Эллис Питерс - Покаяние брата Кадфаэля Страница 18

— Да, — сказал епископ, — все, что привез с собой этот человек, находится здесь, на моем попечении. У него брат в Вустере, и сейчас я жду оттуда распоряжений насчет похорон. Не сомневаюсь, что он возьмет заботу о погребении на себя. Ему я и отдам эти вещи, но если вы считаете, что осмотр поможет установить, как умер де Сулис, — почему бы и не взглянуть на них. Нельзя пренебрегать ни малейшей возможностью установить истину. А вы полностью убеждены, — добавил он с беспокойством, — что тот молодой сквайр, который нашел тело, ни в чем не виноват?

— Достойный лорд, — отозвался Хью, — насколько я знаю, этот юноша отнюдь не обманщик Трудно найти человека, менее искушенного в хитростях. Вы сами видели, как в день нашего приезда он спрыгнул с коня и сломя голову бросился на своего недруга. Таков уж его нрав — прямой и горячий. К тому же, когда он нашел убитого, оружия при нем не было. Вы сомневаетесь, ибо не знаете его так, как мы. Но и я, и брат Кадфаэль уверены в нем, как в себе.

— В любом случае, — со вздохом промолвил епископ, — от того, что мы пороемся в вещах покойного да поищем письма или что-либо другое, способное рассказать нам побольше о его делах и намерениях, вреда никому не будет. Пойдем. Седельные сумы здесь недалеко, в ризнице.

Кроме того, в приоратской конюшне стоял добрый скакун, как и остальное имущество покойного, дожидавшийся, когда младший де Сулис заберет его в Вустер.

Епископ собственноручно водрузил первую суму на скамью и, расстегнув ремни, пояснил:

— Один из братьев собрал все, что осталось в комнате убиенного, и принес сюда. Можете посмотреть.

Сам прелат остался в ризнице, ибо считал, что ответственность за имущество погибшего на его земле человека лежит на нем.

Разложив на скамье содержимое обоих вьюков, Хью и Кадфаэль приступили к тщательнейшему осмотру. Судя по тому, как снарядился в дорогу Бриан де Сулис, он был аккуратен, любил порядок, но ничего лишнего с собой не возил. Несколько смен исподнего, бритвенные принадлежности и туго набитый кошель составили содержимое одной сумы. Во второй, помимо запасного платья, оказался другой кожаный кошель, а в нем шкатулочка с несколькими отделениями — для кремня, трута, воска и печати. Человек с положением, отправляясь в дальнюю дорогу, конечно же, не мог обойтись без личной печати. Держа на ладони, Хью протянул ее епископу. Вырезанная очень отчетливо, печать представляла собой изображение лебедя с изогнутой шеей и повернутой влево головой в обрамлении двух веточек ивы.

— Это печать де Сулиса, — уверенно заявил Берингар. — Когда мы несли тело, я заметил такого же лебедя на пряжке его пояса, но только выпуклого, чеканного и глядящего в другую сторону. Это все?

— Нет, — отозвался Кадфаэль, пошарив рукой в пустой суме. — Здесь вроде бы еще какая-то штуковина завалилась. — Он извлек на свет маленькую вещицу и удивленно воскликнул: — Надо же, еще печать! Странно, зачем человеку брать с собой сразу две? И впрямь странно. Если кто-то и заказал сразу две печати, брать с собой в дорогу обе рискованно, ибо увеличивается возможность кражи или потери. А ведь завладей печатью враг или злоумышленник, он мог бы доставить владельцу немало хлопот.

— Но это совсем другая печать, — с недоумением промолвил Хью и поднес вещицу к окну, чтобы рассмотреть ее на свету. — Здесь вырезана ящерица, что-то вроде маленького дракона или… Нет, теперь вижу: это саламандра. Она изображена в окружении языков пламени. Каймы нет, лишь одна тонкая линия по краю. А гравировка глубокая, почти не стертая, видимо, пользовались печатью нечасто. Я никогда не видел этой эмблемы. А вы, милорд?

Епископ внимательно рассмотрел печать и покачал головой:

— Нет, и мне она незнакома. Непонятно, зачем ему было возить с собой чужую печать? Разве что владелец доверил ее де Сулису, чтобы тот от его имени скрепил какой-нибудь документ.

— Уж во всяком случае не здесь, — с усмешкой заметил Хью, — здесь, увы, нам не довелось скреплять печатями никаких соглашений. А ты, Кадфаэль, что об этом думаешь?

— С чем человек расстанется в последнюю очередь, — промолвил в ответ монах, — так это со своей печатью. Ведь уступая ее, он как бы уступает свои права, доверяет кому-то свою честь и доброе имя. Такую ценность можно передать разве что близкому другу, но тот, понятное дело, стал бы хранить ее как зеницу ока, а не забросил бы на дно сумы, даже не завернув. Да, Хью, мне очень хотелось бы знать, как могла чужая печать попасть к де Сулису. Не думаю, чтобы у него было много друзей, а уж доверия он всяко не заслуживал — недавние события тому подтверждение.

