Дэвид Лисс - Торговец кофе Страница 18

Он пошел прочь, чуть не натолкнувшись на брата, который теперь находился всего в нескольких футах от него.

— Я тебя искал, — сказал Даниель, который после сахарного кризиса даже не смотрел в сторону Мигеля на бирже. Теперь он стоял рядом, наклонившись к нему, чтобы не перекрикивать окружающий гул. — Однако я не предполагал, что найду тебя в компании людей столь никчемных.

— Что вы хотите, господа? — спросил он, обращаясь главным образом к Паридо, который стоял молча.

Что-то в последнее время парнасс стал попадаться на его пути чаще, чем хотелось бы Мигелю.

— Мы с вашим братом обсуждали ваши дела, — поклонился ему Паридо.

— Господь и вправду наградил меня, если двое таких значительных людей нашли время, чтобы обсудить мои дела.

Паридо сощурился:

— Ваш брат сказал, что у вас трудности.

Он попытался улыбнуться, но от этого не стал менее угрюмым. Мигель холодно посмотрел на него, не зная, что ответить. Если этот болван брат опять говорил о кофе, он задушит его прямо в центре биржи.

— Не думаю, — сказал он, — что мой брат так хорошо осведомлен о моих делах, как он думает.

— Я знаю, что ты по-прежнему получаешь письма от этого еретика Алферонды, — сказал Даниель небрежно, словно ему было неведомо, что он раскрыл сведения, из-за которых на Мигеля может быть наложен черем.

Паридо покачал головой:

— Ваша переписка меня не интересует. Ваш брат, насколько я понимаю, желает вам помочь и считает, что не стоит посвящать посторонних в дела семьи.

— В этом я с вами согласен, — осторожно сказал Мигель.

Что означало такое великодушие? Действительно, гнев Паридо немного остыл после того, как Мигель потерял деньги в результате сахарного кризиса. Паридо больше не подходил к дельцам, с которыми разговаривал Мигель, и не советовал им найти маклера почестнее. Он больше не выходил демонстративно из комнаты, когда туда входил Мигель. Он больше не отказывался разговаривать с Мигелем, когда Даниель приглашал парнасса к ужину.

Но даже после разорения Мигеля Паридо находил способы навредить ему. Например, он и его друзья, стоя на площади Дам, открыто дразнили и высмеивали Мигеля и показывали на него пальцами, словно школьники. И теперь он набивался в друзья?

Мигель не скрывал своего недоумения, но Паридо только пожал плечами:

— Полагаю, мои действия развеют все ваши подозрения. Пойдемте со мной, Мигель.

Мигелю ничего не оставалось, как согласиться.

Проблемы с парнассом у Мигеля начались после того, как, последовав совету Даниеля, он решил взять в жены единственную дочь Паридо, Антонию. Это случилось около двух лет назад, когда Мигель был успешным торговцем, и тогда казалось, что, во-первых, Антония была достойной ему парой, а во-вторых, что брак с ней укрепит позиции его семьи в Амстердаме. Даниель уже был женат и не мог породниться с семьей Паридо, а Мигель мог. По мнению кумушек Влойенбурга, он слишком долго не женился во второй раз и ему надоели охотившиеся за ним свахи. Кроме того, у Антонии было солидное приданое и деловые связи Паридо.

У него не было причин не любить Антонию, но она не трогала его сердца. Она была красивой женщиной, но общение с ней не доставляло ему особого удовольствия. До встречи с ней он увидел ее портрет, который ему очень понравился, но, несмотря на поразительное сходство, художник на портрете изобразил ее более живой, чем она была в действительности. Сидя в гостиной Паридо, он пытался вести беседу с девушкой, которая не встречалась с ним взглядом, не спрашивала ничего не относящегося непосредственно к еде или напиткам, подаваемых слугами, и отвечала на его вопросы не иначе как: "Да, сеньор" или "Нет, сеньор". Вскоре Мигелю пришло на ум подразнить ее вопросами, затрагивающими теологию, философию и влойенбургские интриги. Тогда реакция была чуть более занимательной: "Я не знаю, сеньор".

Он понимал, что не следует издеваться над своей будущей женой, но ничего более занимательного придумать не мог. Интересно, каково это — быть женатым на такой скучной женщине? Конечно, можно сделать из нее что-нибудь более отвечающее его интересам, приучить ее говорить, что она думает, иметь свое мнение, даже выучить ее читать. В конце концов, предназначение жены — это производить на свет сыновей и содержать дом в порядке. Альянс с патроном брата будет благоприятен для его дел, а если она вовсе ни на что не годна, то в Амстердаме полно проституток.

