Стивен Сейлор - Загадка Катилины Страница 2

Я не знал, как ей удалось выбить себе участок земли из богатств Клавдиев. Поместье ее было всего лишь малой частью их владений. Со всех сторон я был окружен этим семейством. С юга — имение Клавдии, самый худший их участок, с каменистым склоном и низменностью, где зимой случаются столь ненавидимые Катоном туманы. На западе, за рекой, находятся владения ее двоюродного брата, Публия Клавдия; с холма я мог разглядеть крышу его дома, возвышающуюся над деревьями. За северной стеной — владения еще одного родственника — Мания Клавдия; на таком расстоянии они почти не видны. К востоку от Кассиановой дороги местность поднимается и переходит в гору, которую местные жители называют Аргентум;[1] ее склоны покрыты густыми лесами. Ими владеет еще один брат Клавдии — Гней Клавдий. Говорят, что в них хорошо охотиться на кабанов и оленей. Когда-то там была шахта, где добывали серебро, но месторождение давно истощилось. На склоне хорошо заметна тропа, она извивается и теряется в лесах; раньше по ней ходили многочисленные рабы, но потом ее забросили, и дорога превратилась в тропу для коз. И всеми было признано, что владения моего благодетеля, Луция Клавдия, самые лучшие, а Луций, согласно своему завещанию, оставил их мне. Клавдии, в лице молодого Гнея и многочисленных адвокатов, пытались оспорить завещание, но безуспешно. Суд в Риме прошел в мою пользу, и поместье осталось за мной. Разве этого мало?

— На самом деле приятное место, — сказала Клавдия, глядя на черепичную крышу и прилегающие к дому земли. — Когда я была девочкой, поместье было запущено. Луций вовсе не интересовался им, и оно понемногу приходило в негодность. Потом около пятнадцати лет тому назад, после того, как он встретил тебя и вы провернули первую совместную сделку, он неожиданно обратил внимание на это место и стал часто сюда приезжать. Он купил Арата, назначил его управляющим, посадил виноградники, оливки, привез новых рабов, отстроил заново дом. Поместье начало приносить доход и одновременно позволяло отдыхать от городской суеты. Все мы следили за успехами Луция. И его неожиданная кончина в прошлом году всех нас потрясла. — Клавдия вздохнула.

— А также вас расстроил выбор наследника, — добавил я тихо.

— Да нет, Гордиан, не ворчи попусту. Не стоит порицать Гнея, ведь он брат Луция, и все мы ожидали, что наследником он объявит его, поскольку владения Гнея годятся только для охоты, а серебряная шахта давно заброшена. Увы, Цицерон блестяще провел твое дело, как всегда, — тебе повезло, что твои интересы защищал такой человек, и мы все тебе завидуем. Аргументы Цицерона убедили судей в законности передачи наследства. Клавдии не были обделены: у покойного было много других владений и богатств, которые он распределил между родственниками. Мне достались драгоценности его матери и дом на Палатинском холме в городе. А тебе этрусское поместье. Мы все уже смирились с этим.

— Ты-то смирилась, но я не уверен насчет остальных.

— Почему? Разве они тебе чем-то досаждают?

— Не совсем. Ни Гнея, ни Мания я не видел после суда ни разу, но оба они послали своих людей, чтобы мой управитель не позволял моим рабам приближаться к их собственности — если я не хочу, чтобы у меня остались одни покалеченные и безрукие рабы.

Клавдия нахмурилась и покачала головой.

— Сожалею. А как Публий? Он ведь самый старший, и у него всегда была трезвая голова.

— Сказать по правде, нам предстоит скоро обсуждать еще одно дело в суде.

— Но почему?

— Мы так и не пришли к соглашению относительно реки, разделяющей наши владения. Документы, которые я унаследовал от Луция, ясно указывают, что я имею полное право использовать в своих интересах реку и все, что в ней находится, но недавно Публий прислал мне письмо, в котором говорит, что считает реку только своей.

— Ах, вот в чем дело.

— Рано или поздно нас рассудят. Но вчера мои рабыни стирали одежду, а рабыни Публия на том берегу и выше по течению принялись мутить воду. Мои в долгу не остались и стали осыпать их упреками и бранью, женщины на противоположном берегу им ответили, а потом в ход пошли уже не только слова. Двое управляющих прекратили перебранку, но одной из моих рабынь попал в голову камень.

— Она серьезно ранена?

— Нет, но крови было достаточно, и теперь у нее будет шрам. Если бы у меня был сутяжнический характер, я бы добился, чтобы Публий заплатил мне за причиненный ущерб.

Клавдия шлепнула руками по коленям.

