Месье Террор, мадам Гильотина - Мария Шенбрунн-Амор Страница 2

Толстуха в фартуке кивнула на дам:

– Видали, что старорежимные принесли? А еще жалуются, что их преследуют! Мало их преследуют!

Габриэль покраснела, закусила нижнюю губу, «ее милость» сжалась у окошка, словно пытаясь заслонить драгоценность. Одна мадам де Жовиньи обернулась, явно намереваясь всласть поцапаться с санкюлоткой.

Александр быстро выступил вперед и строго спросил сторонницу ужесточения режима:

– Гражданка, вы недовольны тем, как Революционный трибунал делает свою работу?

Толстуха смешалась, отпрянула, потуже затянула грязный фартук на необъятной талии. Мадам Турдонне, не теряя времени, подпихнула госпожу де Жовиньи к прилавку. Дрожащими узловатыми пальцами в драных кружевных перчатках старуха развязала шнурки бархатного мешочка и выудила оттуда несколько драгоценностей. Ломбардщик положил на весы отделанный бриллиантами нательный крест. Приподнял острый нос, пробормотал что-то из-под усов.

– А он меня не обманывает? – бдительно поинтересовалась мадам де Жовиньи. – Этот крест подарил мне покойный Шарль, когда я родила Антуана.

Госпожа Турдонне принялась тихо убеждать ее, к ней присоединилась Габриэль. Наконец склочницу уломали. Ростовщик вынул из ящика конторки несколько ассигнатов, просунул их в окошко.

Мадам де Жовиньи уставилась на бумажные деньги республики, словно на дохлую жабу:

– Что это такое?! Что на это можно купить, по-вашему?

Толстуха не выдержала, высунулась из-за спины Александра, взвизгнула:

– Видали? Ассигнаты ей не нравятся! Наши революционные ассигнаты, между прочим!

Но очередь отводила глаза и отмалчивалась. Покупательная способность ассигнатов таяла весенним снегом, и никто из присутствующих не радовался необходимости обменивать драгоценности на бесполезные бумажки, хоть и напечатанные с повеления Национального Конвента. Девушка с ангельским именем растерянно теребила платок на груди.

Александр шагнул к санкюлотке, грозно предложил:

– Пройдемте-ка со мной, гражданка. Разберемся в трибунале.

Патриотка огляделась, подхватила юбку и поспешно покинула ломбард. Александр крикнул ей в спину:

– Привет и братство!

Старуха с кислым видом инспектировала полученные ассигнаты.

– Мадам, – решился окрыленный победой Александр, – для вас эта сделка весьма выгодна. Ведь ломбардщик позволит вам и выкупить ваши заклады ассигнатами, невзирая на их будущий курс. Не так ли, ситуайен Рюшамбо?

Ростовщик только кисло взглянул на Александра сквозь вставленное в глазницу увеличительное стекло. Но, видимо, старорежимная не привыкла торговать фамильными драгоценностями – у нее все еще оставались сомнения:

– А вдруг он украдет мой крест?

– Не украду, – равнодушно бросил процентщик.

– Так все говорят! – презрительно оборвала его старушенция. – Учтите, как только получу деньги от сына, тут же выкуплю все обратно!

Она продолжала мешкать, нащупывая в складках платья прорези для привязанных под юбкой карманов. Карманы съехали набок, и мадам де Жовиньи без малейшего смущения задрала подол, обнажив костлявые ноги в гармошке перекрученных чулок. Наконец ассигнаты были надежно припрятаны, и старуха двинулась к лестнице. Ее прямая спина говорила о столетиях феодальных привилегий ничуть не меньше, чем ее дерзкие речи. Габриэль и мадам Турдонне поспешили за ней.

Александр намеревался скрепить знакомство, предложив дамам проводить их, но помешал гвардеец в черном плаще. Он опередил Воронина и, растопырив локти, застрял посреди узкой лестницы.

– Месье, ситуайен, пардон…

Александр и справа и слева пытался проскользнуть мимо гвардейца, но тот словно нарочно медлил: оправлял плащ, поддергивал перевязь, нахлобучивал шляпу с трехцветным плюмажем. Когда Воронин наконец-то выскочил на улицу, дамы уже свернули за угол. Впрочем, не беда, они же соседи, а приятное знакомство, можно считать, уже завязано.

У самого дома, в тени собора Сен-Жерве, Александр снова заметил странного гвардейца. Несмотря на июльскую жару, тот продолжал кутаться в плотный плащ.

II

АЛЕКСАНДР ВОРОНИН БЫЛ в Париже уже целую неделю, но голова от увиденного по-прежнему шла кругом: в Национальном Конвенте сидели люди, приговорившие к смертной казни собственного суверена! Правда, с тех пор некоторых из них – жирондистов[3] – успели обвинить в предательстве революции. Этих сынов Вольтера и проповедников свободы скинули при помощи коммуны якобинцы[4], более радикальные последователи Руссо и сторонники равенства. Прочие народные избранники присмирели и ныне слепо следовали за якобинским клубом и его вождем Робеспьером.

Это в столице. А провинции лихорадило куда сильнее: Нормандия, Лангедок, Бретань, Вандея, Прованс и Корсика были охвачены антиреволюционными восстаниями. У Воронина, отставного подполковника русской армии, дух захватывало от известий с фронтов. Четырнадцать французских армий отчаянно сражались с грозящими со всех сторон интервентами: пруссаки и австрийцы оттеснили солдат республики от Рейна, на юге испанцы перевалили за Пиренеи, побережье Франции блокировал английский флот. И со всеми изменниками и врагами народа якобинский Париж боролся с помощью двух своих вернейших союзников – месье Террора и мадам Гильотины. Каждый день рождались новые декреты и множились аресты заподозренных в измене генералов.

К сожалению, в Париже Александр был лишь сторонним наблюдателем того, как осуществляются на деле мечты Вольтера, Руссо и Дидро. Десять лет назад он не удержался и, находясь в познавательном вояже по Европе, тайком отплыл из Франции в Северную Америку, где под командованием де Ла Файета сражался за свободу тринадцати колоний Новой Англии. Но тогда, в семнадцать лет, море казалось по колено. Он был восторжен, безрассуден и верил, что фортуна всегда пребудет с ним, а впереди его нетерпеливо ждет слава. Письма дяди, грозящие опалой и возможным судом по возвращении в Россию, Александр выбрасывал в грязь Йорктауна. Однако лавры так и не стяжал: сначала его ранило в руку, затем наступило перемирие, а вскоре мать прислала весточку, что находится при смерти. Александр поспешил в Россию. Мать, Елизавету Платоновну, к счастью, застал в отменном здравии.

Вернувшись из тайной и безумной американской эскапады, молодой Воронин доблестно воевал в Крыму под командованием Суворова. После блистательной русской победы над османской Турцией вышел в отставку в чине подполковника и с тех пор маялся. Столичная жизнь после осад и боев показалась пустой, поскольку к азартным играм Воронин склонности не имел, в фавор не стремился, жениться не намеревался, а иного пути к великим свершениям при дворе, где заправлял «дуралеюшка» Зубов, фаворит императрицы, не предвиделось.

От скуки состоялась вздорная дуэль. Скандал замяли, спасибо влиятельному дяде Василию Евсеевичу Воронину, но Санкт-Петербург все же пришлось покинуть. Начитавшись Руссо, Александр в поисках достойного занятия перебрался в родовое имение, намереваясь жить в гармонии с природой, добросовестно хозяйствовать и облегчать жизнь своих крестьян. Однако праведная деятельность помещика скоро опостылела. У матери насчет него оказались точно те же намерения,