Монах задумался, вертя пальцами маленькую вещицу — кружок с первую фалангу большого пальца в поперечнике с ручкой из темного полированного дерева, удобно ложившейся в ладонь. Резьба была искусной и тонкой — маленькие язычки пламени вокруг саламандры с раскрытой пастью и высунутым языком. Голова саламандры была обращена влево — стало быть, на отпечатке будет повернута направо. Казалось, что за странным зеркальным отображением кроется мрачная тайна. Кадфаэлю даже почудилось, будто окружавшие саламандру языки пламени всколыхнулись, ожили и лизнули его пальцы, словно взывая к нему.

— Святой отец, — обратился Кадфаэль к епископу, — не позволите ли вы мне взять эту печать? Клянусь, что верну ее, как только найду истинного владельца. Нутром чую, как важно это сделать. Но если вы не сочтете возможным доверить мне саму печать, то позвольте хотя бы срисовать ее во всех подробностях, чтобы я мог использовать рисунок в своих поисках.

Епископ окинул монаха долгим, пристальным взглядом и с расстановкой промолвил:

— В том, чтобы снять копию с печати, я вреда не вижу. Но боюсь, что у тебя нет времени ни расследовать это убийство, ни искать пропавшего пленника. Ведь совет закончен, и, как я полагаю, тебе пора возвращаться в Шрусбери.

— Святой отец, — ответил Кадфаэль, — кажется, в обитель мне ехать рано.

Глава шестая

— Ты ведь понимаешь, — озабоченно сказал Хью, когда, выйдя с повечерия, он и Кадфаэль брели по приоратскому двору, — что, если вздумаешь ехать дальше, я с тобой отправиться не смогу. У меня немало своих забот. Взять хотя бы Мадога ап Мередита — стоит мне отлучиться, как он начинает украдкой поглядывать в сторону Освестри. Думаю, он никогда не перестанет зариться на эту землю. Господь свидетель, до чего мне не хочется без тебя возвращаться. Да ты и сам не хуже меня знаешь, что, если не вернешься в срок, всю жизнь себе поломаешь.

— А чего будет стоить моя жизнь, — мягко и рассудительно отозвался Кадфаэль, — если я не смогу выручить сына. И не волнуйся за меня, Хью, — в таком деле один человек может добиться не меньшего, чем целый отряд, а подчас и большего. Здесь я ничего выведать не смог, а стало быть, мне не остается ничего, кроме как отправляться туда, где его предали и пленили. Кто-нибудь да знает, куда он подевался. Уж там-то, в Фарингдоне, я отыщу ниточку, за которую смогу ухватиться. Глядишь, она и выведет меня на верный след.

В приоратской келье для переписывания рукописей Кадфаэль со скрупулезной точностью срисовал печать, сделав на пергаменте несколько копий, причем одну увеличенную, чтобы были хорошо видны все детали. На печати не было ни девиза, ни каких-либо других надписей — только изящно выгравированная ящерка в огненном кольце. Возможно, саламандра могла бы поведать многое и о сдаче Фарингдона, и о кончине де Сулиса — но как проникнуть в ее тайну?

Сколько Хью ни ломал голову, пытаясь помочь своему другу в решении тревожных загадок, толкавших монаха на нарушение орденского устава, ничего путного придумать не мог. Наконец, за неимением лучшего, он высказал предположение:

— Кадфаэль, а тебе часом не приходило в голову, что самая веская причина ненавидеть де Сулиса и желать его смерти была у императрицы? Что, если это она подбила какого-нибудь одураченного юнца расправиться с ним? У нее ведь полно восторженных поклонников. Такое вполне могло случиться.

— Насколько я понимаю, — рассудительно отозвался Кадфаэль, — именно так все и было. Помнишь, она послала за Ивом после того, как тот набросился на де Сулиса? Сдается мне, она решила использовать запал юноши да и намекнула ему, что была бы не прочь избавиться от де Сулиса, только без лишнего шума.

— Нет! — охнул потрясенный Хью и замер на месте. — Не может быть! Ты хочешь сказать, что Ив…

— Да что ты! Ничего подобного, — успокоил друга монах. — Ив, конечно, смекнул, к чему она клонит, хотя, наверное, не сразу — небось еще и корил себя за то, что худо о ней думает. Но в конце концов понял — ведь он хоть и простодушен, но вовсе не глуп. Но убийства он не совершал.

— Выходит, она подбила на это черное дело кого-то другого? — Лицо Берингара просветлело.

— Нет, это ты можешь из головы выбросить. Она-то как раз уверена, что Ив понял намек и исполнил ее желание.