Георгий Персиков - Дело о Сумерках богов Страница 21

Боги, узнав о том, что Бальдр неуязвим, стали простодушно развлекаться: метали в него стрелы и копья, камни и дротики, рубили мечами и боевыми топорами. А тому хоть бы хны: ни синячка, ни царапинки! Локи тем временем сунул стрелу из омелы брату красавчика – слепому Хеду, и тот убил Бальдра одним выстрелом – прямо в сердце.

Пока мичман рассказывал зычным голосом суровые оды о доблестных воинах, кровавых сражениях, мудрых богах и пирах в Вальхалле, где павшие герои могут испить мед поэзии, Юленька кивала, боролась со сном и поддакивала:

– Здорово, братец! А дальше? Эх! Здорово! А эту сагу я знаю! Давай расскажу, что дальше было! Ведь этот Локи еще раз погубил Бальдра! Превратился в старуху великаншу и сказал, что не хочет его воскрешения! И красавчик бог так навсегда и остался из-за него в царстве Хель! Вот хитрюга, а?! Навсегда, пока не настанут Сумерки богов!

Максим и Георгий действительно были впечатлены, но в большей степени не сагой, а самой Юленькой. Максим был так увлечен карьерой моряка, что и не заметил, как выросла его сестричка-проказница! А Родин и вовсе не замечал прежде младшей Савостьяновой, по привычке считая ее ребенком. И вот перед ними начитанная, образованная, воспитанная девушка, талантливая художница, недурная певица, современная, даже с некими задатками эмансипе. Вот как, оказывается, легко пропустить то, что лежит у тебя под самым носом!

Уже в центре города слово взял Максим. Им пора было решать, с чего начать поиски, и у него на этот счет был блестящий план. Он закурил трубку, жестом оборвав Родина, который приготовился напомнить о режиме лечения. – Дорогой мой друг и соратник, я знаю, что ваша клятва Гиппократа заставляет печься о моем здоровье в любой ситуации. Но позвольте напомнить, что у нас тут экстренная ситуация! Наверняка, когда этот древний лекарь писал свои заветы, он не учитывал поиски пропавших сестер и невест! А посему все отменяется! К тому же мне намного лучше.

Он с удовольствием затянулся ароматным табаком, привезенным из-за границы. Такой на судне курили только высшие чины. Была у Максима и матросская махорка, но ее он набивал, только когда хотел эпатировать публику или когда желал втереться в доверие к простым мужикам «из народа».

– Итак, я предлагаю не терять времени и сразу после того, как хорошенько выспимся, отправиться в порт. Первое дело – найти там кабак, и чтобы репутация похуже. Здесь река, а не море, значит, персонажей из дальних плаваний не будет. А местные матросы знают поболе, чем сухопутные. К тому же, – он несколько раз затянулся и выдохнул дым затейливым колечком, что, надо отметить, придавало его словам вес, – в таких заведениях нередко проводят время контрабандисты и прочая шушера. А нам только их и надо! У меня есть небольшой опыт по части подобных забегаловок. Найдем там какого-нибудь моряка, я потолкую с ним по-братски, угостим парой кружечек, глядишь, он нам все и выложит.

– Отличный план, – похвалила брата Юленька.

Родин ее оптимизма не разделял, но лучшей идеи у него не было.

– Так выпьем же за это! – с радостью откликнулся Савостьянов и достал из кармана фляжку. – Ром – первейшее дело в любом приключении!

Парень сделал внушительный глоток и предложил напиток Родину, но тот нахмурился:

– Не думаю, что это пойдет вам на пользу. Все-таки полного выздоровления так и не произошло!

– Моряку ром – лучшее лекарство, тысяча чертей! – парировал Максим. Ругался он больше «для виду», для поддержания образа, так сказать. Георгия это не впечатляло, он снова попытался образумить мичмана, но тот лишь демонстративно выпил еще. Что ж, эта битва была проиграна.

Самый отвратительный притон на Висле носил незатейливое название «Бородатый боцман». Впрочем, табличка над его оцарапанной дубовой дверью была такая выцветшая, что едва ли можно было разобрать, что там написано. Но эта таверна ни в какой рекламе и не нуждалась. Каждый местный пройдоха знал, что самые темные делишки проворачиваются именно здесь – в переулочках Праги, правобережного округа Варшавы, названного в честь соседней столицы, неподалеку от порта. Заведение это пользовалось такой дурной славой, что даже пражские жулики с базара на Ружыке боялись здесь появляться без крайней необходимости. Да что там воры и карманники! Даже полицейские всеми правдами и неправдами отказывались даже рядом проходить: завсегдатаи питейной отличались диким нравом и прежде втыкали нож в бок, а потом уже разбирались.

