Эллис Питерс - Ярмарка Святого Петра Страница 2

— Ближе к делу, мастер провост, — невозмутимым тоном произнес аббат, — как я понимаю, вы явились сюда с тем, чтобы предъявить нам какие-то требования. Говорите напрямик.

— Хорошо, коли вам так угодно, отец аббат. Мы считаем — а я сейчас говорю от имени всех цехов и городского собрания Шрусбери, — что в такой год город имеет основания попросить аббатство либо повысить, только на этот раз, плату за проведение ярмарки, либо передать Шрусбери часть пошлин на товары, доставляемые по реке и суше. Мы бы потратили эти деньги на восстановление стен. Аббатство пользуется защитой города, и было бы справедливо, если бы оно взяло на себя часть расходов по содержанию укреплений. Мы были бы благодарны от всей души, когда бы аббатство согласилось поступиться всего лишь десятой частью ярмарочных сборов. Мы не требуем, а лишь покорно просим. Но городской совет считает, что с вашей стороны было бы справедливо уважить нашу просьбу.

Аббат Радульфус — прямой, худощавый, исполненный истинного величия — обвел решительно настроенных делегатов задумчивым взглядом.

— Это ваше общее мнение? — спросил он.

— Да, милорд, — прямодушно отвечал Эдрик Флешер, — так считает весь Шрусбери, и в городе нашлось бы немало горячих голов, которые высказали бы то же самое, но куда более резко. Мы же полагаемся на вашу снисходительность и смиренно ждем ответа.

По залу капитула прокатился приглушенный ропот. Большинство братьев настороженно выжидали, и лишь те, что помоложе, исподтишка переглядывались и перешептывались. Приор Роберт Пеннант, до недавнего времени надеявшийся сам стать аббатом и горько разочарованный тем, что его обошел чужак, сохранял неколебимое спокойствие. Беззвучно шевеля губами, он читал молитву, поглядывая на аббата из-под опущенных век. На его аскетическом лице было написано сочувствие и понимание, однако в глубине души, он желал своему начальнику совершить непростительную промашку. Старый Хериберт, возглавлявший прежде эту обитель, а ныне живущий в ней простым монахом, мягко улыбаясь, мирно дремал в укромном уголке, довольный тем, что избавлен от тяжкого бремени ответственности.

— Как я понял, — спокойно и неторопливо заговорил аббат Радульфус, — спор идет о правах города и нашей обители. Но пристало ли мне разбирать подобные разногласия? Разумеется, нет. В таком деле нужен беспристрастный судья. Но я должен напомнить вам, почтеннейшие, что решение уже принято — и принято полгода тому назад. После осады, на которую вы сетуете, король Стефан, милостивейший государь наш, подтвердил все древние хартии и права аббатства на принадлежащие ему издревле земли и привилегии, в том числе и право обители проводить трехдневную ярмарку в честь ее небесного покровителя с уплатой городу суммы, установленной старинным обычаем. Неужто вы сомневаетесь в справедливости нашего доброго короля?

— Скажу откровенно, — заявил провост, — по моему мнению, дело тут не в королевской справедливости. Я не ропщу на решение его королевской милости, но, очевидно, оно было вызвано тем, что король считал Шрусбери враждебным городом, и то верно — Фиц Аллан, бежавший во Францию, захватил замок и более месяца удерживал его. Видно, король до сих пор так считает. Но ведь мы, горожане, в том неповинны, потому как на ход событий повлиять не могли. И не город, а замок выразил приверженность императрице Матильде, а нам оставалось лишь смириться с этим. Теперь Фиц Аллан во Франции, его не достать, а расплачиваться приходится нам. Где же здесь справедливость?

— Иными словами, — произнес аббат с опасной кротостью в голосе, — вы утверждаете, что его милость король, подтверждая права аббатства, тем самым мстил городу за непокорство?

— Я только сказал, что он не думал о городе и о том, какой ущерб нанесен ему осадой, в противном же случае он, возможно, и пожаловал бы нам какие-нибудь льготы.

— Ясно. Но коли так, вам уместнее было бы обратиться со своим прошением не ко мне, а к лорду Жильберу Прескоту, королевскому шерифу.

— Мы обращались к нему, отец аббат, хотя и не в связи с ярмаркой. Что же до этого вопроса, то, как мы понимаем, лорд шериф не вправе распоряжаться доходами обители. Никто, кроме вас, милорд аббат, не может решить этот вопрос.

Не приходилось сомневаться в том, что Джеффри Корвизер по части красноречия не уступал аббату и сбить его с толку было не так-то просто.

