Мигель Монтаньес - Могила Колумба Страница 20

— Ты прав, — согласился Габриэль Редондо. — Но важно то, чего мы не говорим.

— А важнее всего, что наша стратегия работает, — добавила донья Мерседес с уверенностью. — Завтра они отбывают в Геную, как мне сообщила моя девочка.

Все трое задумались. Ситуация продолжала быть под контролем.

Глава 9

ГЕНУЯ

И я велю сыну моему, Диего, или же особе, которая унаследует упомянутый майорат, чтобы он держал и содержал в городе Генуя одного человека из нашего рода, кто обзаведется там домом и женой, и назначил ему ренту, на которую тот мог бы жить достойно, как наш кровный родственник, и укоренился в названном городе…

Жара следовала за путешественниками по пятам. Сухой зной Мадрида сменился более влажным климатом Генуи. Город, где предположительно родился адмирал, встретил детективов чистым безоблачным небом и благословенным морским бризом. В пути Эдвин не оставлял попыток примирить враждующие стороны: между испанцем и доминиканкой сохранялись натянутые отношения, и конца этому не было видно. Гостиница находилась поблизости от площади Акваверде, являвшейся первым пунктом итальянского маршрута.

Подгоняемые нетерпением, молодые люди отправились смотреть памятник Колумбу, даже не забросив чемоданы в гостиницу. Такси дожидалось их, пока они производили первый беглый осмотр.

Памятник как памятник, никаких намеков на то, что много лет назад он стал объектом варварского ограбления. Не исключено, что давным-давно в его недрах хранились важные документы, которые теперь очень пригодились бы следствию. Но тайник в настоящий момент скорее всего пустовал.

Компаньоны несколько раз обошли вокруг примечательного монумента, но никто из них не нашел слов, чтобы выразить свои мысли. Цоколь, как и колонна, служившая пьедесталом великому мореплавателю, имел более скромные размеры, чем у памятника в Мадриде. Но изваяние хотя бы отличалось некоторой оригинальностью: героя украшали длинные волосы, слегка развевающиеся на ветру.

На четырех опорах, выраставших по углам солидного постамента, покоились скульптурные аллегории мудрости, постоянства, благоразумия и милосердия. Пространство между скульптурами заполняли барельефы, изображавшие сцены из жизни Колумба: Колумб на заседании совета Саламанкского университета,[29] Колумб устанавливает крест на вновь открытых землях, Колумб на аудиенции у Католических королей в Барселоне после первого путешествия, Колумб возвращается в Испанию в оковах после третьего плавания.

— Не мешало бы скопировать надписи, — прервал наконец молчание Эдвин. Его спутники словно воды в рот набрали.

Читая вслух надписи на фронтальной части постамента, Эдвин сделал пометку в блокноте:

С правой стороны значилось:

Надпись слева гласила:

— Посмотрим теперь, что сзади, — суетился Эдвин. К немалой его досаде, коллеги по-прежнему упорно молчали.

— Кто-нибудь что-нибудь понимает? — спросил доминиканец.

— Если нужно, я поясню, — апатично отозвался испанец и бесцветным голосом перевел: — «Христофору Колумбу, отчизна. Сей монумент освящен в 1862 году. Основание заложено в 1846 году. Предвосхитив мир, он нашел его ради вечного благоденствия мира прежнего».

Эдвин кивнул и вскарабкался на массивное основание монумента, пытаясь понять, какая именно его часть пострадала от рук злоумышленников. Вскоре ему пришлось признать: за истекший век время стерло все следы ограбления. Отказавшись от мысли обнаружить зацепки, которые могли бы навести их на след, детективы вернулись в гостиницу.

Получив ходатайство испанской полиции расследовать обстоятельства инцидента на площади Акваверде, случившегося столетие назад, дежурный агент итальянского отделения Интерпола Бруно Верди удивился неожиданной просьбе: не иначе испанские коллеги решили над ним подшутить.

Оливер встретился с ним в условленное время в вестибюле гостиницы. Итальянский инспектор был облачен в кремовое. Костюм его, слегка облегая фигуру, намекал на превосходную физическую форму обладателя. Светлые, до плеч, волосы придавали полицейскому сходство с каким-то персонажем из американского телесериала, во всяком случае, так показалось испанцу. Под мышкой итальянец держал пухлую картонную папку с подшивкой пожелтевших и пропыленных бумаг, явно насчитывавших не один десяток лет.

