Мастер Чэнь - Амалия и Золотой век Страница 19

– В отличие от вас, дорогая Амалия, которая будет меня подозревать всегда, я все-таки точно знаю, кто вы. Поэтому не вижу оснований, чтобы не сказать. Некоторое время назад появились сообщения, что японская империя поменяет политику в отношении этой милой страны. А политика, как вы знаете, меняется не просто так. Сначала составляются доклады, потом заседают министры… Кто же делает доклады? В этом как минимум участвуют какие-то новые люди, они приезжают, с кем-то встречаются, что-то обсуждают. Это не может быть рыбак или мелкий торговец. Но сюда в последнее время из заслуживающих внимания японцев прибыл только один человек. В мой университет. Его зовут Масанори Фукумото. Поехал на деньги Общества международных культурных отношений.

– Он существует, этот ваш Фукумото?

– Ну а почему нет. Я же провел, как уже сказал, две недели в Токио, в Университете Риккё. Фукумото существует. Профессор экономики Токийского императорского университета. Приехал в Университет Филиппин. Точно как я – денег не просит, работает по программе, оплачиваемой из Токио. А здешний университет интересуется японской конституцией и политической системой, некоторые хотели создать Филиппинское общество в Японии и здесь такое же общество, только наоборот, в общем, обычное дело.

– И вы смотрите за ним, не зная японского?

– Уже знаю одно слово. Хирипин.

– Что это?

– Филиппины. У них там проблемы с некоторыми буквами. А потом, Фукумото очень хорошо знает французский. Что же касается меня, то вы не представляете преимуществ человека, который не знает какого-то языка. Он очень многое замечает. Ну как слепой, у которого обостряется слух… И никто от такого человека не ждет, что он что-то поймет.

– И что же вы поняли?

– С кем он общается. Как к нему относятся другие японцы – с большим уважением. Их местная коммерческая община дает ему переводчиков по первому сигналу, например. В общем, это фигура. Ну а что мешает настоящему профессору слать сообщения на холмы Ичигая? Там мозговой центр японской армии. Или по другому адресу в том же Токио. Но все-таки хорошо бы прочитать их, эти сообщения. Или черновики. И вот тут у меня возникла проблема. Во-первых, я не знаю, кому писать о том, что я обнаружил. А кроме того…

Господин Верт нетерпеливо пошевелил плечом.

– У Фукумото есть какие-то бумаги, он что-то пишет, – заметил он. – Не особо скрываясь. Потом, правда, куда-то относит. Но в целом нет особых проблем с этими бумагами разобраться. Переводчики есть не только у их торговой палаты. Фотостаты сделать можно. Но для этого требуется некоторое количество…

Он замолчал.

Ну конечно, поняла я. Это мне свойственна некоторая экстравагантность в отношении финансов. Но он…

– Верт, вам никто не дал денег?

– Я провел год в Америке, и какие-то деньги у меня были и еще есть. А потом мне, конечно, должны были как-то их передать, – снисходительно признался он. – Но поскольку этого не произошло, то я сижу тут и размышляю: а может быть, ничего уже не надо? Может быть, я все прекращу и поеду, как и собирался, в Шанхай?

– В Шанхай?

– Ну, – посмотрел он поверх моей головы странно неподвижными глазами, – это сложная история, не хотел бы вас ею беспокоить. Но я планировал после Америки пожить в Шанхае некоторое время. Мальчикам я, конечно, заплачу, на это у меня денег хватит, – неожиданно весело завершил он.

Итак, все-таки японцы. Бесспорно японцы.

– Но вы хотя бы можете зайти к нашему британскому консулу, а я…

– Зайти? И что я ему скажу? Или – что скажете ему вы?

Верно.

Так, давайте посмотрим, как все развивалось. Меня сначала никто не предполагал беспокоить, зато поездка Верта готовилась заранее. Он провел долгое время в Америке, а потом… В любом случае – заранее подготовленная миссия, связанная с новой политикой Японии. А дальше – с места сорвали меня, поскольку произошла странная история с перефотографированными документами генерала Макартура, на которых появились японские пометки. Это одна история или две? В любом случае они связаны с Японией, новыми Филиппинами. И в любом случае здесь нечто и вправду происходит, что-то дрянное, кто-то допустил ошибку, и очень чувствительную, иначе зачем бы вспомнили обо мне?

Далее же… мы с Вертом вдруг оба оказались в пустоте. Что-то пошло уже совсем не так. Допустим, разрушено какое-то звено в цепочке, через которое должна была передаваться нам информация. Такое случается.

