Мастер Чэнь - Амалия и Золотой век Страница 21

А они еще сопротивляются, потому что ведь ноябрь, только что была инаугурация Содружества, фейерверки не все отгремели, а совсем скоро – через месяц – Рождество. Какая может быть сейчас работа? Родные прокормят.

В итоге, впрочем, «судья» Хауссерман не только получил команду для нового проекта, но на мой счет у банкира Теофисто Морено легли деньги. Настоящие деньги. Лола посмотрела на меня и завизжала от радости. Она что, тоже не верила, что мы тут работаем всерьез?

Ну отлично. А теперь – о чем там мы договаривались с Вертом?

– Лола, – сказала я, – есть еще заказ. Особый. Какой угодно человек, разбирающийся в фотографическом деле. Должен знать, что такое фотостат. Мастерскую будем для него открывать от имени клиента где-то неподалеку, это нам тоже оплатят. Да-да, возьмем его сейчас. Хоть сегодня.

И Лола зарылась в картотеку заново. Что самое смешное, человека такого нашла, никаких проблем. Я уже его видела – местный китаец с христианским именем, Джефри, что ли, и какой-то там фамилией.

Скоро у меня будет своя фотомастерская с этим громоздким прибором для… как? Фотостатирования? Японские шпионы, берегитесь, настал ваш час.

Впрочем, в жизни есть и другие радости.

– Дорогой майор, то есть – Айк, хватит от меня прятаться. Я на вашем месте была бы так же осторожна, но ведь сказал же мне генерал, что я могу к вам иногда обращаться?

Айк, как я заметила, еле сдерживал смех, по крайней мере его большие марсианские глаза странно блестели.

– Спрашивайте, Амалия. Спрашивать – можно.

– А отвечать – это уже другое дело, понимаю… Но тут никаких военных секретов. Америки или Содружества. Два забытых эпизода весны – начала лета. Бунт сакдалистов и вот эта странная история с покушением на президента Кесона, когда ваша пехота заслонила его телами на пристани после поездки в Америку. Расследование вели люди Мэрфи из Малаканьянского дворца. Куда вселился теперь Кесон. А нельзя ли мне посмотреть на детали этой истории? Как вы помните, там слово «японцы» ведь упоминалось. Надеюсь, эти документы не сожгли за ненадобностью.

– Сакдалисты? Ваши деловые интересы здесь расширяются, Амалия?

– А так всегда сначала бывает. Тыкаешь пальцем наугад. Интересуешься попросту ерундой. А все вокруг считают, что ты занята чем-то страшно серьезным и опасным…

– Да? Правда считают?

– Конечно. Но и вы в том же положении. Я представляю себе, что бы вы подумали, если бы я рассказала о своих представлениях насчет того, чем занимается ваша военная миссия.

– Она пишет бумаги, – мгновенно отозвался Айк. – Несекретные. А потом их будут обсуждать в местном парламенте.

– Ой, – сказала я уважительно. И Айк опять подозрительно блеснул глазами.

Тут по отполированным квадратам пола подошла очень приятная дама – из тех, кто дополняет костюм, даже в тропиках, белой шляпкой, длинной ниткой крупного жемчуга на шее и белыми матерчатыми перчатками до локтя.

– А это Мэйми, – сообщил мне Айк. – Не хватает только нашего с ней сына, но мы сдали его в военный пансионат в Багио. Впрочем, это, наверное, секрет.

– Амалия де Соза, международная авантюристка, – представилась я Мэйми. Тут Айк все же фыркнул, оперся на стойку бара и сдавленно сказал «ха-ха».

Мэйми, кажется, я понравилась.

И попутно каждый день под цоканье копыт и фырканье Матильды слушаю все новые истории про президента Кесона. На этот раз – про зубы.

Значит, так: подходит к нашему пресиденте его друг Томас «Томми» Оппус, просит у него тысячу песо. Карамба, говорит пресиденте, я дал тебе пятьсот на прошлой неделе. Мне нужны новые зубы, говорит Томми, открывает рот и показывает: и правда нужны. Пуньета, что с зубами, ты подхватил какую-то болезнь от девушки? Ну а что мне остается, сеньор пресиденте, когда вам достаются лучшие, а мне – вот такие?

Что такое «карамба», я знаю, а вот «пуньета»… В итоге – как же не выучить ненавистный испанский, перемещаясь по Интрамуросу?

Со мной что-то происходит, трудно усидеть на месте. Лола занята делом – я подсмотрела на ее столе, когда та выходила: она, оказывается, в свободное время занимается одной очень интересной папкой с переводами, один такой перевод – с японского, как ни странно! – перепечатывает в четырех копиях с синей копировальной бумагой. Из «Майнити». Грандиозный проект постройки манильского галеона, пробуждается сознание и историческая память народа, почти сорок лет находившегося под управлением американцев. Что за самосознание воцарится в итоге – испанское, как до Америки, или филиппинцы вспомнят, что принадлежат, как и Япония, к азиатской семье народов?

