Игорь Минутко - Золотая братина: В замкнутом круге Страница 2

На противоположной стороне улицы, на торце девятиэтажного дома, красовался огромный портрет мужчины: мужественное волевое лицо молодого русского человека, ослепительная белозубая улыбка, но не «американская» – такая не склеится с обликом портрета, каким задумал его художник. Этот портрет висел напротив окна Любина около месяца, и Иван Кириллович привык к нему: с портретом было там, за окном, веселее. Раньше на этом месте была голая унылая стена серого цвета – и вот появилось это жизнеутверждающее лицо уверенного в себе человека. Это улучшало настроение, и возникала смутная надежда, что впереди у России нечто хорошее, правда, тоже смутно определяемое. Однако сегодня что-то прибавилось на торцевой стене девятиэтажного дома. Батюшки! Так внизу появился, тоже огромный, плакат. На бледно-голубом ликующем фоне жирные, красные метровые буквы прямо-таки вопили: «Да! Да! Да!!!» Именно так: после третьего «Да» три восклицательных знака…

«Значит, сегодня объявлены окончательные итоги выборов. У нас новый Президент – Дмитрий Анатольевич Медведев».

Любин, примостившись на край отцовского дивана с круглыми валиками по бокам (и кресло, и диван в его кабинете были из древнего гарнитура начала прошлого века), схватил пульт и включил телевизор. И хлынуло на него с экрана по всем программам всенародное ликование: стихийные митинги и шествия с духовыми оркестрами, радостные, взволнованные лица, крики «Ура!», возгласы восторга, плакаты: «Да здравствует наш Президент!», «Поддерживаем политику Медведева – Путина!», «Вперед, Россия!» – и портреты, портреты, портреты нового Президента в окружении российских триколоров. Реже мелькали портреты Путина. Гремели оркестры, ораторы со знакомыми «державными» лицами произносили речи, давали интервью…

Казалось, что напор ликующих толп россиян не выдержит экран телевизора, сейчас разлетится вдребезги, и все ЭТО – мелькающее, яркое, праздничное, весь хаос звуков – ввалится в кабинет Ивана Кирилловича, в экстазе сметет всё к чертовой матери, а хозяина квартиры затопчут. Он впал в некое оцепенение, поддавшись нараставшему психозу, и «энергия масс» (вот только какого она цвета?) стала влиять на него.

…Он не сразу услышал телефонный звонок, который прямо-таки надрывался. Иван Кириллович, очнувшись, выключил телевизор и почему-то прокричал в трубку:

– Да, да! Слушаю… Простите…

– С вами всё в порядке? – спросил встревоженный мужской голос.

– В порядке, в порядке. Бегу!

– Не надо бежать. Спускайтесь осторожно.

Через несколько минут Иван Кириллович вышел из полутемного замызганного подъезда своей хрущобы.

И тут надо сказать: он давно мог бы переехать в новую современную квартиру – высокое начальство предлагало, но Любин отказался. Он не мог, не хотел покинуть отцовское «гнездо» с привычной обстановкой двух небольших комнат; было просто невозможно представить, что он расстанется с этим семейным духом, которым было пропитано его жилище, уникальная библиотека и архивы родителя. Да и район… Рядом Филевский парк, спуск к Москве-реке, песчаный пляж…

Оказывается, солнце в совершенно безоблачном небе было уже высоко, дул бодрый прохладный ветерок. У подъезда стояла изумительная машина мышиного цвета, обе передние дверцы ее были распахнуты настежь, а навстречу Любину, скупо улыбаясь, шел крепкий, коренастый мужчина, лет тридцати пяти, в спортивной ладной куртке.

– Доброе утро, Иван Кириллович, – он протянул руку. – Не узнаете меня?

Любин внимательно вгляделся в лицо водителя.

– Простите, не узнаю. Мы знакомы?

– Шапочно. Мельком виделись пару раз. Тогда…

– Вы работали вместе с Арчилом Тимуровичем?

– Так точно. Тогда работал и теперь работаю. Николай Николаевич Корчной. Для вас просто Николай, или Николаич, так меня наши зовут. Прошу!

Машина тронулась бесшумно, медленно прокралась по узкому проезду двора и, выехав на Кастанаевскую, помчалась буквально стрелой. Или, может быть, так показалось Ивану Кирилловичу. Но больше всего он был удивлен, даже поражен тем, что происходило там, на его улице. Пустынно, безлюдно – день только начинался. Обычный рабочий день. Только нарастал поток машин. Никаких шествий, демонстраций, оркестров, ликования трудящихся. О свершившихся событиях говорили только предвыборные плакаты. Вообще, невесть откуда появилось обилие бумажного хлама: обрывки газет, уже ненужные листовки, клочья портретов, и всем этим играл, забавлялся ветер, то собирая отходы предвыборной агитации в живописные кучи, то весело разметывая их в разные стороны. Над уборкой улицы трудились дворники в оранжевых куртках с черными пластиковыми пакетами. Это были в основном молодые люди из азиатского ближнего зарубежья, работали они умело, старательно и без спешки, с безразличными или сосредоточенными лицами. Можно было не сомневаться, глядя на них, что через два-три часа улицы и площади Москвы будут чистыми.