— Невероятно! Я и не знала, что против тебя затеяли, Гордиан. Но я поговорю с родственниками и постараюсь их убедить, что с тобой лучше поддерживать добрососедские отношения, вспомнив о здравом смысле.

Она так театрально разгневалась, что я рассмеялся.

— Я отблагодарю тебя за помощь, Клавдия.

— Это все, что я могу сделать. Может, в городе и принято все время таскаться по судам, но здесь, в провинции, не место бесконечным спорам. Здесь должны царить спокойствие, изобилие и домашний уют, как говаривал сам Луций.

— Да, я помню эти его слова.

Я посмотрел в направлении реки, разглядывая нечетко виднеющиеся постройки на стороне Публия, почувствовал беспокойство, потом: повернулся и решил поговорить о другом.

— Ты часто видела Луция, когда он приезжал в поместье?

— Ах, я никогда не пропускала случая повидаться с ним. Такой приятный человек — да ты и сам знаешь. Мы сидели как раз на этом гребне холма, на этих самых пеньках и разглядывали дом и поля, строя планы на будущее. На реке он собирался построить мельницу. Ты знал об этом?

— Нет.

— Да-да, с таким огромным колесом и всякими приспособлениями, чтобы молоть зерно и заодно разламывать и отесывать камни, добываемые в шахте Гнея. В планах все было так грандиозно и запутанно, но Луций сказал, что он и сам сможет справиться с планом. Жалко, что он умер, да еще так неожиданно.

— Лучше умереть неожиданно. Большинству так не везет.

— Да, я понимаю. Хуже, когда умираешь долго и мучительно или в одиночестве…

— А Луций умер быстро, в окружении друзей, пересекая Форум, где его все знали и любили. Смеялся, шутил — так мне позже рассказывали — и вдруг неожиданно схватился за грудь и задохнулся. Он умер почти сразу, страдал недолго. А его похороны превратились в целое событие — множество друзей отовсюду.

При этом воспоминании я улыбнулся.

— Завещание свое он хранил в храме Весталок, как поступают многие состоятельные люди, я и понятия не имел, собирается ли он мне что-то оставлять. И вот оказалось, что поместье досталось мне, вместе со старыми документами и книгой Катона о земледелии. Я предположил, что он часто слышал, как я мечтаю покинуть безумный Рим и отдохнуть в провинции. Конечно, это были всего лишь мечты — разве человек с моими средствами может себе позволить приобрести приличное поместье и необходимых для его содержания рабов?

— Прошел год, и твои мечты сбылись. Теперь ты здесь.

— Да, и все благодаря Луцию.

— Но я нахожу тебя нахмуренным и разглядывающим долину с таким видом, будто ты — Юпитер, склонившийся над горящей Троей.

— И причиной тому в немалой степени мои соседи, — заметил я печально.

— Согласна, но тревожит тебя не только это.

Я пожал плечами.

— Этим утром мы с Аратом едва не подрались. Он считает меня невыносимым, глупым и самодовольным горожанином, который ничего не смыслит в хозяйстве, но желает при этом управлять по-своему. Мне кажется, что в его глазах я выгляжу очень смешно, когда разглагольствую о том, что прочитал у Катона.

— А что ты думаешь о нем?

— Я знаю, что Луций его очень ценил, но мне кажется, что поместье управляется не очень хорошо. Могло было быть и лучше. Много отходов и потерь.

— Ах, я сама ненавижу отходы! — сказала Клавдия. — Своим рабам я ничего не позволяю выкидывать, если это что-то может принести хоть какую-нибудь пользу.

— Между мной и Аратом всегда были натянутые отношения с тех пор, как я приехал сюда прошлой осенью. Возможно, я и в самом деле самодовольный осел из города, но я же все вижу, могу заметить множество отходов и прочесть кое о чем у Катона. И кроме того, мне не симпатичен этот Арат. Возможно, я просто не привык управлять таким количеством рабов и находить всем им подходящее занятие, а особенно трудно следить за столь самоуверенным и волевым рабом, как Арат. Луций дал ему огромные права, а мой приезд, конечно, явился для него помехой. Он смотрит на меня как на занозу в пальце; а я гляжу на него как на лошадь, которая может понести, и поэтому ей не стоит доверять: ее можно заставить скакать, куда ты хочешь, но она способна сбросить тебя в любое мгновение. Я часто ловлю себя на мысли, что слишком придираюсь к нему. В ответ он дерзит.

Клавдия сочувственно кивнула.

— Да, нелегко найти хорошего управляющего. Но ведь в сельской жизни наслаждения и радости перевешивают тяготы и заботы, по крайней мере, я всегда так считала. Мне кажется, не только мысль об Арате беспокоит тебя.