Эллис Питерс - Послушник дьявола Страница 2

— Хорошо, хорошо, — проговорил Радульфус и задумался, обхватив ладонью подбородок и прикрыв свои глубоко сидящие глаза. — Брат Павел, ты ничего не хочешь сказать нам? Мальчики на твоем попечении, и мне известно, что они редко жалуются на тебя.

Брат Павел, человек средних лет, носившийся со своими подопечными, как беспокойная наседка с выводком цыплят, был известен тем, что всегда потворствовал малолеткам и защищал их от возможных наказаний; при этом он был хорошим учителем и вдалбливал юнцам латынь, не причиняя при этом особых огорчений ни себе, ни им.

— Для меня не будет тяжелым бременем забота о четырехлетнем мальчонке, — медленно проговорил брат Павел, — но дело ведь не в том, доставит ли это удовольствие мне или радость ему. Это не то, что предписывает устав, так мне кажется. Хороший отец может дать маленькому сыну то же самое. Лучше, если мальчик осознает, что он делает, и получит некоторое представление о том, что он оставляет позади. В пятнадцать или шестнадцать лет, получив хорошее образование…

Приор Роберт вскинул голову, сохраняя при этом суровый вид: он как бы показывал, что не хочет мешать главе аббатства прийти к какому-то решению. Субприор, брат Ричард, промолчал; это был добрый человек, хорошо управлявшийся с обыденными делами, но не любивший принимать решения.

— После того как я познакомился с соображениями архиепископа Ланфранка, я пришел к выводу, что в наше отношение к вопросу о принесении детьми обета следует внести изменения, — подвел итог аббат, — и я убежден, что сейчас лучше отказать всем, кто просит принять ребенка послушником в монастырь, пока тот сам не сможет решить, какой образ жизни ему избрать. Поэтому, брат Павел, моя точка зрения такова: на сегодня придется отклонить просьбу об этом мальчике. Пусть отец знает, что через несколько лет мы охотно примем его сына в качестве ученика нашей школы, но не в качестве послушника, собирающегося вступить в орден. Для этого он должен достичь соответствующего возраста. Так и скажи его отцу. — Радульфус перевел дыхание и слегка выпрямился в кресле, показывая, что совещание закончено. — Насколько я знаю, у нас есть еще одна просьба о приеме в монастырь.

Брат Павел уже встал и улыбался с облегчением.

— С этим затруднений не будет, отец мой. Леорик Аспли из Аспли хочет отдать нам своего младшего сына Мэриета. Юноше только что исполнилось девятнадцать лет, и он идет к нам по собственному пылкому желанию. Этот случай, отец мой, не вызывает сомнений.

— Не очень-то благоприятные времена для приема новичков, — признал брат Павел, идя через большой двор рядом с Кадфаэлем к повечерию, — так что лучше нам не брать послушников. Я доволен, что отец аббат решил именно так. Меня всегда не слишком радовало, когда к нам приводили маленьких детей. И хотя в большинстве случаев их отдают нам, руководствуясь, вероятно, исключительной любовью к ним, иногда находят сомнения… Если не хочется делить земли и уже есть один или два старших сына, то монастырь может быть хорошим способом удобно пристроить третьего.

— Такое может случиться, даже если этот третий — взрослый человек, — сухо возразил Кадфаэль.

— Но с его согласия, ведь и в обители тоже остается соблазн сделать карьеру. Но младенцы — нет, здесь слишком много возможностей для злоупотреблений.

— Как ты думаешь, придет к нам этот мальчик через несколько лет на условиях отца аббата? — поинтересовался Кадфаэль.

— Сомневаюсь. Если его поместят в нашу школу, его отцу придется платить за него. — Брат Павел, который был склонен отыскивать ангельские задатки у любого бесенка, если тот был его учеником, тем не менее скептически относился к старшим родственникам детей. — Если бы мальчика приняли в послушники, мы бы взяли на себя расходы по его содержанию и всему прочему. Я знаю отца ребенка. Вполне порядочный человек, но скупой. А вот его жена, я уверен, будет очень рада, что младшенький останется при ней.

Они подошли ко входу на галерею; в тихом, напоенном сладким ароматом воздухе плавали мягкие зеленоватые тени деревьев и кустов, тронутых первыми признаками золотой осени.

— А другой? — спросил Кадфаэль. — Аспли — это где-то к югу, на границе Долгого Леса; я слышал это имя, но не более. Ты знаешь их семью?

— Только понаслышке, но слава о них идет хорошая. С посланием сюда приходил управляющий манором — старый кряжистый сакс, если судить по его имени — Фремунд. Он сказал, что юноша умеет читать, здоров и хорошо воспитан. Во всех отношениях доброе приобретение для нас.

Заключение, с которым не было причин спорить.

