Ва-банк для Синей бороды, или Мертвый шар - Антон Чижъ Страница 16

Вернувшись к парадному подъезду, Родион встретил одинокого коня с фиакром. Желая высказать все, что думает о строптивом подопечном, Ванзаров шагнул на ступеньки, ведущие в распахнутый проем гостиной. Но не успел и шагу ступить, как навстречу медленно выплыл Нил Нилыч. Это был он и не совсем он. На обворожительного мужчину нашел частичный столбняк, не иначе. Живыми оставались только ноги. Прочие члены раскорячились, словно Бородин ловил мяч, а лицо застыло в удивлении, нет, не то, застыло оно в глубочайшем ужасе, какой доводит до седин в висках. К счастью, цвет волос бильярдиста не пострадал, чего нельзя было сказать уверенно о его рассудке. Нил хватал воздух губами, пучился, но так и не смог выдавить из себя звук.

– Где? – крикнул Ванзаров.

Статуя, поворотя торс, указала в глубь комнат.

Тяжелый обед мешал быстрому подъему. Но слушать жалобы тела было некогда. Одолев лестницу в два прыжка, Родион влетел в большую гостиную и обнаружил… полное ничего. В полутьме и прохладе не нашлось даже тени пугающего. Оставался плохой, но логический вывод. Тем более дверь в спальню Филомены Платоновны была настежь.

Рванувшись в комнату дамы, Ванзаров затормозил на носках не хуже рысака. Госпожа Бородина сидела на своем величественном стуле-каталке и, прикрыв лицо платком, тихо вздрагивала от рыданий. Ничего более ужасного поблизости не нашлось. Родион уже решил, что стал жертвой приступа сыновней любви, мало ли как любящий мальчик может реагировать на материнские слезы, но тут Филомена Платоновна подняла заплаканные глаза и, не удивившись внезапному гостю, тихо сказала:

– Как это ужасно…

За спиной послышались робкие шаги крупного человека. На всякий случай Родион быстро обернулся. Нил, кое-как овладев собой, держался за лоб и только пробормотал:

– Да что же это…

Не желая пребывать в потемках, чиновник полиции потребовал объяснить, отчего все эти страдания.

– Под лестницей… – выдавил из себя Бородин.

Приглушенный свет раннего вечера сбил Ванзарова с толку. Скрыл, что рядом с витой лестницей, упиравшейся в потолок, что-то лежит. Осторожно приблизившись и опустившись на корточки, Родион осмотрел съехавший платок, открывший снежно-седые волосы. Тельце, согнутое в позе эмбриона, притулилось к ступеньке бочком, лежало тихо и как-то уютно. Только под головой натекла бурая лужица из подсохшего ручейка, что бежал из разбитого виска. Пульса на шее не было. Судя по коже, еще теплой, несчастная погибла самое большее час назад. Ах, как сейчас нужен Лебедев со своим походным чемоданчиком! Но все пришлось делать самому.

Осмотр ковра и кованых ступенек ничего не дал. Но на нижнем изгибе перил (в виде львиной лапы) отчетливо виднелось бурое пятно, с которого накапало на пол. Что же получается? Жертва ни с того ни с сего пыталась забраться на лестницу, поскользнулась, ударилась виском об архитектурное украшение, упала и тихо испустила дух? И на помощь позвать не успела? Хотя это было бесполезно: рана слишком серьезна.

Мобилизовав все криминалистические познания, Родион встал на колени и внимательно осмотрел ушиб. Потом так же тщательно – кованую лапу. Затем обошел гостиную, заглядывая под диван, кресла и куда мог достать, не ленясь вставать на колени. Кроме пыли, мусора и неметеных объедков, примечательного не нашлось.

– Захожу, а она лежит, – послышался жалобный всхлип.

Чиновник полиции встал и отряхнул колени.

– Вот так сразу заметили? Кажется, просил оставаться на месте, – напомнил он строго.

– Я бы ни за что… Матушка услышала, что подъехали, стала звать. – Нил потупился, как нашкодивший мальчишка в ожидании розг. – Зовет и зовет, утерпеть не мог. Думаю, сбегаю быстро и вернусь, вы ничего не заметите… Заглядываю к ней в комнату, а она говорит: «Что-то упало тяжелое в гостиной, Тоньку и Ореста дозваться не могу, Аглая в лавку ушла, посмотри, что там». Ну, думаю, этажерка от старости рухнула, выхожу и вижу… Ее… Бедная Марфушенька…

– Зачем полезла на лестницу?

