чего только всем неймется предсказать будущее приору Флоренции?!

Пожав плечами, Данте пошел дальше.

Совет собирался в старинной трапезной монастыря. Войдя, Данте увидел, что остальные пять членов Совета уже сидят за длинным столом, разглядывают какой-то документ и оживленно переговариваются.

Заметив появление Данте, глава гильдии суконщиков громко откашлялся. У поэта сложилось впечатление, что он сделал это, чтобы предупредить остальных.

Потом глава суконщиков изрек:

— Перед нами булла с просьбами папы Бонифация. Мы получили ее от доверенного лица самого папского нунция… «О благороднейшая и возлюбленнейшая Флоренция, свет наших очей, жемчужина наших земель!»

Данте с раздражением следил за тем, с каким благоговением остальные передают друг другу пергамент, которого касался сам папа римский. До этого момента поэт собирался держать себя в руках и влиять на слушателей лишь силой убеждения, но трусость приоров, заранее готовых согласиться с любыми папскими требованиями, вывела его из себя.

Когда булла оказалась у его соседа, Данте вырвал ее у него из рук и швырнул ее на стол.

— Хватит, мессир Лапо! Мы прекрасно знаем, как витиевато умеет писать папа Каэтани. К чему пережевывать его слова? Он что, новый евангелист?! Говорите, чего ему надо!

Сам Данте не имел ни малейшего представления о том, что хочет папа римский, и его преследовало неприятное чувство, словно остальные нарочно держат его в неведении.

— Благородный Каэтани, Его Святейшество Бонифаций VIII просит у нас денег и воинов для подавления мятежа в Тоскании.

Так вот оно что!

Данте знал, о чем идет речь. Этот город в Лациуме последовал примеру Палестины, взбунтовался против папского наместника и объявил себя вольным.

— Ему нужна всего сотня арбалетчиков и немного всадников… Давайте попробуем ему помочь. Вряд ли от этого наш город сильно обеднеет, — неуверенно пробормотал один из приоров.

— Речь идет не о деньгах, мессир Пьетро, а о нашей свободе и о свободе наших друзей! — отрезал Данте. — Ради чего это мы должны плясать под дудку такого продажного и недостойного человека, как этот Бонифаций?!

— Значит, Его Святейшество папа римский продажный? А вы не пожалеете об этих словах, мессир Алигьери?.. Откровенно говоря, нам не хотелось бы разделить незавидную участь, которая ждет вас в будущем. Наша партия «белых» не желает…

— Не забывайте о том, что я тоже принадлежу к партии «белых» и действую в ее интересах. Но у нас должны быть и высшие интересы. Например, благоденствие и безопасность наших сограждан.

— Но ведь речь идет всего о сотне арбалетчиков, — попытался вмешаться миролюбивым тоном приор гильдии менял. — Наверняка мы сможем удовлетворить просьбу папы Бонифация, чтобы он на нас не разгневался, и безопасность наших сограждан при этом не пострадает…

— Вам что, тоже кажется, что сто арбалетчиков для Флоренции мало?! — воскликнул Данте. — Неужели вы не представляете себе, в каком плачевном виде находятся наши вооруженные силы после того, как ими многие годы так отвратительно командовали?! Как вы думаете, кто соберется у нас на Марсовом Поле в случае надобности? Всего лишь несколько тысяч кое-как вооруженных безработных ремесленников. В последний раз они упражнялись в военном деле три года назад. Они ничего не умеют. У них нет командиров. Они не знают, что такое дисциплина, и страшно трусливы. Они мастера только махать кулаками в кабаках. Они будут долго пинать поверженного врага, но разбегутся под ударом хорошо подготовленного войска. С тех пор как закон запретил благородным рыцарям командовать флорентийским ополчением, оно оказалось во власти неграмотных суконщиков и чесальщиков шерсти, этих тупых простолюдинов!..