Ирина Глебова - Пока не пробил час Страница 16

Зыкин постеснялся сказать, что две из трех булочек лежат у него в сумке – для дочки. А исправник ничего на его слова не ответил, только бросил:

– Скоро придет тебе смена.

И вышел. Охранник видел, как он идет через двор – прямая спина, чуть приподнятые плечи, медленный шаг. Макаров и в самом деле шел медленно, сжав зубы и чуть нахмурив брови. Ему было о чем подумать.

Когда из соседней комнаты вышел, на ходу причесываясь, пристав, исправник сидел за столом и перебирал бумаги. Спросил мимоходом:

– Отдохнули? – И тут же пригласил: – Присаживайтесь. Надо подготовить материалы по следствию об убийстве Савичевой, скоро за осужденным приедут из Харькова.

Они вместе стали просматривать документы, вносить правки и сортировать их. За этим занятием и застал их знакомый обоим телеграфист, заглянувший в комнату.

– Господин исправник! Анатолий Викторович!

– Что там такое? – У Макарова был голос человека, которого по пустякам отвлекают от важных дел. Но он тут же смягчил его: – Входите, господин Корбут. Что случилось?

В руках телеграфист держал запечатанный бланк телеграммы. Он протянул его Макарову:

– Вот. Срочная телеграмма для вашей жены. Я сам решил отнести, хотя еще рано – половина седьмого. Но ведь срочно!

– Мне решили принести? – не понял исправник.

– Нет, я понес ее вам домой, Вере Алексеевне. – Телеграфист был явно взволнован, но старался сдерживаться. – Но у вас открыта калитка, открыты входные двери, а Вера Алексеевна не отзывается!

Пристав вскочил, опираясь руками о стол, но Макаров, не поворачиваясь, положил ладонь на его руку, придавил:

– Спокойно!

Нарисованная телеграфистом картина так явно напоминала ту, которую они увидели, войдя недавно во двор Любови Савичевой. Но объяснение должно было быть какое угодно другое, ведь убийца сидел в тюрьме.

– Вы звонили? – спросил Анатолий Викторович телеграфиста.

– Звонил неоднократно! А потом вошел в дом и несколько раз громко позвал…

– Дайте телеграмму!

Макаров распечатал бланк, прочитал, отдал лист приставу:

– Это Верочкины тетя и дядя из Киева, зовут на свою золотую свадьбу.

– Но она заявлена как срочная, – оправдываясь, сказал телеграфист. – Вот я и подумал…

– Хорошо, хорошо, – оборвал его Макаров. – Поедемте к нам, посмотрим, в чем дело.

Уже в коляске он сказал приставу и телеграфисту:

– Жена последнее время стала принимать снотворное, могла крепко спать и просто ничего не слышать. А незапертая дверь… Может, вышла куда-то во двор? Хотя обычно так рано она не выходит… Ничего, сейчас все выяснится! Наверняка пустяки какие-то.

Когда он взбежал на крыльцо, распахнул входные двери и крикнул:

– Вера! Вера, ты где? – его спутники невольно остановились. Но Макаров оглянулся, позвал: – Пойдемте наверх, посмотрим.

Отворенная дверь его явно встревожила больше, чем он сам ожидал. Все трое поднялись на второй этаж, подошли вслед за хозяином к двери одной из комнат.

– Вера! – Он постучал, но почти тут же толкнул дверь и вошел. И вскрикнул глухо. Телеграфист со стоном тут же выскочил в коридор и помчался по лестнице вниз. А пристав остался. Преодолевая себя, сделал несколько шагов к стоящему на коленях исправнику. Женщина лежала на полу. Она была в шелковом пеньюаре, а шею ее перетягивал поясок. Искаженное гримасой лицо посинело… Все так ужасно напоминало другую, недавнюю сцену убийства! Только пеньюар был голубой, а волосы женщины – русые. Макаров повернулся, поднял лицо к приставу. Взгляд его был совершенно потерянным, губы дрожали. Таким исправника никто никогда еще не видел. Но вот он снова повернулся к жене, протянул руки, словно хотел развязать на ее шее удавку.

– Стойте, Анатолий Викторович! – мягко, но решительно пресек его движение пристав. – Вере Алексеевне уже не помочь. А трогать ничего нельзя.

Макаров сильно вздрогнул, словно по нему прошел электрический ток. Потом поднялся на ноги.

– Вы правы, – сказал глухо. – Пошлите господина Корбута в морг за врачом, а кучера – в участок за городовыми…

Через три часа к следствию присоединились приехавшие из Харькова два офицера полиции. К этому времени тело убитой уже пребывало в морге, а врач-патологоанатом пришел в полицейское управление на совещание. И сразу же уверенно объявил:

– Госпожу Макарову убил тот же человек, что и Любовь Савичеву. Сомнений быть не может! Вера Алексеевна удушена, как и ее подруга…

– Но, – перебил пристав, – об этом писали в газетах! Кто-то мог просто прочитать и повторить. Может быть, даже для того, чтобы выгородить уже арестованного и осужденного убийцу!

