Яма - Акунин Борис "Чхартишвили Григорий Шалвович" Страница 14

Вот что такое настоящая дружба.

С этого момента я взял на себя роль секунданта. Разговор вел Эраст Петрович, а я только кивал.

Беседа никак не складывалась. Мадемуазель (теперь, когда она так беспомощно, по-девичьи заплакала, стало ясно, что никак не «мадам») несколько раз пыталась начать, говорила: «Меня зовут… Меня зовут Ко… Ко…» – и снова заливалась слезами. Получалось какое-то куриное квохтанье, впрочем, очень милое.

Кружевной платочек скоро весь вымок, Эраст Петрович предложил свой. Она в него обильно высморкалась, и господин спрятал платок в карман. Зная его всегдашнюю опрятность, я слегка приподнял брови, сказавши себе: «Давненько мы ни в кого не влюблялись. Уже года четыре».

Ситуация безусловно располагала к возвышенной влюбленности. У французов она называется «Une demoiselle en détresse», что примерно соответствует мизансцене соёкадзэ в нашей любовной науке дзёдзюцу – когда кавалеру предоставляется возможность выставить себя в выигрышном свете перед попавшей в беду дамой.

– …Ко… Корделия Эрмин, – выговорила наконец барышня.

– Очень приятно, – в унисон ответили мы, и это было чистой правдой.

– Кто это – Лулу и что с ним с-случилось? – мягко спросил господин. – Очевидно он вам очень дорог?

– Очень! Это единственный, кто у меня есть на свете! – воскликнула Корделия. – Мой Бишон Фризе! Мы так любим друг друга!

Лишь я, хорошо изучивший господина, заметил, что он расстроился. Но в его голосе по-прежнему звучало только участие.

– Мсье Фризе – ваш жених?

Она удивленно похлопала длинными ресницами, с которых сорвались две хрустальные слезинки.

– Бишон-фризе – это порода собак. Такой маленький пудель. Вот мой Лулу, посмотрите.

Она расстегнула верхние пуговки на платье, обнажив прелестную белую ложбинку ниже шеи, и вынула золотой медальон.

С фотографии скалилась белая кудрявая собачонка.

– И этого ангела они угрожают убить!

– Я думал, тут трагедия, а это какая-то оперетта, – сказал я по-русски.

– В оперетте так горько не плачут, – ответил мне господин. – Извините, сударыня, на русском языке мы с Масой обмениваемся профессиональными ремарками. Кто угрожает убить вашего песика? И могу ли я узнать, почему вы в трауре?

Только теперь я заметил на рукаве у госпожи Эрмин черный креп.

Сначала она ответила на последний вопрос:

– Три месяца и двенадцать дней назад я осиротела. Мои дорогие папá и мамá погибли ужасной смертью. Я не могу об этом рассказывать… – Ее голос опять задрожал от слез. – Прочтите сами.

Она вынула из хорошенького бархатного портфеля атласный альбомчик, а оттуда сложенную обложку «Лё пти журнал». Там была изображена пылающая вилла. Внизу крупными буквами напечатано: «ПОЖАР В НЕЙИ. ПОГИБЛИ ИЗВЕСТНЫЙ ФИЛАНТРОП ФИЛИПП ЭРМИН И ЕГО СУПРУГА. Подробности на с. 4».

Мы с господином открыли четвертую страницу, прочитали заметку. В ней сообщалось, что из-за неисправности электрической проводки, совсем недавно установленной в особняке на бульваре де ля Соссе, ночью случился пожар. Жильцов – господина и госпожу Эрмин, а также их двадцатилетнюю дочь Корделию – вынесли из дома пожарные, однако вернуть к жизни смогли только девушку. Она надышалась дыма, но здоровое сердце и молодые легкие выдержали испытание, оказавшееся фатальным для пожилых родителей. Мадемуазель поразила пожарных тем, что, едва очнувшись, бросилась назад в огонь спасать свою любимую собачку.

Ниже рисунок: барышня в ночной рубашке, с пикантно обнаженным плечом и растрепанными волосами прижимает к груди пушистого пса. Подпись: «Ради Лулу я не пожалела бы и жизни! Он всё, что у меня осталось!»

В заключение говорилось, что м-ль Эрмин теперь унаследует всё колоссальное состояние отца.

