Окаянный дом - Стасс Бабицкий Страница 18

— Ты если помочь не хочешь, тартыга[20], хотя бы не мешай!

Лаптев схватил газету со стола и вчитался в колонку с короткими сообщениями и воскликнул с азартом:

— «Ч.» — это чугун! Лев-то из чугуна отлит!

— Отлично! — воодушевился статский советник. — И что нам это дает?

— Чугунные… запонки… русских тамплиеров, — запинаясь, выдал следователь.

— Кого?

— Анархистов. Есть подпольный кружок, в котором состоят молодые дворяне, в основном из разорившихся фамилий. Эти недоросли провозгласили себя рыцарями духа и наследниками идей тамплиеров. Возможно, они носят запонки из чугуна, чтобы узнавать друг друга. Тайный знак, как у масонов.

— Тьфу ты, выдумщик! Обязательно надо было масонов приплести… А так хорошо начинал. Давай что-нибудь более реальное.

— Извольте-с. Чрезвычайная… забастовка рабочих… Твери.

— Почему именно Твери?

— Она между столицей и Москвой. Может там стачку удобнее проводить?

— Тамошний жандармский корпус — свора злобных церберов. Никто с ними связываться не пожелает.

— Ну… Может в Туле или Тамбове взбунтуются.

Куманцов задумался, постукивая кончиками пальцев по столу. Версия ему нравилась. Объявить дело политическим и сбросить на плечи охранного отделения, пусть сами возятся. Но нет, для этого нужны крепкие доказательства, а все эти домыслы… Сунешься с ними к Пирамидову[21] и в одночасье станешь посмешищем всей столицы.

— Вряд ли, — вздохнул начальник уголовного сыска. — Рабочие, конечно, бузят иной раз, но оголтелых смутьянов среди них мало. Большинство на забастовку не отважится. У всех семьи, мелюзга по лавкам. Кормить надобно… Волгин, а у тебя есть еще варианты?

— Конечно, Ваше высокородие! — зубоскал вскочил, пародируя рвение молодого коллеги. — Червонец занял рябому татарину. Сомов одолжил денег и записал, чтобы не забыть.

— Дался тебе этот татарин, — Куманцов в раздражении скрипнул зубами. — Проспись уже! С-скотина туполобая… Хм… Возможно, здесь зашифрованы географические координаты. Черная заводь? Черкасский затон?

— А если «Ч.» — это чертеж? — предположил Лаптев.

— А если «З.» — это западня? — подсказал Волгин, ненадолго приходя в ясное сознание.

Дальше они заладили наперебой, не слушая друг друга:

— А если «Р.» — это раскольник?

— Разбойник?

— Ревнивец?

— Революционный… террор?

— Сплюнь, не ровен час, накаркаешь, — поморщился статский советник. — А если «Т.» — это тюрьма?

— Вполне возможно. Помните, Сомов испугался арестантской повозки? — юный следователь зашуршал листами черновика. — Неспроста ведь испугался. Надо бы тюрьмы проверить.

Куманцов отнял у него бумаги, скомкал и сунул в карман.

— Замаемся проверять. Много в России тюрем. Рязанская, Ростовская, Ржевская…

— Рыбинская.

— Точно, еще и эта. И кого нам искать? У заговорщиков на лбу не написано.

Чиновник по особым поручениям взъерошил свои вихры и встал в горделивую позу.

— Резвая тройка? — подмигнул он. — Сомов ведь под колесами экипажа погиб. А кто на резвых тройках ездит?

— Сотни людей. Тысячи. Тут мы никого не поймаем.

— Коне-е-ечно, не поймаем. Тройка-то резвая. Хых! Хых! — пьяницу снова развезло и он глумливо захохотал.

— Тьфу, дурак…

У Куманцова уже не осталось сил, чтобы кричать. Он сидел, уставившись в стену, и перекатывал в голове немногие оставшиеся варианты.

— Слушайте, Григорий Григорьевич! — воскликнул Лаптев, ухвативший промелькнувшую мысль за крыло. — Мы уверены, что это буква З, но ведь с той же вероятностью, Сомов мог написать цифру 3. А точку после нее поставил, чтоб никто не догадался. Вдруг здесь зашифровано время и место встречи? Четверг, в три. Ряды торговые.

— Гениально! Ряды — это хорошая версия. Остается узнать — какие?

— В «Листке» упоминается Апрашка.

— Но кого там искать?

— Купца Федора… Как его там? — Лаптев сверился с газетой. — Осипова.

— А вот и проверь. Сходи, побеседуй. Узнай, не захаживал ли в его лавку Сомов. Газету покажи, может торговец буквы расшифрует. Иных версий нет, а мне завтра на Фонтанку ехать.

— Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил! — громко запел Волгин.

— И хронь эту с собой забери, пускай развеется! — рявкнул статский советник.

Когда подчиненные удалились, он мрачно пробурчал:

— Не знаю, как насчет чижика… Но пыжик мне Горемыкин засадит преизрядный.

Дверь распахнулась. На пороге, задыхаясь от бега и эмоций, возник Лаптев.

— Ваше высокородие… Фух! Мы только по лестнице спустились… Фух! На первый этаж, а навстречу… Фух! Канцелярист…

— Письмо? — Куманцов вскочил, протягивая руки. — Из Москвы?

— Телеграмма… Фух!

— Давай скорее, охламон! Чего время тянешь? Каждая секунда дорога!

Статский советник распечатал депешу и мигом проглотил короткие строчки. Потом вчитался внимательнее, но опять ничего не понял. Проговорил вслух, делая паузы между словами:

— «Убийства раскрыл. Арестуйте брандмайоров из пожарной части на Спасской улице и с каланчи на Невском. Подробности выслал письмом. Мармеладов».

— И все? — спросил ошарашенный Лаптев.

— Все.

— А мог бы потратиться на «Здравствуйте» и на «Искренне ваш», — осуждающе сказал Волгин, упираясь лбом в дверной наличник, чтобы не упасть. — Десяти копеек пожалел…

Начальник уголовного сыска не заметил очередной эскапады. Он положил телеграмму на стол и перечитывал, шевеля губами.

— Причем же тут брандмайоры? Уважаемые люди. Хватать их средь бела дня и тащить в каталажку… Это чересчур. Что я им предъявлю? В чем обвиню? Что за дрянь этот сыщик! Помог, называется… А самое обидное, что письмо от него только завтра принесут.

Куманцов достал из кармана скомканный черновик, разгладил ладонью и погрузился в чтение.

— Ну, справедливости ради, — сказал он через минуту, — в этом запутанном деле и вправду фигурирует пожарный экипаж. Обыкновенный такой, с пузатой бочкой и помповым насосом. Мы его прежде не учитывали в своих подозрениях. Возможно, Сомов свернул с дороги, чтобы спрятаться от пожарных? Возможно. Но почему убитый так боялся пожарных? Непонятно.

— А вы заметили, что этот московский сыщик в телеграмме заявляет, что раскрыл «убийства»… Это что же получается, Сомов был не единственной жертвой?

— Да что можно раскрыть за столь короткое время?! Просто нафантазировал, чтобы мы от него отвязались, — Волгин сполз по