Майкл Грубер - Книга воздуха и теней Страница 16

— Спасибо, — официальным тоном поблагодарил он, проглотил три таблетки и вернулся на кухню.

В нормальной ситуации он предпочел бы посидеть, а еще лучше — полежать в тихом месте, пока не утихнет болезненная пульсация. Но удобного кресла у Ролли не было, а прилечь на ее постель он поостерегся. Поэтому он с мрачным видом расположился у кухонного стола и сидел там, шелестя старыми бумагами. Будь Кэролайн Ролли нормальным человеком, думал он, они могли бы вдвоем поломать голову над этой загадкой. У нее должны быть книги и по водяным знакам, и по начертанию букв в первой половине семнадцатого столетия. По крайней мере, она наверняка знает, к кому обратиться за консультацией.

Едва мелькнула эта мысль, как он просиял и вытащил из кармана мобильный телефон. Посмотрел на часы: еще нет одиннадцати. В одиннадцать его мать смотрит «Сегодня вечером» и в течение часа не отвечает на телефонные звонки, чтобы, не дай бог, не пропустить чего-нибудь об апокалипсисе. Но сейчас она сидит в кресле с книгой.

— Это я, — сказал он, когда она взяла трубку.

— Где ты?

— В Ред-Хуке, в доме Кэролайн Ролли.

— Она живет в Ред-Хуке?

— Тут вполне прилично, ма.

— Там доки и гангстеры. С какой стати такая стильная девушка живет в Ред-Хуке?

Миссис Крозетти несколько раз встречалась с Кэролайн в магазине и впоследствии сообщила сыну свое мнение с подтекстом: будь он поумнее, уже сделал бы несколько заходов.

— Как ты там оказался? — продолжила она с ноткой надежды в голосе. — Наконец предпринял что-то?

— Не я, ма. Пожар. Ей надо поработать дома над несколькими тяжелыми книгами — она что-то вроде любителя-переплетчика, — и я помог ей дотащить их из города.

— И потом застрял.

— Мы поели. Я собираюсь вот-вот уйти.

— Значит, еще рано арендовать свадебный зал. Или беспокоить отца Лазарро.

— Наверное, ма. Прости. Послушай, я, собственно, вот почему звоню… Тебе известно что-нибудь о водяных знаках начала семнадцатого столетия или о манере письма той эпохи?

— Ну, что касается манеры письма, это Даусон и Кеннеди-Скиптон, «Почерки елизаветинских времен, 1500–1650». Справочник. Неплохие источники можно найти в Интернете… ну, знаешь, интерактивные консультации со специалистами. Водяные знаки — это Грейвел… нет, постой, Грейвел — с тысяча семисотого. Подожди секундочку, дай подумать… Да, это Хивуд, «Водяные знаки семнадцатого и восемнадцатого столетий». А зачем тебе?

— Ну, мы нашли какую-то старую рукопись под обложками книг, которые Ролли собирается восстановить. Хотелось бы узнать, что там такое.

Он записал то, что сказал мать, на корешке какой-то квитанции из бумажника.

— Тебе нужно поговорить с Фанни Добровиц. Хочешь, я позвоню ей в библиотеку?

— Нет, спасибо. Не стоит тратить ее время, пока я не убедился, что это не старый список покупок или что-то в этом роде. Часть рукописи на иностранном языке.

— Правда? На каком?

— Не могу сказать. Забавный такой, но не французский и не итальянский. Больше похоже на армянский или албанский. Но, может, мне так кажется из-за того, что я не в состоянии разобрать почерк.

— Интересно. Здорово. Помогает держать мозги в рабочем состоянии. Хотелось бы мне, чтобы ты продолжил образование.

— Ма, а я что делаю? Коплю деньги, чтобы учиться дальше.

— Я имею в виду настоящее учебное заведение.

— Кинофакультет в университете — настоящее учебное заведение, ма.

Миссис Крозетти промолчала, но сын без труда представил себе выражение ее лица. Она выбрала себе профессию, когда была намного старше, чем он сейчас. Она помогла бы ему деньгами, если бы речь шла о серьезном образовании, но делать кино? Нет, спасибо!

Крозетти вздохнул, а она сказала:

— Мне пора. Ты поздно вернешься?

— Может, очень поздно. Мы прокладываем бумажными полотенцами влажные книги.

— Правда? А почему не применить вакуумный насос?

— Долго объяснять, ма. Как бы то ни было, тут командует Кэролайн. Я лишь помогаю.