– Исключено! – Врач обвел взглядом присутствующих, остановился на Макарове. – Помните, Анатолий Викторович, я, когда обследовал убитую Савичеву, еще сказал вам: шарф затянут необычным узлом? Так вот… Простите!.. Мерзавец, задушивший вашу жену, и на этот раз затянул пояс таким же узлом. Точно таким же!

– Но ведь и о том, что узел необычный, тоже писали газеты! – упорствовал пристав. Макаров молчал. Он смотрел на врача, словно ожидая продолжения. И тот кивнул:

– Да, писали, причем именно это слово: «необычный». И все. А вот я, кто развязывал узел на шее Савичевой собственными пальцами, вновь бы его завязать не смог! Он очень непростой, замысловатый. Чтоб затянуть его, тем более быстро, нужен долгий навык.

– Значит… Верин поясок… затянут таким же узлом?

Голос у Макарова звучал сдавленно, словно он говорил, сжав зубы. Да так, собственно, и было. Хотя по сравнению с первыми минутами у тела жены он уже пришел в себя, держался с видимым спокойствием. И когда один из приехавших харьковчан хотел отпустить его, взяв расследование на себя, сурово отказался.

– Я начальник полиции этого города… Произошло убийство… Да, меня лично оно касается, но не снимает служебной ответственности.

Все понимали, что исправник и сам не хочет снимать с себя эту ответственность – наоборот! Услышав ответ врача, он кивнул:

– Уже там, у Веры в спальне, когда я только увидел ее, понял – ошибся, не того арестовал! Вот сам и расплачиваюсь за свою ошибку… А может… – Он обвел всех взглядом, заблестевшим от неожиданно нахлынувшей догадки. – Может, не случайно убита именно моя жена? Словно убийца хотел посмеяться надо мной, выставить дураком?!

Он застонал, сжав виски кулаками, и доктор поторопился подойти и сесть рядом с ним.

После недолгой паузы негромко заговорил адвокат – тот самый, что защищал вчера на суде Кокуль-Яснобранского.

– Господин Макаров, я очень сочувствую вам… Но коль вы сами сказали, что ведете расследование… Как же быть с моим подзащитным? Ведь по всему получается, что он невиновен!

– Получается! – глухо согласился Макаров.

– Решение суда еще не утверждено в последней инстанции, а значит – еще не вступило в силу! – Адвокат оживился, вскочил. – Его надо выпускать, причем сейчас же! – И, не удержавшись, усмехнулся: – Такого стопроцентного алиби, как у него, и придумать трудно! Сидеть в тюрьме во время убийства!.. Простите!

Исправник поднял на него усталый взгляд:

– Что ж, вы правы. Я с коллегами из губернского управления сейчас напишу распоряжение, пойдете вместе с приставом за подписью к прокурору, а потом – в тюрьму… Извинитесь за меня перед Кокуль-Яснобранским.

… Небывалое дело – в нужный час, в семь часов утра, не пришла смена караула! Мало того – к девяти не принесли из ресторана завтрак арестанту! И если поначалу Зыкин недоумевал, то теперь был просто в тревоге. Ясное дело, что-то произошло, причем что-то совершенно необычное. На это указывала не только забывчивость начальства, но и странная суета во дворе полицейского управления. Зыкин несколько раз чуть-чуть приоткрывал двери и выглядывал, но почти сразу торопился захлопнуть их и закрыть на ключ. От греха подальше! Напуганный ночным происшествием, он теперь всего боялся. А вдруг то, что происходит сейчас, – продолжение его ночной промашки? Но нет, как это может быть? Это уже он сам себя пугает, фантазирует! Его неожиданная сонливость никому не принесла вреда, ничего не изменила, и главное – никто, кроме него, про это не знает. И, слава богу, никогда не узнает.

Понемногу охранник успокоился. Когда-нибудь о нем все-таки вспомнят, его сменят и, может, даже дадут дополнительные сутки отдыха – за переработку. А услышав цокот копыт во дворе, он совсем повеселел. Это, конечно же, приехали из губернского управления за его подопечным. Теперь-то уж точно вспомнят, придут… Однако прошел еще час или более, прежде чем у тюремного порога раздались голоса, а в двери постучали. Вошли пристав, два приезжих офицера и один штатский. Штатского Зыкин узнал: на суде он защищал арестованного. Однако вся эта представительная делегация явилась не для того, чтоб увезти осужденного. Когда охранник, подчиняясь приказу, впустил их в камеру, от услышанных первых слов у него подкосились ноги и он плюхнулся на табурет.