Промелькнула картина, которая вызвала у Любина смешанное чувство веселья и непонятной тревоги. У стены супермаркета «Копейка» под ноги прохожим свалился откуда-то огромный щит с изображением Жириновского (у него было зверски-угрожающее выражение лица, а правая рука простерта вперед, – наверное, она указывала соотечественникам путь, по которому стройными рядами надо топать в его «светлое будущее»; за спиной вождя кучно стояли соратники с неразличимыми лицами). Так вот, на этом щите лихо отплясывали дикарский танец несколько молодых людей в ярких одеждах; они кричали, похоже, в экстазе танца, что-то непотребное, потому что несколько прохожих, наблюдая эту сцену, хохотали.

Промелькнуло и исчезло. Но запомнится, если не навсегда, то надолго.

– Вот это да! – промолвил Иван Кириллович. Корчной только неопределенно хмыкнул.

– Вы, Николай, за кого голосовали? – спросил Любин и тут же смутился от некорректности своего вопроса.

Немного помолчав, Николай Николаевич спросил спокойно:

– А вы, Иван Кириллович, за кого голосовали?

– Ни за кого.

– И я ни за кого.

Любин хохотнул, Корчной лишь скупо улыбнулся. И в уютном салоне машины им обоим стало комфортно и дружественно. И еще, пожалуй, на некоторое время они почувствовали себя заговорщиками. А машина, попав на Рублевское шоссе, домчалась до МКАДа, пролетев с километр, свернула направо, мелькнула под мостом и оказалась на Новорижском шоссе, скоро превратившемся в автомагистраль М-9 «Балтия».

Иван Кириллович никогда не бывал в этих местах и с любопытством посматривал вперед и по сторонам. Здесь, за городом, уже отчетливо проглядывала весна: кое-где нежно зазеленели косогоры, березовые рощи превратились в сероватые облака, в которых скоро определенно появится зеленый оттенок. Местность была холмистая, часто подступал к дороге еловый лес, темный, вроде бы насупленный, потом отодвигался за горизонт, но скоро появлялся снова. Просторно кругом, широко…

– Россия… – с некоторым волнением прошептал Любин. И – странно – тут же откликнулся Корчной:

– Да, Россия… – Николай Николаевич помедлил и добавил: – Но не наша.

В начале пути довольно часто мелькали коттеджные дачные поселки, самые разные, но не особо роскошные, не такие, что видел иногда по телевизору Иван Кириллович. Порой он даже не мог поверить, что это «у нас», а не декорации к американскому фильму о «сладкой жизни» обезумевших от богатства миллионеров и миллиардеров. Но больше всего его занимало одно наивное соображение: «Да как же можно жить нормальной человеческой жизнью в этих гигантских каменных склепах? И зачем на них тратить бешеные деньги?» Задав эти вопросы, правда, непонятно кому, господин Любин неизменно заключал подобные умопостроения горестным выводом: «Лучше бы отдали эти деньги в фонд, который мы бы назвали „Русское народное искусство“. Что-нибудь в этом роде. И собранные средства можно потратить на влачащие жалкое существование без государственного финансирования краеведческие и мемориальные музеи в районных городках, в деревнях и селах. Господи! Какие там можно увидеть… – Здесь Иван Кириллович остановил себя: – Лучше не вспоминать… Так и до инфаркта недалеко…»

Между тем коттеджных поселков у самой автотрассы становилось всё меньше и меньше, наконец они совсем исчезли. По бокам Новорижского шоссе – или стена елового леса, или холмистые поля, уходящие к горизонту. Только проплывают над трассой огромные рекламные щиты на растяжках: «Княжье озеро. Дома под ключ», телефон; «У нас зори тихие. Коттеджи на любой вкус», телефон; «Коттеджный комплекс „Рождество“. Философия тишины», телефон. И еще, еще, еще – в таком же духе.

…А направо и налево иногда в лес или через весенние поля вытекали из автобана М-9 «Балтия» идеально гладкие, блестящие лакированным, черным, как смоль, асфальтом дороги, «ведущие – подумал господин Любин – во все эти поселки и комплексы с мифологическими названиями». И, надо заметить, правильно подумал.