По бриллиантовым серьгам, по элегантному наряду, по бархатному портфельчику было видно, что наша собеседница принадлежит к высшей прослойке обеспеченного класса, и все же упоминание о «колоссальном состоянии» заставило нас с Эрастом Петровичем переглянуться.

– Теперь понятно, – сказал господин. – У вас похитили собаку и требуют за нее выкуп. Причиной преступления, вероятно, стала вот эта статья. Из нее злоумышленники узнали, во‐первых, что вы очень богаты; во‐вторых, что вы безмерно любите вашего бишона, и, в‐третьих, что вы одиноки – ни братьев, ни сестер. Идеальная мишень для вымогательства. Вам осталось лишь объяснить, почему вы находитесь в этой гостинице и почему вы приняли нас за похитителей.

– Вчера я провела бессонную ночь, потому что накануне пропал Лулу. Мы с лакеем и горничной обклеивали окрестные улицы объявлениями. Я обещала тому, кто приведет мое сокровище домой, сто франков. Обессиленная, я уснула на козетке. В полдень меня разбудила служанка. Сказала, звонит мсье, который видел Лулу. Я так обрадовалась! А он, этот ужасный человек, говорит шипящим голосом: «Ваша болонка у нас. Если вы хотите снова ее увидеть, вам придется раскошелиться. И ста франками вы не отделаетесь».

– «У нас»? Именно так? Вы хорошо запомнили?

– Да. Он и потом всё время говорил «мы». «Мы пришлем вам коврик из ее шкуры» и прочие ужасные вещи. Я поняла, что он совершенно не разбирается в собаках, если принял Лулу за болонку, и стала умолять его ни в коем случае не кормить моего малыша костями, это ему вредно. «А мы и не собираемся его кормить, вот еще, – ответил негодяй. – Слышите, как псина воет от голода?» И я услышала плач Лулу. Бедненький, как же ему плохо и страшно!

Пришлось опять подождать, пока мадемуазель плачет. Наконец она высморкалась теперь уже в мой платок, который совать в карман я не стал.

– …Потом он стал меня инструктировать. Во-первых, полиции и вообще ни единой живой душе ни слова. За каждым моим шагом следят те, кто выкрал Лулу. При малейшем подозрении собаку убьют. Во-вторых, я должна вечером снять в гостинице «Мирабо» на рю де ля Пэ комнату, сорок первый номер. Со мной свяжутся, когда убедятся, что я исполнила первое условие. Я положила в портмоне десять тысяч, чековую книжку и вечером прибыла сюда. Всю ночь я прождала перед дверью, но ничего не произошло. А сейчас, услышав в коридоре приглушенные голоса, говорившие на непонятном языке, я решила, что это наконец похитители. Дело в том, что человек, который мне телефонировал, говорил по-французски с акцентом.

– Десять тысяч? – удивился я. – Вы готовы заплатить за собаку такие деньги?

– Я дам и больше. Сколько попросят, столько и дам. Потому и взяла чековую книжку. Вы не должны меня осуждать, мсье Маса, – вдруг забеспокоилась госпожа Эрмин. – Я знаю, вокруг много несчастных людей, которым не хватает даже на хлеб, но, пожалуйста, не считайте меня взбалмошной богачкой, кидающей деньги направо и налево. Я люблю моего Лулу, и он меня любит. Наверное, вам мои слова покажутся странными, но любовь собаки накладывает еще большие обязательства, чем любовь человека. Потому что у собаки кроме тебя никого нет и никогда не будет, ты – вся ее жизнь, весь ее мир. Предать собаку хуже, чем предать мужа или даже ребенка!

– Перестань пучить глаза. У этой девушки благородное сердце, – сказал мне Эраст Петрович по-русски.

– Я не пучу. Я восхищаюсь, – ответил я. – Редко встретишь западную женщину, столь глубоко понимающую суть любви и верности.

– Вы обсуждаете, как спасти Лулу? – с надеждой спросила Корделия. – Как вы думаете, почему похитители со мной не связались? А вдруг они узнали, что я нарушила первое условие?

Мы переглянулись.

– Вы его нарушили? Каким образом?

– Я не стала обращаться в полицию и не сказала о требованиях звонившего никому, даже слугам. Но я обратилась в частное детективное бюро.

– Вот что означали ваши слова «Так я уже…», – кивнул Фандорин. – Вы хотели сказать, что уже работаете с кем-то из наших коллег. С кем же? С Ляруссом, с Гранже или, может быть, с Колоннá?