— Странное же дело вам понадобилось! — протянул Верди, разглядывая испанского детектива.

— Мы расследуем кражу останков Колумба в Доминиканской республике и в Испании, — объяснил Оливер. — Любые соображения по поводу происшествия на площади Акваверде сто лет назад могут сослужить нам службу.

— Не понимаю, каким образом. Что за след привел вас в Геную? — Итальянец продолжал внимательно изучать визави, пытаясь понять, с кем он имеет дело.

— Воры в Санто-Доминго и в Севилье изобразили на гробницах подпись адмирала, повторив ее в мельчайших деталях. Мы прочитали в вырезках их итальянских газет, что монумент на Акваверде после ограбления тоже разукрасили живописью, как и у нас.

Итальянец, открыв папку, начал доставать из нее бумаги. Оливер заметил, что большую их часть составляли отчеты. Через пару минут инспектор наткнулся на несколько рисунков. Они изображали место преступления.

— Вот вам зарисовки, сделанные по горячим следам очевидцами, жителями квартала. Но имейте в виду: изобилия фотокамер в ту пору не наблюдалось! — Верди усмехнулся.

Перед испанцем лежал не рисунок, скорее схема. На ней хорошо было видно: грабители сняли четвертую мемориальную плиту. Как раз ту, на которой текст чуть более сложный, подумал Оливер.

— «Divinato un mondo, lo avvinse di perenni benefizi all’antico», — прочитал по-итальянски Верди. — Эту плиту они разбили, чтобы проникнуть внутрь. Никто и не подозревал, что в цоколе такая глубокая полость.

— А известно, что было в нише?

— Да. Не меньше трех свидетелей наблюдали, как грабители, убегая, тащили охапку связок бумаг. Но у нас нет информации о содержании.

— А откуда явствует, что речь шла именно о текстах, а не, допустим, рисунках или чем-то подобном? — спросил заинтригованный Оливер.

— Вообще-то не знаю, — неохотно признался Верди.

Слегка раздраженный, он повернулся на стуле и закурил, заполнив пространство меж ними дымом.

— Очень прошу, если узнаете что-нибудь еще, сообщите нам, — серьезно проговорил Оливер. — Мое правительство придает большое значение этому делу. Если нужно, я обращусь к испанскому послу.

— Так и быть. Мы располагаем по крайней мере одной оригинальной страницей, уцелевшей после ограбления. Ее подобрали свидетели.

— Можно взглянуть? — оживился Андрес.

— Да, но сначала я хотел бы услышать, что вам удалось выяснить в процессе следствия. — Верди не спешил.

Оливер это предвидел. Итальянец не отдаст ему документ просто так. Интересно, почему тот проявляет столь повышенный интерес к делу? И что может содержаться в том документе?

Не вдаваясь в подробности, Оливер рассказал историю ограбления кафедрального собора Севильи, упомянув о его сходстве с преступлением на Маяке в Санто-Доминго. О документах, извлеченных из памятника Пикман в картезианском монастыре Севильи, и об их последующем похищении он намеренно умолчал.

— Иными словами, вы не имеете представления, с какой елью похитили останки первооткрывателя, то есть нашего соотечественника Христофора Колумба? — вопросительно уточнил Верди.

— Пока нет, но мы занимаемся этим. Надеюсь, источник, что вы собирались мне предъявить, поможет нам продвинуться дальше.

Помедлив, Верди вытащил фотокопию текста, написанного по-испански.

Оливер, сгорая от любопытства, прочитал вслух:

— «Где он, там и мы. Прошло много лет, и вот мы здесь. Наша миссия должна продолжаться, и наступит день, когда мы достигнем цели. Бог да поможет нам.

Наше сокровище где-то там, в том самом море, поглотившем нас на много месяцев. Море уносило нас куда хотело, мы же были бессильны выправить курс. Единственными свидетелями тех страшных дней остаются ветер, дождь и течения, сопутствовавшие нам.

Корабли все были источены червями и не держались на воде. В конце года мы вошли в реку, предоставившую нам временное пристанище, и мы смогли собраться с силами, а также запастись фруктами, мясом и другими продуктами, которые выменяли у индейцев.

В январе устье реки стало непроходимым, и нам пришлось задержаться. К великому нашему огорчению, чтобы вывести суда, их пришлось разгрузить. Однако сокровище мы увезли с собой.