А вот тут, в папочке, публикация «Лос-Анджелес таймс» на ту же тему и еще что-то о галеоне.

Об Эдди скоро будет писать весь мир. Молодец.

И черт с ней, с Лолой, если у нее есть свободное время – то пусть себе… А у меня это свободное время уж точно есть, и мне оно не нравится, что мне с ним делать…

Тут вдали раздается неизбежный свист ледяного завода.

Так, Матильда мне не нужна, до Августина десять минут, направо пешком по сказочной Калле Реаль, мимо китайских пещер с сокровищами и японских шпионов с их мороженым.

– Отец мой, я согрешила!

– Поскольку вы говорите это за десять ярдов до исповедальни, дочь моя, то грех, видимо, ужасен! А ваши блестящие глаза говорят о том, какой это грех. Признаки знакомые.

О чем он? Что за знакомые признаки?

– Я согрешила, две недели не видя вас.

– И только? Странно. Но отпустим. В исповедальне или вне ее. Я ужасно рад вас видеть, Амалия.

Отец Артуро и правда рад, он стоит у деревянной исповедальной кабинки номер двенадцать, под нефом, где Иисус умирает на кресте и где памятная плита неизвестного мне Хосе Фортиса.

– Отец Артуро, у меня благодаря мгновенно найденному вами офису столько дел… И я каждый день проезжаю мимо… Но сейчас одно из этих дел явно по вашей части. Отец Артуро, кто такие Урданета?

Если я ждала, что при этом имени он содрогнется и побледнеет, скажет «не произносите это так громко», то ждала напрасно. Он всего лишь пожал плечами:

– Ну старая семья местисо. Возможно, одна из самых старых в стране.

– Я столько раз слышала это слово – местисо…

– Хорошо. Я испанец из Барселоны. У меня нет примесей местной крови. А вот если бы я не был священником, женился бы здесь на филиппинке, а дети от этого брака вышли бы замуж за другую такую же семью, но с явными примесями китайской крови – внуки были бы стопроцентными местисо. Три крови. Классический рецепт. Нет никого в высшем классе здешнего общества, кто не был бы местисо и не знал бы всех остальных местисо.

– Так. Значит, Урданета…

– Да пойдемте, я все вам покажу. Может, и кого-то из них во плоти. Что-то Урданета в последнее время сюда зачастили.

– Что – их много?

– Семья, по местным понятиям, это человек пятьсот. Но сюда ходит один молодой человек, выпускник Атенео, между прочим, и еще две дамы. Ну по праздникам, не сомневаюсь, их тут десятки, и все Урданета. Вот сюда… И сразу направо и вверх…

«Какие еще две дамы из рода Урданета?» – думаю я.

– Отец Артуро, а этот молодой человек – он точно Урданета?

– Да, да, это известно, в Атенео не берут непонятно кого…

Мы идем по чуть покосившимся, протоптанным за века плитам на громадную лестницу вверх, в совсем другой Сан-Августин. Сначала – на хоры над церковью, к органу, отец Артуро показывает свою гордость, ноты в древнем фолианте, каждая размером с кошку: органист был почти слеп. Потом – нескончаемый ряд стрельчатых арок, внизу сад, дорожки, пальмы, тонкая струйка фонтана, почерневшие контрфорсы стен. Белые рясы монахов вдалеке.

И темные картины в залах, где даже днем светят люстры – старый хрусталь и серебро.

– Ну вот он, – говорит отец Артуро.

Брат Андрес де Урданета, читаю я металлическую табличку, вглядываюсь в это молодое лицо – длинный острый нос, очень высокий лоб. Это не воин, это нечто совсем другое.

– Так кем же он был? – тихо спрашиваю я.

– Урданета – его звали «тот, кто сумел вернуться»… Он был испанцем из Ордизии, штурманом и навигатором, Амалия. Одним из наиболее образованных людей своего времени. И – августинцем. Это самый старый здесь орден, который первым прибыл сюда, в шестнадцатом веке, сначала с Магелланом, а потом – с Легаспи, когда после Себу дело дошло до Манилы. Августинцы принесли сюда гуаву и кофе, апельсины, камоте и калабасу. Да и капусту с редиской тоже. И конечно, все документы о великих августинцах – здесь, у нас.

Я задумчиво глажу рукой раму в позолоченных деревянных завитушках. О, какое у него лицо – и почти ничего общего с Эдди, разве что кроме сверкающих глаз.

– И он вернулся… Откуда?

– Из Мексики. Архипелаг завоевывали из Мексики. Легаспи был военным командиром экспедиции, но ведь надо было, вслед за Магелланом, переплыть океан. Военных талантов тут недостаточно. А еще надо было понять, зачем переплыли. Галеонную торговлю начал Андрес де Урданета, дорогая Амалия. Китайский шелк и фарфор в обмен на американское серебро. Он создал первую карту отсюда через океан до Акапулько. И ведь как ни странно…