— И что же ответил вам шериф?

— Он заявил, что ничем не сможет помочь городу, пока не приведет в порядок укрепления замка. Он обещал дать нам работников, когда закончит починку замковых стен, однако работников и у нас хватает. Нам нужны материалы, а стало быть, деньги, чтобы их купить. Да и работников-то он сможет нам выделить только горстку, к тому же через год, а то и поболе. Неужто, отец аббат, вас удивляет, что в таких обстоятельствах ярмарка ложится на нас тяжким бременем?

— Но и у обители есть свои нужды, причем столь же неотложные, как и у города, — поразмыслив, ответил аббат, — напомню, что вас ограждают и городские стены, и излучина реки, обитель же лишена этой защиты. Почему же вы просите, чтобы мы оплачивали вашу, а не свою безопасность?

— Не все владения аббатства лежат за рекой, — возразил провост, — в черте города есть дома и земельные участки монастырских арендаторов: их детишкам приходится бегать по разбитым улицам так же, как и нашим, и их лошади калечат ноги точно так же, как и лошади горожан.

— О наших арендаторах мы позаботимся сами, — заявил Радульфус, — доходы с ярмарки позволят нам снизить взимаемую с них арендную плату. Но обитель не может нести ответственность за ветхость городских построек. Мы отвечаем лишь за порядок в своих владениях.

Провост собрался было привести еще один довод, но аббат властно прервал его:

— Довольно. Я выслушал ваши претензии и сочувствую вашим бедам. Но право на сборы с ярмарки Святого Петра священно, ибо оно издревле принадлежит аббатству, и оно не присвоено нами, а даровано высшей властью. Не я установил условия проведения ярмарки, и не мне их менять, ибо права и льготы пожалованы не мне, а обители. Я же всего лишь слуга Божий, на которого временно возложено попечение о нашей обители, и потому не властен изменять оговоренные издавна условия хотя бы в малейшей степени. Сие было бы проявлением непочтения к воле его милости короля, соизволившего утвердить хартию, и дурным примером для моих будущих преемников, ибо стало бы прецедентом на будущие годы. Нет. Я не выделю городу ни малейшей толики доходов от ярмарки и не заплачу ни шиллинга сверх оговоренной хартией суммы. Все, что по праву принадлежит обители, достанется только ей.

Аббат увидел, как делегаты разинули рты, намереваясь протестовать против столь категоричного отказа, и поднялся с места. Высокий, прямой, с неколебимым взором, он холодно провозгласил:

— На сем заседание капитула завершено.

Двое или трое из членов депутации порывались возразить, но провост Корвизер лучше других представлял и как надлежит блюсти достоинство города, и как следует его представителям вести себя в присутствии этого сурового и властного человека. Он резко, хотя и довольно низко, поклонился аббату, повернулся на каблуках и твердым шагом направился к выходу. Справившись с растерянностью, спутники провоста с неменьшим достоинством последовали за ним.

На ярмарочной площади и по всему предместью, до самых отгороженных монастырских угодий, где дорога на Лондон сворачивает направо, к часовне Святого Жиля, вовсю обустраивались торговые ряды. Ниже по течению от моста, возле плодородной поймы, где раскинулись главные сады аббатства, спешно соорудили временную дощатую пристань. И по реке, и по дороге, пешком, верхом и на лодках, пробираясь через леса и пересекая валлийскую границу, в Шрусбери стекались торговцы всевозможным товаром. А на монастырском дворе собирались именитые люди со всего графства — отпрыски знатных семейств, рыцари и зажиточные йомены со своими чадами и домочадцами. В сельской глуши они обходились домотканым платьем и неприхотливой деревенской пищей, но раз в году съезжались на ярмарку в надежде приобрести роскошные одеяния, изысканные заморские вина, диковинные заморские фрукты и всяческие поделки из золота и серебра. Все эти товары можно было раздобыть только во время ярмарки Святого Петра, а через три дня от них и духу не оставалось. На славное торжище съезжались купцы даже из Фландрии и Германии. Из Франции морем доставляли отменное вино, из Уэльса — тонкую шерсть. В Шрусбери вовсю торговали скроенными по последней моде нарядами, благодаря чему даже жители захолустья могли приодеться не хуже горожан. Правда, пока торговцев прибыло не так уж много — большинство должно было подъехать на следующий день. Купцы рассчитывали, что за день, оставшийся до открытия ярмарки, они успеют расставить палатки, чтобы начать торг рано поутру. Зато покупатели спешили загодя обеспечить себе удобный ночлег на время ярмарки, а потому съезжались заранее.