Анархия в стране, раздираемой гражданской войной, сильно сократила доходы аббатства; те, кто намеревался совершить паломничество, оставались сидеть, съежившись, по домам; уменьшилось, к сожалению, число послушников, желающих вступить в монастырь, при том что сильно увеличилось число нищих беженцев, ищущих убежища в его стенах. Возможность получить взрослого члена общины, грамотного, жаждущего начать послушничество, было прекрасной новостью для аббатства.

Потом, конечно, нашлись умники, крепкие задним умом, которые, перебирая всяческие предзнаменования, намекали на приметы и нагло утверждали, что все были ими предупреждены. После любого потрясения и последующего успокоения всегда обнаруживается множество подобных запоздалых советчиков.

Два дня спустя брат Кадфаэль по чистой случайности оказался свидетелем прибытия нового члена общины. Несколько дней стояла ясная солнечная погода, будто специально, чтобы можно было собрать ранние яблоки и привезти на телегах свежесмолотую муку. Но потом разразился ужасный ливень, превративший дороги в непролазную грязь, а каждую ямку на большом дворе — в предательскую лужу. Переписчики и художники благодарили судьбу, что могут сидеть за своими столами в нишах скриптория. Мальчики оказались запертыми на время в помещении, предназначенном для игр; в лазарете немногие больные, находившиеся там, чувствовали, как все ниже и ниже падает их дух и одолевает грусть от вида тускнеющего за окном света. Гостей в это время было очень немного. В гражданской войне наступила передышка, высокопоставленные священнослужители пытались призвать обе стороны к согласию. Большая же часть Англии затаилась в своих домах и выжидала; только те, у кого не было выбора, двигались по дорогам и находили пристанище в странноприимном доме аббатства.

Время после полудня Кадфаэль провел в своем сарайчике при маленьком садике, где он выращивал травы. Ему нужно было не только проследить, как варились разные снадобья — результат осеннего сбора трав, кореньев и ягод; получив копию списка Элфрика, содержащего перечень трав и деревьев, произраставших в Англии полтора века назад, он мечтал в мире и покое изучить его. Брату Освину, чей молодой пыл иногда служил поддержкой Кадфаэлю, но чаще мешал ему наслаждаться своими личными владениями, было позволено удалиться, и он отправился изучать литургию, потому что приближалось время его пострига и он должен был знать все назубок.

Дождь был желанным для земли, но на людей действовал угнетающе, мешал думать. Темнело; буквы на листе, который лежал перед глазами Кадфаэля, стали расплываться. Он прекратил чтение; зная английский с детства, латынь Кадфаэль выучил уже в зрелом возрасте, ценой утомительных усилий, и, хотя и владел ею, она оставалась для него чужим, непривычным языком. Он проверил варившиеся смеси, помешал тут и там, бросил какие-то недостающие травы в ступку и растирал до тех пор, пока они не превратились в пыль и полностью не перемешались; потом он выскочил из сарайчика, быстро пробежал через мокрый садик и оказался в большом дворе. Под рясой он прижимал к груди драгоценный пергамент.

Кадфаэль добежал до навеса над крыльцом странноприимного дома и под его прикрытием собирался с духом, прежде чем пуститься шлепать по лужам в направлении крытой галереи монастыря, когда увидел троих всадников, въехавших со стороны предместья и остановившихся под аркой ворот у сторожки, чтобы стряхнуть капли дождя с плащей. Привратник, торопясь, вышел поприветствовать прибывших и двинулся вдоль стены под прикрытием навеса, а из конюшни выскочил конюх и побежал по лужам, накрыв голову мешком.

«Должно быть, это Леорик Аспли из Аспли и его сын, пожелавший надеть рясу и стать монахом», — подумал Кадфаэль. Он постоял какое-то время вглядываясь в приехавших, частично из любопытства, частично надеясь — увы, тщетно, — что ливень ослабнет и ему удастся пересечь двор и попасть в скрипторий, не промокнув насквозь.

Впереди ехал на крупном сером коне высокий, очень прямо державшийся пожилой человек в толстом плаще. Когда он откинул капюшон, стала видна копна густых седых волос и длинное суровое бородатое лицо. Даже на таком расстоянии оно казалось значительным, неулыбчивым, непреклонным; орлиный нос придавал ему высокомерное выражение, усугубляемое жесткими очертаниями гордого рта; однако, когда всадник сошел с коня, его обращение с привратником и конюхом было подчеркнуто вежливым. Трудный человек. Вероятно, такому отцу нелегко угодить. Одобрял ли он решение сына или согласился против воли, с досадой? Кадфаэль подумал, что Леорику, очевидно, больше пятидесяти, и по простоте душевной счел его стариком, забывая о собственном возрасте, о котором вообще никогда не думал, а ведь ему самому было за шестьдесят.