Эллис Питерс - Роковой Обет Страница 2

– Если твой король вырвется на свободу, - промолвил Кадфаэль, - ему очень даже пригодится сбереженное тобой графство.

Монах снял горшочек с жаровни и поставил его остывать на специально для того предназначенную каменную плиту, лежавшую на полу. Распрямил спину он не без усилия, ибо возраст порой давал о себе знать. Правда, для своих лет Кадфаэль был бодр и проворен.

– Ну вот, с этим делом я вроде управился, - заявил монах, потирая руки. - Давай-ка выйдем полюбуемся цветами, что я вырастил к празднику Святой Уинифред. Отец аббат вернется в обитель как раз к этому событию и сам будет руководить церемонией перенесения мощей из часовни Святого Жиля. Хлопот нам предстоит немало, ведь к празднику в аббатство понаедет уйма паломников.

Четыре года назад на алтаре часовни приюта Святого Жиля, расположенной на самой окраине Шрусберийского предместья, была установлена рака с останками Святой Уинифред, привезенными из валлийского прихода Гвитерин, места ее захоронения. В богадельне призревали всех недужных и увечных, в том числе и прокаженных, которым доступ в город был заказан. Оттуда, из часовни, раку с мощами торжественной процессией перенесли в церковь аббатства, где и поместили на алтарь. Чудотворные мощи стали главной святыней аббатства: страждущие во множестве стекались в Шрусбери, дабы обратиться к валлийской святой с мольбой о помощи и исцелении. В нынешнем году шрусберийские братья решили повторить завершающий этап достославного путешествия святой и, как и четыре года назад, торжественно перенести раку с ее мощами из часовни в церковь, а затем допустить к алтарю всех, кто явился в аббатство с молитвами и дарами. Слава Святой Уинифред каждый год привлекала немало паломников, ну а уж нынче их следовало ждать в несметном количестве.

– Можно подумать, - промолвил Хью, оглядывая цветочные клумбы, на которых весенняя свежесть красок уже готова была смениться ярким великолепием лета, - что вы собираетесь ее венчать.

Садик Кадфаэля окружала живая изгородь из кустов боярышника, усыпанных белоснежными цветами, и орешника, на которых покачивались серебристые сережки. из травы выглядывали анемоны, поднимали плотные, тугие головки ирисы. Даже розы, судя по набухшим бутонам, вот-вот должны были распуститься, а круглые коробочки пионов, полные пахучих семян, которые брат Кадфаэль использовал при приготовлении целебных снадобий, а повар аббата брат Петр - в качестве пряной приправы, чуть не лопались.

– Пожалуй, ты не так уж далек от истины, - сказал Кадфаэль, с довольным видом созерцавший плоды своих трудов. - Но венчание это знаменует союз возвышенный и целомудренный, ибо блаженная дева хранила невинность до самой своей смерти.

– А что, после смерти ты ей суженого сыскал да и свадебку сыграл? - мимоходом пошутил Хью, желая отвлечься от тягостных размышлений о государственных делах.

Здесь, в благоухающем саду, хотелось думать лишь о покое, дружбе, любви, жизни и плодородии. Хью не ожидал, что слова его останутся без ответа, однако монах молчал, и молодой человек почуял, что за этим молчанием что-то кроется. Он навострил уши, украдкой повернул голову и устремил на друга пристальный взгляд. И в этот момент монах то ли по рассеянности, то ли с умыслом обронил:

– Свадьбу не свадьбу, а суженого, можно сказать, что и сыскал. Доброго человека и преданного ее защитника. Он заслужил награду, выпавшую на его долю.

Хью с любопытством поднял брови и через плечо кинул взгляд на монастырскую церковь, где, как известно, в запечатанной раке на алтаре покоилась пресловутая святая. Рака эта, богата изукрашенная, с виду была не слишком велика, хотя вполне могла служить достаточно просторным вместилищем для хрупкого скелета валлийской святой - народ в Уэльсе не особо рослый.

– Похоже, для двоих места там маловато, - лукаво заметил Хью.

– Так ведь что она, что он - вовсе не великаны, да к тому же и лежат не здесь. А уж там, куда мы их положили, места предостаточно, - промолвил монах. От него не укрылось, что Хью заинтригован и не успокоится, пока не разгадает эту загадку.

– По-твоему, выходит, - в недоумении спросил Берингар, - что в этом разукрашенном гробу, выставленном на всеобщее обозрение, никакой святой нет и в помине?

– Не знаю, что и сказать, приятель. Хотелось бы мне, чтобы она одновременно пребывала в двух местах. Простому смертному такое, конечно, не под силу, ну а для святой - кто знает? Три дня и три ночи она действительно провела там - уж это-то я доподлинно знаю. Не исключено, что она оставила внутри толику своей святости - хотя бы в благодарность за то, что мы вернули ее в родные края, туда, где, как я искренне верю и всегда буду верить, она желала остаться. Но при всем при том, - добавил Кадфаэль, покачав головой, - меня все же гложет сомнение. А что, если я неверно истолковал ее волю?