– Да кто же знает, блаженная, что тут выяснять. Ходила по всему дому, найдет где-нибудь уголок – и сидит мышкой. Один раз об нее даже спотыкнулся. Ругали ее, да разве поймет – ума меньше, чем у новорожденного… Платье откуда-то новое взяла, и вот пожалуйста… Такая нелепая смерть.

– Какая? – упрямо спросил Родион.

Нил поморщился:

– Сами не видите? Шатнуло, упала – дух вон. Много ли старушке надо?

– Семейный рок начал действовать?

– Как вы можете… Какой тут рок – несчастный случай. Марфуша, конечно, жила с нами. Но разве ее можно считать членом семьи?

– Почему же испугались?

– Это вы с трупами дружите, а у нас такого не было. Сначала – глаз, потом – убогая.

– Ничего, привыкнете, – обрадовал чиновник со стальным сердцем.

Нил Нилыч по-девичьи затрепетал ресницами и спросил оторопело:

– О чем это вы?

– Обычно рок требует новых и новых жертв. Письмо об этом однозначно предупреждает. Только в обморок не падайте, пожалуйста… С вами сыскная полиция, значит, року здесь делать нечего. Лучше вспомните: когда из дома выехали?

– Около часа тому, – неуверенно ответил Бородин. – До Мучного доехал быстро, минут за пятнадцать, а потом ждал не меньше получаса, вот и получается… А зачем вам?

Пропустив вопрос мимо ушей, Родион попросил собрать всех, кто есть в доме.

Сбегав за кухаркой и лакеем, любящий сын наконец выкатил матушку. Приближаться к телу никто не спешил. Тонька жалась к коридорчику, зажав рот передником, Нил занял привычное место за спинкой стула, Филомена Платоновна упорно смотрела в подол, и лишь Орест, легкомысленно присвистнув, играл папироской в пальцах. Важно заметить, кто как вошел, как посмотрел, как отреагировал. Сами по себе живые эмоции каждого еще ни о чем не говорили, но, проявившиеся одновременно, создавали смутную картину.

– Кто видел Марфушу последней? – строго спросил Ванзаров.

Ответом было дружное молчание.

– Ну, не знаю, может, и я, – капризно заявил Орест. – Гуляла по двору, но я же не буду за каждым следить.

– Когда это было?

– Может, час, может, два назад, что вы хотите, у меня много других дел. – И трудолюбивый лакей затянулся сигаретой. – Однако забавное приключение…

– Пошел вон, негодяй! – внезапно рявкнул Бородин.

Изобразив оскорбление, Орест удалился с гордо поднятым подбородком.

– Спасибо, Нил Нилыч, – искренне сказал Ванзаров. Если бы не этот спасительный всплеск ярости Бородина, чиновнику полиции ох как трудно было бы держать себя в руках. – Что скажете, Антонина?

Утерев нос, кухарка пробормотала:

– Заходила ко мне. Хлеба ей дала с сыром… Ужин еще не готов… Аглая ругалась, сама в лавку побежала… Недавно, кажется… Маятник в гостиной…

– Когда услышали удар? – резко повернувшись, спросил Родион.

Филомена Платоновна уже вполне овладела собой:

– У меня в спальне нет часов. В моем возрасте они только расстраивают, напоминают о том, как мало осталось… Довольно долго звала… Колокольчик у нас сломан, никто не отозвался. Пока не услышала, как подъехал Нилушка… Позвольте сыну отвезти меня. Больно смотреть на несчастную…

Чиновник полиции не возражал. И даже отпустил кухарку.

Все получилось как нельзя лучше. Аглая как раз появилась в проеме двери с корзинами, доверху набитыми провизией. Пожилой женщине хватало сил тащить на себе чуть ли не пуд. И даже не запыхалась. Но, заметив Ванзарова, отпрянула:

– Опять вы? Нечего тут делать. Зачем приперся?

– Разве не знаете? – Родион одарил улыбкой самого очарования. – Взгляните-ка туда…

Нянька подслеповато прищурилась, пробиваясь сквозь полумрак, но, когда увидела труп, выронила корзины, в которых треснуло стекло, подбежала к телу, упала на колени и заголосила так горько и протяжно, как умеют только деревенские плакальщицы. Было в этом вое столько искреннего