Дмитрий Дивеевский - Дровосек Страница 14

Однако обстановка в Центре была скорее ближе к той, какую когда-то описывал Кейбл. Ему отвели должность начальника отдела и засадили за текучку. Заслуги заслугами, а работа работой. С первых недель своего пребывания в Центре Олег понял, что это тупиковый вариант. Он может просидеть здесь долгие годы и вырасти, возможно, еще на одну ступеньку. Надо было что-то предпринимать. Неутомимая энергия Голубина и его желание вырваться наверх заставляли его постоянно искать новые варианты. Наконец такой вариант представился в виде секретарши Тамары, которая работала в приемной заместителя Крючкова – Мишина. Так уж повелось: секретарши, давно работающие со своим начальником, умеют исподволь оказывать на него влияние и могут сказать свое веское слово. Тамаре стукнуло сорок лет, она была не замужем и уже пятнадцать лет служила в разведке, пройдя сложную школу бюрократических игр административно-технического состава.

Собственно говоря, сначала она просто понравилась сексуально неутомимому Голубину, и только после первых ночевок у нее на квартире он сообразил, что может использовать эту женщину как инструмент в своих планах. В то же время он видел, что Тамара не так проста в обращении. Пройдя нелегкий путь одиночества и приняв в своей постели немало партнеров, она не была склонна к романтизму или безвольному следованию капризам очередного ухажера. Олег для нее служил «лекарством от головной боли». Было видно, что пик своего женского подъема Тамара уже миновала и сейчас просто добирала то, что предлагала ей судьба.

Голубин, привыкший к быстрым и славным победам над женщинами, был озадачен довольно прохладным отношением любовницы к собственному появлению в ее жизни. Обычно такие появления сопровождались легким женским сумасшествием, влюбленностью и драматическими истериками в финальной части. Здесь же ничего подобного не было. Он решил во что бы то ни стало вывести Тамару из равновесия и подчинить ее своей воле.

Однако наработанные и верные приемы не давали результата. Ни букеты цветов, купленные за большие деньги на Центральном рынке, ни страстные слова о любви, звучавшие в самые ответственные моменты их близости, не могли зажечь в Тамаре настоящего огня. Она была довольна его приходами, улыбалась, благодарила, ждала новых свиданий, но при этом ощущение невидимой преграды между ними не исчезало. Тамара не хотела пускать его в свой мир.

Голубин решил, что секретарша оставила позади период женского любовного романтизма, и единственное, что может ее сейчас увлечь, – это разврат. Но как развратить вышколенную и идейно стойкую советскую работницу, начавшую уже спуск по склону лет? Сложная и ответственная это работа. Начинать надо было весьма осторожно. Он задумался над тем, что может быть интересно одинокой и сексуально активной женщине, уже закрывшейся в своей маленькой капсуле? Перебирая в памяти все подходящие эпизоды, Голубин вспомнил, что женщины такого типа склонны подсматривать за интимной жизнью других людей. Это их возбуждает, выводит из собственного одиночества. Во время очередной командировки в Западную Европу, Олег посетил магазин порнопродукции и после долгого отбора купил фильм «Вдова, которая подглядывает». Весь сюжет фильма заключался в том, что хозяйка маленькой гостиницы по очереди подсматривает через смотровые глазки в номера, где предаются самым экзотическим формам любви ее постояльцы. Это доводит ее до высшей степени возбуждения, в результате чего она заманивает одного из наиболее симпатичных постояльцев к себе в спальню, где делает с ним все, что хочет.

Вернувшись из командировки, Голубин притащил Тамаре любительский кинопроектор, научил заряжать фильм и под удобным предлогом исчез, пообещав вскоре объявиться.

Он не очень удивился, когда в его следующий приход Тамара предложила посмотреть ролик перед тем, как лечь в постель. Стало ясно, что она крутила его уже много раз. В ту пору о порнографии в СССР знали только понаслышке, и как любой запретный плод она вызывала повышенно острую реакцию. В эту же ночь Тамара предложила поставить у изножья кровати зеркало и посмотреть, «как это выглядит у них самих». Дальше дело пошло легче. В ней загорелась жажда плоти, не связанная с душевной работой, но требующая максимального удовлетворения. Вскоре Голубин познал с ней все, что можно познать с женщиной, а она все наращивала свою ненасытность. Тамаре нравилось делать это в самых неожиданных местах. Она могла остановить лифт между этажами, расстегнуть ему брюки и устроить «маленького француза», могла заставить его заняться с ней любовью, стоя на лестничной площадке, рискуя быть застигнутыми врасплох. Потом наступила пора полного откровения, и она стала говорить с ним нецензурно, цинично называя вещи своими именами. Голубин понял, что в душе ее поселился порок и с ней можно вести себя соответственно.

Однажды ночью, когда она, обессилевшая, лежала в постели, Голубин сел рядом и стал говорить так, как, по его предположению, она хотела бы слышать.

– Между нами редкое дело, киса. Ты такого никогда не испытывала, да и я тоже. Не знаю как ты, а я этой связи рвать не хочу. Точнее, хочу, чтоб ты была всегда. Сама знаешь, в нашей системе не распрыгаешься. Семью нам не создать. Сгорим оба к чертовой маме. Но семья семьей, а любовь любовью, правда? Ты хочешь это продолжать?

