Дмитрий Дивеевский - Дровосек Страница 19

Когда Голубин увидел за столиком кафе Мэдлен Хьюз, он чуть не потерял дар речи. Американка, казалось, почти не изменилась лицом за прошедшие двадцать лет, хотя неповоротливая ее фигура теперь расплылась бесформенным тестом. Она сидела, опершись локтями на столик, и потягивала мартини, хитро прищурив глаз. Мэдлен, судя по всему, уже получила сигнал о приближении Голубина.

– Кажется, в Ленгли умер последний здравомыслящий человек, – не здороваясь, сказал он. – Вы что, с ума сошли? Ведь ты же работала с массой студентов из соцлагеря, тебя же знают как облупленную.

– Не нервничай, Олег, я здесь под чужими данными. С посольством вообще не контактирую. Швейки его обложили, как муравьи кучу навоза. Все нормально, внимания ко мне никакого. Это точно. А проблема простая. Нас всего четыре человека из тех, кто знает тебя лично. Из них Чарльз на пенсии, а Здена и Стенли так зажмут, что они и чихнуть не смогут. Оба ведь работали в Москве. Так что, любишь ты меня или нет, кроме меня, душенька, ехать было некому. Ты ведь соскучился по своему цыпленочку? Помнишь наши ночки в моей маленькой квартирке двадцать лет назад?

Голубин, конечно, не забыл молодую тогда еще толстуху, которой Бог не дал выйти замуж, и она за это невезение оттаптывалась на студентах и аспирантах Колумбийского университета. Попозже он узнал, что Мэдлен является еще и сотрудницей ЦРУ, однако это совсем не помешало им последние два месяца до его отъезда из США играть в занимательные постельные игры, до которых оба оказались большими охотниками. Олег не строил себе иллюзий в том, что «это любовь». Он понимал, что Хьюз действует с санкции своего начальства, а их игрища снимаются на пленку, но ему было наплевать. Чтобы скомпрометировать его, было бы достаточно и альбома его утех с Гарсией.

– Хорошо, будем кратки. Легенда такая: если кто-то опознает в тебе бывшую тьюторшу иностранных студентов в университете, а во мне – советского гражданина, ничего не надо отрицать. Случайная встреча, воспоминания, приятная беседа о былом, – ясно?

– Так точно, мой генерал, только у меня теперь другая фамилия.

– Мэдлен, старая дрянь, я швырну тебя в воду, если еще раз назовешь меня по званию. А насчет фамилии соврешь, что в твоей жизни побывал идиот, который догадался на тебе жениться.

– Все, все, Олег. Рассказывай, что там у тебя за ерунда.

– Ерунда следующего плана. Пиши на подкорку. Наши друзья из ПГУ расшлепали «Меверика» и собираются вытащить его в Москву. Запомни: дело «Меверик».

– Усекла.

– Операцию собираются обстряпать следующим образом. Ему уже напели, что опасаются встречаться в Штатах, и назначили очередную встречу в нейтральной стране, в Австрии, куда он как бы поедет в отпуск. Там его накачают снотворным и перевезут в Прагу. А из Праги – добро пожаловать в столицу коммунистического рая. Теперь прикинь, что из этого дела получится. Во-первых, они устроят свистопляску в прессе о происках ЦРУ. Заявят, что бедняжку украли с его консервной банки американские шпионы и потом долго мучили в застенках, выпытывая правду о размерах корабельного якоря. Но это все – семечки. Главное состоит в том, что они вытянут из него всю правду о нашей встречной игре. «Меверик» – трус и слюнтяй, хотя и флотский офицер. Он расколется, как гнилой арбуз, поэтому выпускать его в Союз ни в коем случае нельзя. Я в этом кровно заинтересован, соображаешь?

– Олег, я все поняла. Когда они планируют провернуть это дельце?

– Скоро. Через месяц. Как видишь, времени у нас не много.

– Что ты предлагаешь?

– Предлагаю сыграть следующим образом. В Вену «Меверик» прилетит с ведущим его сотрудником ЦРУ. Если я не ошибаюсь, это Коэн Милевски. Инструктируя агента перед встречей с красными, Коэн угостит его химией, которая действует только в случае, если на нее наложится снотворное. Эта сумма должна привести к его кончине через несколько часов, и для ПГУ безвременный уход «Меверика» должен выглядеть как передозировка снотворным. Ясно?

– Я не помню, чтобы мы решали такую задачку. Хотя наши химики могут укокошить кого угодно.

– Не сомневаюсь в этом. Запомни, они должны подбирать вещество, которое взаимодействует с барбитуратами. Запомнила?

– Да, Олег.