Он услышал в отдалении музыку и аплодисменты. Мать попрощалась и положила трубку. Его не переставало удивлять, как такое возможно — чтобы женщина, накопившая за время работы несметное множество знаний, способная «разгрызть» за двадцать две минуты любой кроссворд в воскресном «Тайме», смотрела эти встречи со знаменитостями и слушала тяжеловесные шутки весьма посредственных комиков. Она не пропустила ни одного выпуска передачи. По ее словам, это позволяло ей по вечерам не так остро чувствовать одиночество. Стало быть, одинокие люди — основная аудитория таких шоу. Интересно, Ролли смотрит «Сегодня вечером»? Телевизора он здесь не заметил. Может, вампиры не страдают от одиночества.

Крозетти поднялся с жуткого кресла и потянулся. Теперь и спина заболела. Он посмотрел на часы и зашагал к Ролли, все еще трудившейся за столом.

— Что? — спросила она, когда он подошел ближе.

— Время менять полотенца. Что вы делаете?

— Ставлю на место обложку четвертого тома. На первом и втором придется полностью заменить обложки, но эту, думаю, удастся отчистить.

— А что вы берете для прокладки вместо рукописи?

— У меня есть кое-какие ненужные бумаги того времени размера ин-фолио.

— Случайно оказались под рукой, а?

— Если на то пошло, да, — огрызнулась она. — Всегда есть загубленные книги, из которых сохраняют одни карты и вклейки. С кем вы говорили по телефону?

— С мамой. Послушайте… — Он сделал жест в сторону книжных полок. — У вас есть книги о водяных знаках? Я имею в виду… — Он потянулся за бумажником.

— Ну, у меня, конечно, есть Хивуд.

Он развернул корешок квитанции и улыбнулся.

— Конечно. А Даусон и Кеннеди-Скиптон?

— Тоже.

— А я думал, вы не палеограф.

— Я — нет, но Сидни попросил меня прослушать курс по инкунабулам и ранним рукописям, что я и сделала. Все, кто этим занимается, изучают Даусона и Кеннеди-Скиптона.

— Значит, вы можете читать рукописи?

— Немного. Это было несколько лет назад.

Что-то в ее тоне остановило Крозетти от дальнейших расспросов.

— Могу я заглянуть в справочники после того, как мы поменяем полотенца? — поинтересовался он.

— Конечно. Но почерки тех времен… как курица лапой. Все равно, что учиться читать заново.

Они сменили полотенца, она достала с полок две книги и вернулась к работе, а он уселся со справочниками на кухне.

Да, это и впрямь оказалось «как курица лапой». В предисловии к Даусону и Кеннеди-Скиптону говорилось: «Готические рукописные тексты периода пятнадцатого — семнадцатого веков и в Англии, и по всей Европе чрезвычайно трудны для прочтения». Крозетти узнал, что современники Елизаветы и Иакова I не делали различий между п и и, между и и v, между i и j; не ставили они и точки над i. S присутствовало в двух различных формах, а буквы h, s и t соединялись с другими очень странным образом, искажая их форму. Знаки препинания расставляли и слова писали как вздумается. В целях экономии драгоценного пергамента изобретали абсолютно непонятные сокращения, сохранившиеся и тогда, когда в обиход вошла бумага.

Крозетти, однако, решительно приступил к упражнениям из справочника. Там приводились выдержки из разных текстов, где растолковывалось каждое слово. К тому времени, когда он добрался до третьего примера, было уже за полночь. Ролли по-прежнему трудилась. Он подумал, что если на несколько минут позволить уставшим глазам и ноющей спине отдохнуть, то к нему придет второе дыхание. Он снял туфли и прилег на край соломенного тюфяка.

Потом его ушей коснулся странный звон. Выругавшись, он сел и зашарил рукой по постели, пока не нашел источник звука: старомодный будильник того типа, который так любят в мультиках, — с двумя колокольчиками, кнопкой наверху и круглым белым циферблатом. Кэролайн связала колокольчики тесьмой, чтобы, зазвонив, будильник не разбудил и ее тоже, — типичное, хотя и по-своему изящное решение человека, плохо разбирающегося в технике. Он выключил будильник и увидел записку, приклеенную куском липкой ленты:

Ваша очередь; два последних раза я все сделала сама.

Записка была написана на узкой полоске плотной антикварной бумаги, черными чернилами, изящным почерком. Раздражение Крозетти мгновенно улетучилось. Он вгляделся в спящую рядом Кэролайн. Копна волос на подушке, ухо, нежный изгиб щеки. Он осторожно наклонился, так что их головы разделяли всего нескольких дюймов. Сделал глубокий вдох и почувствовал запах шампуня, клея, старой кожи и… еще чего-то несравненно более интимного, чисто женского. Крозетти не был новичком с женщинами — он специализировался на девушках, кому нравились простые славные парни, и не более того; к тому же он сомневался, так ли уж ему нравится Кэролайн. Вернее, он был уверен, что она ему не нравится. Тем не менее, вдыхая запах ее кожи, он испытал одно из самых острых эротических ощущений в жизни.