Элиетт Абекассис - Сокровище храма Страница 22

Отец проговорил последние слова тихо, пристально глядя на меня.

— …оставив Медный свиток ессеям, Бар-Кохба увеличил сокровище Храма дарами, полученными от богатых евреев диаспоры, поддерживавших восстание и веривших в него. К этому надо прибавить и деньги арендной платы и подношения… В руках у Бар-Кохбы находилась значительная сумма, и он распределил ее по тайникам Елиава.

— А почему, по-вашему, римляне так ожесточились на Храм? — спросила Джейн.

— Римляне понимали, что Иерусалим для них очень важен. Они чувствовали, что в своем желании существовать через Храм город продолжит отправлять послания языческому миру о Конце Света и что однажды римляне утратят свое господство.

— А потом?

Джейн и я произнесли это в один голос. Отец опять улыбнулся хорошо знакомой мне улыбкой — спокойной, уверенной, по-настоящему счастливой.

— А потом, — сказал он, — прошло две тысячи лет, свитки были найдены и переданы международным организациям. Что же до Медного свитка, то он несколько лет находился в единоличном владении профессора Эриксона.

При упоминании этого имени Джейн побледнела. Я перехватил ее вдруг ставший жестоким взгляд, когда он встретился с моим.

— Профессор Эриксон так увлекся свитком, что решил разыскать сокровище Храма. Он думал, надеялся, что сокровище существовало на самом деле. Но вначале ему не везло. Медный свиток, найденный в Кумране, переправили в Амман, в Иорданию, во время израильско-арабской войны. Профессор Эриксон убеждал директора Музея иорданских древностей, что сокровище, упомянутое в Медном свитке, может быть найдено. Другие члены международных организаций в это совершенно не верили. Они отказывались просмотреть хотя бы один из свитков, вообще хотели избавиться от них. Но остановить профессора Эриксона было невозможно; он организовал археологические экспедиции на бывших территориях Иордании, чтобы найти золото и серебро, указанные в Медном свитке. Однако археологии пришлось еще раз столкнуться с Историей. В 1967 году, после месяца воинственных угроз Египта и Сирии, Израиль предпринял массированную атаку против Египта. На следующий день были развязаны боевые действия на границе Израиля и Иордании. В конце концов, началась битва за Иерусалим. И ставкой в этом сражении оказались два места: Западная стена и Музей Рокфеллера на подступах к современному арабскому городу, где хранились… манускрипты Мертвого моря. 7 июня, ближе к полудню, отряд израильских парашютистов медленно подошел к стене старого города, и после перестрелки с иорданскими солдатами окружил музей. В то же время израильские колонны двигались в направлении к иорданской долине, чтобы отвлечь иорданские силы подальше от Иерихона и северо-западного берега Мертвого моря. Так местность Кирбат-Кумрана и сотни фрагментов Кумрана оказались под контролем израильтян.

Утром 7 июня 1967 года сражение за Иерусалим было в самом разгаре. Разбуженный на рассвете Ядином, главнокомандующим армией, я вошел в Музей Рокфеллера в сопровождении израильских парашютистов. Я прошел по галереям и вдруг увидел большую комнату с огромным столом. На столе были разложены свитки Мертвого моря. Близился полдень. Усталые парашютисты отдыхали в закрытом музее, вокруг бассейна. Спустя несколько часов показались Ядин и три археолога, оторопелые, будто пораженные божественной благодатью. Никогда они не видели столько фрагментов, разложенных на сотнях подносов, хрупких, неисчислимых, которые могли рассыпаться в пыль, прежде чем их расшифруют: они возвращались из святая святых манускриптов. Но я лично был разочарован, так как среди этих текстов не хватало одного, того, который я искал. Иорданцы хранили его отдельно, в укромном месте цитадели Амман, где расположен Иорданский археологический музей, возвышающийся подобно остроконечной горе в самом центре современного города. Среди фрагментов и осколков глиняной посуды был деревянный ларчик, обитый бархатом, в котором содержалось нечто необычное и чрезвычайно ценное. Века, проведенные в пещерах, не повредили документ, однако он мог пострадать от чересчур усердного с ним обращения. Нижние и верхние края осыпались, множество мелких осколков валялось в витрине. Медный свиток уже разваливался, по нему пошли трещины. Но тут за него вступился профессор Эриксон: только он мог так поступить! Через свою масонскую сеть он переправил свиток во Францию, где им занялись реставраторы. Там он сейчас и находится.

— Но само сокровище, — спросила Джейн, — сокровище Храма, где оно сейчас? Неужели так и лежит в тайниках, которые вы перечислили?

— Оно было там. Но это не означает, что оно все еще там, чутье мне подсказывает, что все эти тайники пусты.