– Теперь повтори, что я тебе сообщил.

Через месяц агент-двойник, который у американцев проходил под псевдонимом «Меверик», а у русских под псевдонимом «Кэп», закончил свою путаную и недостойную жизнь на борту самолета Ту-154, где-то между Прагой и Москвой.

Руководитель опергруппы чехословацкой разведки в Москве Иржи Чесны позвонил помощнику начальника ПГУ Крючкова и запросился на экстренную встречу. Случай был явно необычный. У Чесны имелся постоянный контакт на собственном уровне с начальником соответствующего отдела, и Крючков сразу понял, что речь идет о чем-то весьма важном.

Чесны принес с собой небольшую папку с фотографиями и краткое, отпечатанное на русском языке сообщение. Из материалов досье следовало, что в период наблюдения за установленной сотрудницей ЦРУ Мэдлен Хьюз, въехавшей в ЧССР по паспорту Мэдлен Хили, был засечен ее контакт с генералом Голубиным, находившимся в Праге в краткой командировке. Судя по всему, контакт был заранее обусловлен. Продолжался не более десяти минут. Задокументировать разговор не удалось, хотя агент из числа официантов поставил на стол розетку с орешками, оборудованную микрофоном. Голубин накрыл розетку ладонью и не убирал руку до конца встречи. Судя по тому, что Хьюз прервала свое пребывание в Праге и на следующий день вылетела в США, встреча имела важное содержание.

Поблагодарив чехословацкого коллегу, Крючков проводил его до лифта, а затем вызвал своего заместителя. Пока генерал Мишин знакомился с досье, Крючков стоял у окна своего кабинета и смотрел на площадь перед центральным подъездом, в середине которой красовался большой искусственный бассейн в облицовке из серого мрамора. В воде бассейна вперемешку с солнечными бликами беспечно качались утки. Здесь же, рядом с водой, стоял могучий монумент, изображавший голову Ленина. Полная мятежной экспрессии скульптура хорошо оживляла пейзаж. Была ли она правдивой, начальник ПГУ не знал, да и знать не хотел. Он давно понял, что надо жить и думать по установленным правилам. Любой отход в свободное интеллектуальное плавание может завести в такие дебри, из каких по меньшей мере без партийного выговора не выбраться.

Владимир Крючков был, безусловно, умным и хорошо организованным человеком. Совсем не случайно его приметил Андропов еще в молодые годы и повел по жизни, постепенно воспитывая преданного и высокоразвитого партийца. Он сделал удачный выбор, когда продвинул Крючкова на пост начальника ПГУ. Этот офицер отвечал всем требованиям номенклатуры того периода. Этот отрезок времени уже проявился как застой в мыслях и душах высшего руководства страны. Этому руководству были не нужны инициативные, рисковые и ответственные кадры. Ему нужны были послушные исполнители политической воли. Именно такого исполнителя Андропов воспитал из Крючкова, именно в этом качестве генерал Крючков начал превращать живой, творческий и свободомыслящий организм ПГУ в бюрократическую контору, потому что он просто не знал другого стиля руководства.

Теперь начальник разведки стоял перед проблемой, которая давно доставляла ему головную боль. Чем больше он общался с Голубиным по работе, тем сильнее подозревал, что тот ведет двойную игру. Своей интуицией прожившего большую и сложную жизнь человека, развитостью оперативного мышления, которое постоянно тренировалось в анализе и обобщении сложного разведывательного материала, он склонялся к выводу, что Голубин работает на ЦРУ. Об этом же говорил ему и его старинный приятель, начальник нелегального управления Корсаченко. И хотя прямых доказательств тому не было, интуиция, чем дальше, тем больше утверждала его в этом мнении. Конечно, были и косвенные признаки. Крючков видел, что с приходом Голубина на пост начальника управления, оно потеряло наступательный настрой. Прекратились вербовки агентуры в спецслужбах противника. Под предлогом осмотрительности и осторожности новый начальник бил по рукам наиболее способных и смелых работников. В то же время, Крючков заметил, что резидентуры ЦРУ заметно снизили количество прямых вербовочных подходов к советским разведчикам. Такие подходы, как правило, не основываются на серьезном материале и делаются наобум, в надежде на то, что на сто случаев отказа можно получить один случай согласия. Теперь же со всей очевидностью американцы стали работать более прицельно. Это могло произойти только в одном случае – если они решили задачу проникновения в ПГУ и могут позволить себе не суетиться. В вербовку десятков своих офицеров Крючков не верил, значит, оставалось предполагать, что в Первом главке завелись один-два крупных крота. И здесь мысли Владимира Александровича снова возвращались к Голубину.