– Видите ли, Верт, почему я так хотела побеседовать с вами серьезно, – проговорила я. – Потому что услышала от вас вчера, что вы здесь – профессор, изучающий что-то японское. Но ведь и причина моего появления в Маниле тоже имеет отношение к Японии. А еще вас просили присматривать за мной, что оказалось очень кстати. Я, может быть, не должна была даже знать о вашем существовании, не говоря о том, чтобы вот так сидеть и с вами общаться. Но раз они нас тут забыли, то кто же нам может помешать…

Он, конечно, не стал задавать мне вопросов о том, какими именно японцами я должна была интересоваться. И правильно сделал.

– А знаете ли что, – сказала я ему. – Мне кажется, что прервавшаяся связь для нас – не повод, чтобы паковать чемоданы. В конце концов, если дело только в деньгах, то вы заплатите мальчикам… А я… за все остальное. Где живет ваш японский профессор?

– За тем углом, – показал Верт. – Вот мои окна, это «Дельмонико». А он живет там, в «Пальма-де-Майорка». И я его выбор не одобряю. Это даже не заурядный отель. Это развалина.

– Итак, допустим, можно попросить ваших мальчиков пробраться в номер к этому… Фукумото, так? Стащить у него бумаги. Потом вернуть на место, через час.

– Но вам придется тогда искать этот громоздкий аппарат, который делает фотостаты? А не опасно ли это?

– Я сделаю лучше. Я куплю фотомастерскую. Где-нибудь за углом. Я же собиралась тут во что-то инвестировать?

Вот когда я поняла про Верта одну интересную вещь: не то чтобы его совсем не интересовали деньги, не то чтобы он совсем уж одинаково относился к бедным и богатым людям. А просто… Ну покупает женщина на свои деньги фотомастерскую. Но ему интереснее другие вещи. Он размышлял о них и барабанил пальцами по столу (на котором, добавлю, стояли уже пустые чашки от этого самого «чоколато», да еще и явно сделанного со вкусным буйволиным молоком).

– Все-таки не надо этого делать в моем университете, – задумчиво сказал он. – Я пойду в Атенео.

– Вы о чем? А, понимаю, там тоже есть переводчики с японского?

– Как ни странно. Там вообще-то всё есть. Амалия, вы приняли великолепное решение! Я, признаюсь, уже успел загрустить.

– Я знаю, знаю, вы не хотели отсюда уезжать!

– Конечно, нет! – с вызовом сказал он. – А вы хотели? Вот если пройти туда, среди этих загадочных стен, знаете, что там будет? Нет? Вам никогда не приходило в голову посмотреть, как выглядят эти дома изнутри?

Мне это приходило, и неоднократно, дело в том, что мы с Лолой получили право пользоваться теми же туалетами, что и обитатели дома, во внешней, уличной стороне которого помещается офис. И я уже была знакома с этой мистерией здешних туалетов, с их длинными рядами кабинок и легким запахом хлора, с большими каменными блоками пола. Но говорить об этом не слишком хотелось.

– Там же целый мир! Я сначала, когда попал сюда, думал, что это какая-то Севилья: белые стены, кружево черных металлических решеток на втором этаже. Но в университете говорят, что Севилья не такая. Это, представьте, карибская архитектура, и как это ее занесло в Азию. Нет, вы и вправду не заходили в эти дворы? Вот представьте: на втором этаже, у балюстрады, сидят хозяева – старая испанская пара, настоящие испанцы, они владеют всем домом, и все знают, что у них потрясающая квартира, со старой мебелью, там птицы в клетках и бонсай с апельсинчиками. Сидят и рассматривают своих жильцов внизу, во дворе, полностью закрытом от улицы. А в этом дворе в одном углу говорят о мировой политике, в другом поют и танцуют. Это же потрясающе!

– Я попробую зайти.

– Они еще угостят вас чем-то вроде кофе, будьте уверены!

– Но мне пока хватает вот этой главной улицы за углом.

– А вы когда-нибудь ходили по ней совсем вечером, когда загораются огни? Попробуйте. Она вся светится, витрины китайских магазинов – вы их видели? Вышитые органзовые платья, шелк и дамаск, разноцветные гобелены, шкафчики черного дерева, испанское кружево, веера, жемчуг, камни. Слушайте, это же какая-то пещера Али-Бабы! А рядом – еще одна! И еще!

Как же с ним легко. Как хочется все время смеяться. Почему я его боялась?

– И все было бы хорошо, – сказал он после паузы, – если бы не эта история в темном переулке. И какое, интересно, отношение имеют к ней наши с вами японцы?

– Знаете, Верт, – наклонилась я к нему, – одна… Один мой знакомый как-то раз взялся составлять книгу, руководство к отлову японских шпионов. И мне кажется, что сегодня к ней родилось очередное добавление. Примерно такое: если ты ловишь японских шпионов, а голову тебе пытается отрезать филиппинский бандит, то это еще не обязательно значит, что он любит японских шпионов. Может быть, он просто очень любит резать женщинам головы.