– Тогда тебе остается надеяться лишь на исповедь и покаяние, - беспечно промолвил Хью.

– Дождусь, когда брат Марк станет священником!

Молодой брат Марк, служивший в последнее время в богадельне Святого Жиля, покинул родную обитель и уехал в духовную школу епископа Личфильда. Денег, пожертвованных Леориком Аспли, должно было хватить молодому монаху на то, чтобы оплатить учение и хотя бы в отдаленном будущем добиться исполнения заветной мечты - удостоиться священнического сана, к каковому Марк, несомненно, был предназначен самим Всевышним.

– Ему-то я и собираюсь поведать кое-какие свои грехи, - признался Кадфаэль, - хотя, может, я ошибаюсь и греха в тех делах никакого нет. Марк целых три года был моей правой рукой, я вложил в него частицу своей души, и он знает меня лучше, чем кто-либо другой. Ну если не считать тебя, - промолвил монах с лукавой невинностью во взоре, - Марку я открою всю правду - пусть судит. От него я готов принять любую епитимью. Ты, Хью, и сам умеешь судить по справедливости, но грехи отпускать не властен.

– Да и епитимью налагать тоже, - весело рассмеялся Хью, - может, так оно и лучше. Откройся-ка мне, старина: и душу облегчишь, и обойдешься без церковного покаяния.

Предложение молодого друга, как ни странно, показалось монаху вполне приемлемым и даже заманчивым.

– Ладно, - согласился он, - так и быть, но имей в виду - это история длинная, так что наберись терпения.

– Ну и рассказывай ее не спеша - мне ведь торопиться некуда. Все дела на сегодня я уже переделал, а терпения мне не занимать. Я не прочь послушать историю, которая наверняка окажется занятной. Да и у тебя еще полно времени до вечерни. К тому же, - Хью напустил на себя шутливую важность - впору священнику, - ты сделаешь благое дело, доверившись представителю мирской власти. А тайну твою я сумею сохранить не хуже любого исповедника.

– Будь по-твоему, - отвечал Кадфаэль, - только погоди чуток. У меня тут как раз винцо дозревает. Я его принесу, присядем на лавочке у стены, где солнышко посильнее, - тут я тебе все и расскажу. Здесь нам никто не помешает.

– Случилось все это примерно за год до того, как мы с тобой познакомились, - начал Кадфаэль, удобно привалясь спиной к нагретой солнцем шероховатой каменной стене. - В то пору в нашей обители не было святых мощей, и мы, понятное дело, малость завидовали Уэнлоку, потому как тамошние клюнийские братья разыскали останки основательницы своего монастыря - саксонской святой по имени Мильбурга - и раззвонили об этом на весь свет. Правда, потом и нам были явлены кое-какие знамения. Следуя им, мы отправили одного недужного брата в Уэльс, дабы он исцелился, омывшись водой из Свитого Колодца. Колодец этот сооружен на месте источника, забившего там, где эта дева, наша святая, в первый раз рассталась с жизнью. Саму-то ее тут же воскресил Святой Беуно, но источник остался, и возле него до сих пор творятся чудеса. Так вот, приор Роберт вбил себе в голову, что святая не прочь покинуть Гвитерин (селение, где она умерла во второй раз и была похоронена) и перебраться к нам - к вящей славе нашей обители. Он отправился в Гвитерин убеждать тамошних жителей расстаться с останками их святой, а среди сопровождавших его братьев был и я, поскольку знаю валлийский язык и мог пригодиться при переговорах.

– Все это я очень хорошо знаю, - сказал внимательно слушавший монаха Берингар, - да и как не знать - это ведь всякому известно.

– Верно! Но вот что было потом - об этом ты наверняка не слыхивал. В Гвитерине жил один знатный валлиец, который ни за что не соглашался позволить нам потревожить прах этой девы. Его не удавалось ни улестить, ни запугать, ни подкупить, и тогда, представляешь, Хью, - он был убит. И кем? Одним из нас, молодым монахом, что происходил из знатного рода и в мечтах своих примерял митру.

Мы раскрыли преступление: недостойный брат должен был ответить перед законом, но вышло так, что он поплатился жизнью за свое злодеяние. Дело в том, что уличить его сумела девушка, дочь убитого, а когда нечестивец понял, что разоблачен, он попытался убить и ее и пролил ее кровь. Возлюбленный девушки в гневе бросился на негодяя, да видно не рассчитал своих сил и, вместо того чтобы задержать убийцу, свернул ему шею.