Мигеля, который был полон решимости выполнить обещанное, Антония обнаружила в комнате своей служанки. У него были спущены бриджи, у той задраны юбки. Шок, который перенесла Антония, увидев голую задницу Мигеля, был неописуем. Она вскрикнула и упала в обморок, ударившись головой о косяк двери.

Женитьба, естественно, расстроилась, но позора можно было бы избежать, и Мигель считал, что дело приобрело скандальный оборот по вине Паридо. Мигель написал ему длинное письмо, в котором просил прощения за то, что злоупотребил его гостеприимством и невольно поставил его в неловкое положение:

Я не могу просить Вас не думать более об известных событиях или вычеркнуть их из памяти. Но я могу просить Вас поверить, что я не хотел причинить вреда ни Вам, ни Вашей дочери. Я могу лишь надеяться, что наступит день, когда у меня будет возможность выразить степень как моего уважения, так и моего раскаяния.

Паридо в ответ написал несколько резких строчек:

Никогда больше не обращайтесь ко мне. Мне нет дела до вашего уважения, так же как и до вашего скудного раскаяния. Теперь мы с вами враги во всем.

К восторгу кумушек Влойенбурга, письмо не поставило точку в конфликте. Вскоре обнаружилось, что служанка беременна, и Паридо публично настаивал, чтобы Мигель взял на себя заботу по обеспечению незаконнорожденного. Община приняла сторону Паридо и сочувствовала ему — не его же застали со спущенными бриджами, — и в течение целой недели пожилые женщины улюлюкали и плевали вслед Мигелю, а дети швыряли в него тухлыми яйцами. Мигель отрицал обвинения. Из опыта ему было кое-что известно о репродуктивных ритмах, и он знал, что ребенок не мог быть от него. Он отказался платить.

Горя желанием мести, а не справедливости, Паридо настоял, чтобы Мигель предстал перед маамадом, куда Паридо еще не был избран. Совет привык разбирать дела об отцовстве, и его дознаватели установили, что отцом ребенка был сам Паридо. Потерпев публичное унижение, он не показывался на людях около месяца, выжидая, пока новый скандал не утихнет. В течение этого времени, полагая, что Антония никогда не сможет найти себе мужа в городе, где все знали, что она видела Мигеля Лиенсо с голым задом, он выдал дочь за своего племянника, купца средней руки в Салониках.

Все знали, что Мигель собирался жениться на Антонии Паридо, что помолвка расстроилась, что Паридо выступил с обвинениями, которые обернулись против него. Но кое о чем не знал никто.

Пока маамад рассматривал его дело, Мигель не сидел сложа руки, поскольку Паридо был влиятельным человеком, которого скоро изберут в совет, а Мигель — лишь начинающим коммерсантом. Так что он наведался к шлюшке-служанке и провел собственное дознание. Сперва она отпиралась, но потом признала, что не может назвать имя отца. Она не могла этого сделать, потому что никакого ребенка не было. Беременной она сказалась потому, что нуждалась в деньгах, ведь ее выгнали на улицу.

Мигель мог бы убедить ее рассказать правду, но что, если Паридо наплюет на этот его жест? В итоге Мигель пообещал девушке, что если она скажет дознавателям, будто ребенок от Паридо, то будет щедро вознаграждена за беспокойство.

Так что Паридо выдал девушке сотню гульденов и отпустил на все четыре стороны. Мигель мог снова ходить по улицам Влойенбурга, не опасаясь нападок бабушек и детей. Однако старые опасения сменились новыми. Узнай Паридо о вероломстве Мигеля, он бы его не пощадил.

Огромная открытая биржа простиралась перед ними, не отличающаяся по своей архитектуре от любого другого торгового центра в Европе. Амстердамская фондовая биржа представляла собой гигантский прямоугольник высотой с трехэтажный кирпичный дом, с навесом по внутреннему периметру. Центр был открыт всем стихиям, включая дождь, который моросил в данный момент, такой мелкий, что его было не отличить от тумана. Внутри прямоугольника и под навесом, поддерживаемым толстыми, мощными колоннами, собралось множество мужчин, чтобы перекрикиваться на голландском, португальском, латинском или других европейских и неевропейских языках, покупать и продавать, торговать слухами и пытаться предсказать будущее. По традиции каждый участок биржи был отведен под свой тип торговли. Вдоль стен торговали драгоценными камнями, недвижимостью, шерстяными тканями, китовым жиром и табаком. С маклерами общались торговцы товарами из Ост-Индии, Вест-Индии, Прибалтики или Леванта. В менее престижном некрытом центре собирались торговцы вином, красками, медикаментами, торговцы английскими товарами. Ближе к южному краю собирались торговцы бренди и сахаром.