— Пусты? — удивилась Джейн. — Но почему они должны быть пусты?

— Потому что я осмотрел некоторые из них, Джейн. Сорок лет назад.

— Как? — еще больше побледнела Джейн. — Вы их осматривали?

Глаза ее были безумными, словно вся ее жизнь пошла под откос от одного лишь слова, словно все предприятие профессора Эриксона, цель жизни, оказалось жалким миражом.

— И могу подтвердить, что внутри ничего не было.

— Но где же тогда сокровище?

Джейн бессильно опустилась на валун. Она пощупала свою рану, заметив только, что та еще побаливает. Посмотрела по сторонам, будто надеясь на неожиданную помощь, которая вытащит ее из этого кошмара.

— Чтобы разграбить сокровище, — мягко произнес отец, — нужно было его сперва найти. А чтобы найти, как я уже говорил, нужно быть ученым.

— Профессор Эриксон, может быть, нашел ответ на этот вопрос, — пробормотал я. — Потому-то он и погиб так странно.

— Во всяком случае, — произнесла Джейн, неожиданно встав, — здесь больше искать нечего. — Сделав шаг к моему отцу, она продолжила:

— Но вы-то, вы не отрицаете существования сокровища Храма, как на это настроены ученые из Библейской школы?

— Нет, — не спеша, ответил отец. — Я уверен, что сокровище Храма существовало или все еще существует. Я уверен, что оно было спрятано именно в этих местах… но знаю, что сегодня его там больше нет.

Отец понизил голос. Было уже шесть часов. Нас постепенно окружала ночь. Вдали Моавийские горы причудливо вырисовывались над асфальтовой поверхностью моря, которое слабо поблескивало в сумерках, отсвечивая серым и бирюзовым цветами. На море не было ни морщинки, оно не издавало шума, застыло; море при заходящем солнце становилось черным, солнце писало на его поверхности свои последние буквы.

— Я думаю, — медленно произнес отец, — что все поиски Медного свитка оказались безуспешными, потому что сокровище было перепрятано.

— Перепрятано? — переспросила Джейн. — Но куда?

— Ответ может быть в Серебряном свитке, — предположил я.

— Серебряный свиток? — повторил отец.

— Да, — подтвердила Джейн. — Существует другой свиток, серебряный, находящийся у самаритян. Они передали его профессору Эриксону незадолго до его смерти.

— Серебряный свиток, — еще раз повторил отец. — Это означает, что между эпохой Второго восстания Бар-Кохбы и нынешним днем в цепи отсутствует одно звено…

— Которое имеется в Серебряном свитке.

— Что в этом свитке? — спросил отец.

— Никто не знает, кроме… профессора Эриксона, — ответил я.

— И Йозефа Кошки, — добавила Джейн.

Было уже поздно, когда мы вернулись в Иерусалим. Отец попрощался с нами в отеле. Я попросил Джейн проконсультироваться с компьютером, который я называл Оракулом. Она поднялась в свой номер и вскоре спустилась, захватив ноутбук. Осмотревшись — не следит ли кто за нами, — мы принялись за работу. Однако я чувствовал чье-то невидимое присутствие, но не присутствие врага, и вновь задал себе вопрос, не велась ли за нами постоянная слежка агентами Шин-Бет.

Джейн устроилась в кресле, поставив ноутбук на журнальный столик. Через несколько секунд она знаком подозвала меня.

— Думаю, самое время узнать побольше об одном из членов этой команды, — сказала она.

На экране появился текст:

ЙОЗЕФ КОШКА, польский исследователь, специалист по востоковедению; археолог на Ближнем Востоке; автор 23 работ в этой области. Обучался в Париже, в Католическом университете, затем в Варшавской семинарии, изучал теологию и польскую литературу в Католическом университете в Люблине, а также в Папском библейском институте в Риме.

— И это все? — спросил я. — Другой информации нет?

Джейн еще несколько минут играла клавишами компьютера, затем мы увидели:

ЙОЗЕФ КОШКА. Родился 24 декабря 1950 г. в Люблине, Польша. Три года в Католическом университете в Париже. В октябре 1973 г. переводится в Католический университет Люблина. Изучает там теологию и получает диплом палеографа. Отличное знание древних языков: древнегреческий, латынь, древнееврейский, арамейский, древнесирийский. В октябре 1976 г. уезжает в Рим и записывается на факультет Библейских наук, а заодно — в Институт востоковедения. Изучает еще семь языков: арабский, грузинский, угаритский, аккадский, шумерский, египетский и хеттский. К концу учебы в Библейском институте владеет тринадцатью древними языками, не считая современных: польского, русского, итальянского, французского, английского и немецкого.