– Хочу, Олеженька. Хочу.

Он видел, как Тамару изогнула сладкая истома и внутренне ухмыльнулся. Клиент был явно готов. Можно приступать к инструктажу.

Вскоре Тамара начала обрабатывать Мишина в пользу Олега. Старый чекист Мишин, никогда и в мыслях не допускавший возможности интимной близости с секретаршей, тем не менее охотно с ней любезничал, ненароком бросая взгляд на зрелые формы и млея от ее обворожительного голоса. Тамара же загорелась новой, амбициозной целью. Кончилось ее прозябание, появилась ясная и приятная задача – продвигать наверх своего любовника, этого ненасытного зверя, этого наглого и неотразимого самца, который доставал до печенок. Нет ничего приятнее такой сверхзадачи. В ней забил источник жизни, заработали изобретательность и предприимчивость. Дело пошло.

Голубин в полной мере использовал помощь любовницы. В общении с начальством он превратился в саму любезность и угодливость. От обычного карьериста его отличало лишь то, что каждый свой разговор с руководителем он тщательно продумывал, иногда отбрасывая версию за версией. Неудивительно, что этот улыбчивый и понятливый молодой работник стал все больше и больше завоевывать сердца своих руководителей, чему в полной мере способствовала Тамара.

Через полгода Мишин вызвал к себе начальника управления внешней контрразведки и в безапелляционном тоне дал указание написать на Голубина представление к повышению в должности.

Еще через неделю начальник ПГУ получил на подпись рапорт о повышении Голубина. Он долго сидел над документом, несколько раз открывал и закрывал папку, вспоминая все, что было связано с этим офицером. Однако громче всего в его ушах звучал голос Андропова, который недавно в очередной раз поинтересовался, как идут дела у Голубина. Председатель явно благоволил этому работнику. Отказ в повышении может быть не понят…

Крючков еще раз пробежался по рапорту и коротко черкнул свою фамилию. Потом тихо выругался и раздраженно бросил ручку на стол.

Начался прорыв наверх.

Глава 10

1972 год. Бои без правил

В детстве Шуру Бабакина часто били. Он родился в убогой деревеньке на русском Севере, с первых дней жизни познакомился с голодом и, встав на ноги, начал потихоньку промышлять мелким воровством съестного. Чаще всего крал яйца из-под кур в соседских дворах, за что с малых лет получил прозвище Курей. Попадался, конечно, неопытный еще был. Но порку сильно невзлюбил и стал учиться врать, чтобы избегать заслуженных экзекуций. Дело пошло не сразу, и Курей в первое время получал двойные порции – за воровство и за вранье. Но постепенно все налаживалось, паренек научился ловко выкручиваться из всяких неприятных ситуаций, подставляя вместо себя собственных братьев и сестер, а то и дружков.

Став учеником сельской школы, Шура убедился в правоте своего способа выживания. Вранье и мелкое жульничество помогало найти самый простой и легкий путь для того, чтобы получать побольше, работая поменьше. Это, конечно, не могло укрыться от глаз товарищей, и Шуру не любили. Но что делать? Он рано понял, что за все удовольствия надо платить. Не любят, так не любят. Зато никто не будет приставать с дурацкими полевыми работами и общественными поручениями, которые он обязательно свалил бы на кого-нибудь другого, сославшись на боль в мошонке.

Когда семилетка оказалась за спиной и настала пора покидать родной колхоз, Шура, не задумываясь, выбрал Архангельск, где находчивому человеку все карты в руки. Он слегка подчистил свидетельство об окончании семилетки, переправив тройки на пятерки, и поступил в училище, готовившее скороспелых техников водного транспорта. Немного освоившись в училище, Шура понял, что жизнь не обещает ему светлых перспектив. Выпускники растекались по северным портам работать в основном в ремонтных доках или еще хуже – на механизации лесосплава. Жить по архангельской формуле ДТТ (доска, треска, тоска) Шуре не хотелось, он стал напрягать мозги в поисках выхода. Выход предложил сам себя. Шел тридцать восьмой год, и быстро редевшим в результате репрессий комсомольским руководящим органам нужны были свежие силы. Видя стремительную текучку комсомольских командиров, Шура для начала вызвался писать статьи в училищной стенгазете. Ума здесь много не требовалось, и вскоре его стали выбирать в президиум на каждом собрании. А уже через полгода Бабакин возглавил комсомольскую организацию училища. Ничего удивительного не было и в том, что еще через полгода его вызвали в горком и предложили перейти на освобожденную должность инструктора городской организации. Дело пошло в гору. Шура начал успешно карабкаться по ступеням комсомольской лестницы. Чтобы не последовать за многими другими активистами, бесследно исчезавшими сначала в «черных воронках», а затем в лагерях или подвалах НКВД, Шура наладился писать в эту организацию добровольные рапорта о состоянии умонастроений в окружающем его активе. Чекисты были признательны Шуре за инициативу, стали принимать его на конспиративной квартире и просили подписывать свои «работы» псевдонимом. Не долго думая, Шура избрал псевдоним «Труженик», сам того не осознавая, добавив себе отсутствующее качество.