Пиковый туз - Стасс Бабицкий Страница 19

– Эка жалость! А я хотел выкупить тузов из тех самых колод, – сыщик забренчал деньгами в кармане сюртука, – по рублю за лист.

Ливрейный ахнул и вжал голову в плечи. Побежал к двери, споткнулся и упал бы, но ухватился за угол стола.

– Вы токмо дождитесь, барин, – зашептал он нервически. – Мигом обернусь!

– Каков хват, – ухмыльнулся Митя. – Рыдал и плакался, а как серебром запахло… Обманет он тебя. Натаскает тузов из ящика с колодами, да и выдаст за сыгранные.

– Ты просто не встречал управляющего, – усмехнулся Мармеладов. – Колоритный! Брови насуплены, взгляд колючий – прямо Мефистофель. Внушительную связку ключей на поясе носит! Без сомнений, все припасы надежно заперты, в том числе и сундук с картами. Лакеи боятся этого Гурия до судорог.

– А чего ослушались и не сожгли заигранное?

– В человеке изначально больше азарта, чем страха. Уверен, тем вечером они карты со столов собрали и припрятали, чтобы поигрывать в Акулину или в Курицу.

– Детские забавы!

– Это господа деньги ставят, любят судьбу испытывать. А слуги за день наработаются, им карты для отдыха и веселья нужны. Или, к примеру, объедки на кухне разыграть, а заодно везение свое проверить.

Дверь скрипнула, пропуская давешнего лакея. Он воровато оглянулся, полез за пазуху и достал сверток.

– Вот, барин.

– С игральных столов?

– Навроде да. Могли-с еще из комнат стянуть, где придворные балуются этими… Па-си-ян-цами, – заморское слово выдавил порциями, по слогам.

Мармеладов развернул тряпицу. Тузы лежали вперемешку, потрепанные, со следами грязных пальцев. Разбросав их на четыре стороны, по мастям, сыщик принялся считать. Двенадцать червовых, по столько же бубен и треф. Затаив дыхание, взялся за пики. Восемь, девять, десять… Может, сбился? Наново перечесть. Опять десять. Не сходится. Если верно предположение, что карты, найденные подле убитых, были вынесены из особняка Долгоруких, то должно остаться лишь девять пиковых тузов.

– Промах! – воскликнул он и взялся пересчитывать.

Один, два, три… А эта странная какая-то. Из окон еще струился тусклый, уходящий свет, но в середине залы сумерки брали свое. По знаку Мармеладова слуга метнулся туда-сюда и принес свечу. Сыщик приблизил рисунок к самому огоньку, рискуя спалить, и с минуту вглядывался.

– Ловкачи! – довольно хмыкнул он. – Заметь, Митя, на близком расстоянии карта выглядит тузом. На самом же деле это – галантина[51]. Тройка пик, с которой соскребли лишние значки.

– А я говорил: обманет тебя этот плут за лишний рубль.

Незадачливый юнец съежился. Начал креститься кулаком, в котором сжимал свечу, и чуть вихры свои не подпалил. Мармеладов успел перехватить его руку.

– Довольно! Верю. Такую фальшивку за две минуты не соорудишь. Работа тонкая, ювелирная. Какой-то мошенник старался для собственной выгоды. Кто у вас по вечерам чаще прочих выигрывает вкусные мослы?

– Фе… Фе… Фе…

– Не боись ты, заячья душа! Заикаться начал. Феофан? Нет. Федул? Тоже нет. Федька? О, угадал. С Федьки этого глаз не спускай, он часто подобные обманки в рукавах прячет. Поймаете, станете мутузить, ты пни разок от меня. Уговор? Стало быть, получается девять пиковых тузов. Остальные у следователя Холопова, к делу приобщены как улики. Держи девять рублей, – отсчитал монеты в ладошку слуги. – Остальных тузов оставь себе. Впрочем, и пиковых забирай! Без них вам играть затруднительно. Чего ты мне деньги обратно суешь, бестолочь? Честно заработал.

– Пре-мно-о-ого благода-а-арны-я-я-я, – слуга правой рукой рассовывал по карманам карты вперемешку с монетами, не забывая низко кланяться и утыкаясь при этом лицом в погасшую свечу.

– Эх, затянул, – отмахнулся сыщик. – Ступай, ступай!

Митя, глядя на комичную картину, украдкой смеялся в усы, но стоило лакею покинуть залу, взял серьезный тон:

– Опять деньги по ветру пустил.

– Я проверил теорию, – пожал плечами Мармеладов. – На шаг приблизился к разгадке. За такое и втрое больше отдать не жалко.

– Ты на расследование свыше двадцати пяти рублей собственных денег извел. Убедился лишь в том, что и без того предполагал: зарезал фрейлин один из высокородных гостей княжны. А дальше? Вряд ли он появится на пороге с окровавленной бритвой в руке.

– Убийцы, друг мой, бывают двух типов: как ты и как я. Первые действуют спонтанно, в вихре эмоций. Порыв минутный, хватают первое попавшееся под руку – камень, кочергу, медный пестик от ступки, – и наносят удар. Такие убийцы не преступники, а жертвы своих страстей.

Митя с трудом сглотнул комок, подкативший к горлу, хотел что-то добавить, но смолчал.

– А вторые дают себе разрешение переступить через кровь. Вслушайся в само слово «преступник». Не закон он переступает – у нас в России этим никого не удивишь, много кто против закона идет. Мать ворует хлеб, чтоб голодных детей накормить. Шулер Федька, прельстился куском мяса. Цыганки и напрыжник Архипка отбирают деньги у ротозеев. Все нарушают закон, но предложи им убить, кровью запачкаться – убегут. Мы же идем по следу василиска. Я вчера с сарказмом к словечку отнесся, вроде сказочное оно, несерьезное. Но Порфирий в корень зрит. Взять хотя бы прежнюю мою идею – она долго вызревала, словно яйцо, и однажды проклюнулась. Но не сразу ведь разберешь, кто эту идею высиживает, и за твердой скорлупой не разглядишь, что внутри. Проклюнется орел – из человека полководец выйдет. Сам он, может быть, никого не убьет, а только будет отдавать приказы, чтоб люди гибли во имя его победы. Склюет их, как вшей, тьму малым счетом и великую тьму. Но это если идею высиживает орлица, в палатах дворянских или во дворцах императорских. Оттуда в Наполеоны-то легче…

Он ходил между карточными столами, широкими жестами рук показывая размах крыльев благородной птицы. Слуга, уже другой, незнакомый, принес в залу два горящих подсвечника, оттого по стенам запрыгали изломанные тени, повеяло мрачной жутью.

– Но ежели нищета вокруг? Голод. Болезни. Зависть. Будет высиживать твою идею премерзкая жаба, вся в бородавках и зловонной слизи. Вылупится чешуйчатая гадина, наберет силу и впоследствии дозволит убийство сотворить. Нашепчет искуситель, что это ради спасения или достатка, ради будущего – такого светлого, сверкающего ярче солнца. А