Нашим героям на злосчастный кабак указал какой-то не в меру наглый юнга, который буквально вывалился им под ноги из дверей склада. Видимо, мальчишке за что-то надавали неплохих тумаков. Родин быстро смекнул, что физиономия у хлопца бандитская, и ткнул Максима в бок, дескать, побеседуй с пареньком. Впрочем, мичман и сам все понял. Видал он таких в портах тысячами: наверняка беспризорник, кошельки подрезать научился раньше, чем говорить. Хорошо, что на судно попал: при толковой команде станет человеком, но без оплеух в воспитании не обойтись.

– Слышь-ка, поц, – начал хамовато и развязно Максим по-русски, не очень умело подражая речи одесских жуликов, – гуцай досюда. Скажи, где нашей хевре перекантоваться? И не лепи антона, говори знатное место. Где здесь дела делаются? Да не дрейфь!

Парнишка глянул на него с недоверием. Чужаков здесь не любили, а тем более – русских. Да и выглядела компания слишком опрятно. И дело было даже не в одежде: «деловые люди» очень любили принарядиться с шиком. Было что-то в манерах, во взглядах и даже в том, как они стояли.

– Живее, малец, – вдруг подала голос Юленька. – Баронесса фон Штейн вечно ждать не будет!

Юнга побелел, покраснел, а потом снова побелел. Об одесской воровке ходили легенды далеко за пределами воровского мира Российской империи. Еще бы! Никому кроме этой девицы не удавалось обокрасть помазанника Божьего – императора Николая II. Мальчишка, трясясь как осиновый лист, указал, куда надо идти, и сбежал со всех ног от греха подальше. Может, барышня ему и соврала, но опыт подсказывал, что в таких делах сомневаться или, не дай бог, переспрашивать, как легавые, – последнее дело. Есть люди, которые получше него разберутся.

– Ловко я его?! – победоносно подмигнув, игриво вскричала Юленька, как только они скрылись в тихом переулке.

– Душа моя, – помрачнел Родин, – откуда вы только имена такие знаете?

– Из газет, – замялась девушка.

– Надо бы папеньке сообщить о вашем чтиве, – съязвил Максим и приложился к фляжке, громко булькая.

– В любом случае, не стоит именами подобными козырять. Этот малец нам с трудом поверил, а уж бывалые и вовсе на смех поднимут. Видно, не хватает нам конспирации. – Родин цокнул языком и глубоко задумался. – Не будем больше рисковать, представимся «деловыми людьми» из Петербурга. Скажем, что бордель держим, а Сарматы у нас девицу умыкнули.

– Георгий, да вы самый настоящий гений! – восторженно пропела Юленька, взглянув на мужчину влюбленными глазами. Вот каким должен быть настоящий герой: говорит мало, думает быстро, не суетится, не храбрится. Мечта! – А я тогда могу быть…

– Не дури, сештра, ты падшую женсчину в глаза не видзела… – неразборчиво парировал Савостьянов, не выпуская трубку изо рта. Он боролся со шведской спичкой, но табак все никак не желал раскуриваться под укоризненным взглядом врача.

– Может, и не видела, но… – Девушка игриво ухмыльнулась и в долю секунды слегка растрепала прическу и расстегнула несколько пуговок на платье. – Как?

Родин был вынужден признать, что картина заманчивая: тонкая белая шейка переходила в изящную линию плеч, а невинно торчащие хрупкие ключицы были просто созданы для поцелуев. В другой ситуации подобный вид мог бы вскружить ему голову.

Максим неодобрительно покачал головой: спектакль спектаклем, но рисковать честью сестры он не собирался. Однако, встретив упрямый взгляд девушки, передумал спорить. Он знал это выражение, потому что не раз видел его в зеркале.

– Только, ради бога, не лезь на рожон. Не хватало еще и тебя из беды выручать!

«Бородатый боцман» встретил компанию неприятным полумраком, облаком зловонного дыма самых дешевых папирос и устойчивым сивушным амбре. По небольшому залу с обшарпанными стенами были расставлены тяжелые деревянные столы с низкими скамьями. Мебель была побита и испещрена вырезанными надписями на всех языках мира, большую часть из которых было невозможно прочесть. В самом темном углу располагалась стойка, однако стояла она так хитро, что разглядеть за ней бармена было решительно невозможно, а вот ему открывался весь зал как на ладони. У другой стены висела линялая плотная серая занавесь, очевидно, скрывавшая укромный столик для особых клиентов. Другой обстановкой кабак похвастаться не мог.

Его украшением были две юркие и расторопные официантки. Одна из них – миловидная, хоть и одноглазая Марьянка, бывшая любовница местного каталы, который пытался ослепить ее из ревности. Говорят, она в ответ перегрызла ему горло зубами. Но это, конечно, все сказочки – бутылочной «розочкой» она сожителя прирезала.