Сыщик - Бушков Александр Александрович Страница 22

— То же самое можно сказать и о вас?

— Да, верно, — не без достоинства ответил Вадецкий. — Удалось заинтересовать парочку венских газет своими репортажами, а там и перебраться сюда… А вы, стало быть, бесповоротно покончили с политикой, как я только что слышал? Ни к какой партии себя не причисляете? Когда мы встречались в Лёвенбурге, помнится, вы уделяли политике гораздо больше внимания…

— Ошибки молодости, знаете ли, — сказал Бестужев, вложив в улыбку изрядную долю цинизма. — С каждым может случиться. Эта страница биографии бесповоротно принадлежит прошлому.

Вадецкий улыбался не менее цинично:

— Да, вы еще в те времена показались мне непохожим на ваших… знакомых. В вас не было некоего фанатизма, свойственного всем без исключения радикалам… Того, что пылает в глазах моего доброго знакомого Бенито, человека недалекого, но порой весьма полезного… Что вас ко мне привело?

— Чисто коммерческое предприятие, — сказал Бестужев.

— А именно?

— Я бы хотел приобрести некоторые сведения и готов за это уплатить хорошие деньги…

Вадецкий не медлил ни секунды:

— В таком случае давайте выясним, какие это сведения и что вы подразумеваете под «хорошими деньгами». Подобные согласования взглядов и представлений необходимы, когда…

Дзы-ынь!!!

Оконное стекло разлетелось вдребезги, и в комнатушку влетел черный предмет своеобразной формы, оставлявший за собой тонкую струю дыма…

Бестужев с первого взгляда опознал бомбу-«македонку»: каплевидной формы, с тремя ребрами внизу и короткой рукоятью за пальником… И действовал не раздумывая: излюбленная боевиками нескольких стран бомба еще не успела упасть между окном и столом, а он уже ухватил стол за ножку и сильным рывком опрокинул набок, схватил Вадецкого под коленки и сбил с ног, швырнул на пол рядом с собой так, чтобы обоих прикрыла массивная дубовая столешница…

Громыхнуло, как и следовало ожидать, на совесть, комнатушку мгновенно заволокло вонючим дымом, осколки градом ударили в столешницу, но не пробили, уши залепило, словно ватой, а в нос ударила характерная вонь взрывчатки домашнего приготовления. «Совсем как дома», — мелькнула у Бестужева чуточку идиотская мысль.

Все еще лежа на полу, он подергал себя за мочки ушей, с усилием высморкался, зажимая при этом нос. Слух почти вернулся — и он отчетливо разобрал револьверную пальбу совсем рядом, за разбитым окном, на улице. Короткая тишина — и снова выстрелы, перемещавшиеся куда-то влево. Поскольку ни одна пуля так и не попала внутрь комнаты, Бестужев сделал вывод, что, в отличие от брошенной бомбы, револьверная канонада уже не имеет к ним непосредственного отношения — и, по-пластунски проползши по полу, поднялся на ноги в углу комнаты, со всеми предосторожностями выглянул наружу.

Слева по улице убегали два каких-то субъекта, на ходу отстреливаясь от троих преследователей, державшихся, впрочем, на почтительном расстоянии. Перестрелка была шумная, но, кажется, бескровная: Бестужев не увидел на улице ни убитых, ни раненых. Двое свернули направо, скрылись за поворотом, туда же бросилась погоня, выстрелы зазвучали реже, быстро отдаляясь.

— Что там? — громко спросил Вадецкий, стоя на четвереньках в довольно комичной позе.

— Да вроде бы все кончилось, — сказал Бестужев, по-прежнему прижимаясь к стене. — Они скрылись из виду. Мне кажется, там был и ваш приятель Бенито…

Вадецкий вскочил, нервно огляделся:

— Быстро отсюда! Там черный ход…

Бестужев, не раздумывая, кинулся следом за ним в неприметную дверь, обнаружившуюся меж углом и шкафом, загрохотал по узенькой витой лестнице. Почему Вадецкий пустился в бега, ему было некогда ломать голову, но что касаемо его самого — мирному коммерсанту Готлибу Краузе следовало держаться подальше от таких вот шумных забав, тем более что поблизости уже заливались полицейские свистки…

Оказавшись на узкой улочке, застроенной высоченными доходными домами, они наспех привели одежду в порядок.

— Пойдемте, — сказал Вадецкий, отдышавшись. — У меня тут жилье неподалеку. Пусть уж полиция считает, что в момент взрыва в конторе никого не было… К чему мне лишние вопросы и разъяснения?

Он, вытирая лицо носовым платком, быстрыми шагами направился в глубь улицы. Бестужев поспешал за ним, не отставая.

— Весело у вас живется, в благополучной красавице Вене… — сказал он, пожимая плечами. — Сдается мне, Карл, что вы-то как раз не чураетесь политики в самых радикальных ее проявлениях. Обычной уголовщиной тут и не пахнет, когда швыряют бомбы, обязательно замешана политика…

— Не мелите вы ерунды! — огрызнулся Вадецкий. — Не хватало мне с революционерами связываться.

— Ну да, — понятливо кивнул Бестужев. — Бомбу вам засадили в окно по чистой случайности, перепутали с кем-то… Прикажете верить?

— Слушайте, кто вы такой? Что не революционер, ясно… Тайный агент? Международный авантюрист?

— Я же сказал: всего-навсего коммерсант, — ухмыльнулся Бестужев. — Хочу подчеркнуть мягко и ненавязчиво, что я, если вы помните, бомб не бросал и не стрелял, это все сугубо вокруг вас завертелось…

— Скоты, — яростно выдохнул Вадецкий. — Дураки, фанатики, животные…

— Уж не Гравашоль ли на вас рассерчал? — спросил Бестужев небрежно. — По-моему, это совершенно в его дурацком стиле…

Резко остановившись, Вадецкий оглянулся по сторонам с неприкрытым испугом (улица была пуста), попятился от Бестужева:

— Да кто вы такой?

— Успокойтесь, — сказал Бестужев примирительно. — Если бы я что-то задумал против вас, я непременно бы поступил с вами скверно — там, в вашем бюро. А я, если вы забыли, вас, собственно говоря, спас… Я пришел не со злом, а вот с этим…

Он полез в карман пиджака, на ощупь развязал шнурок, запустил руку в небольшой замшевый мешочек и показал Вадецкому горсть золотых на ладони. Ухмыльнулся:

— Это похоже на враждебные действия? Наоборот. Я и в самом деле могу вам заплатить приличные деньги, если договоримся. Пойдемте в вашу квартиру, скоро здесь будет полно полиции, а нам обоим совершенно ни к чему с ними общаться… Ну что вы, Карл, в самом деле? Не съем я вас.

— Сейчас ни в чем нельзя быть уверенным, — сварливо бормотал Вадецкий, вновь тронувшись в путь. — Когда начинается такое непотребство…

Они свернули за угол, прошли еще квартал, вошли в парадное трехэтажного дома средней руки. Особой роскошью оно не блистало, но пол был выложен мраморными плитками, а лестницу украшала прижатая медными прутьями ковровая дорожка. Типичная обитель чиновников средней руки, мелких купчишек и скромных рантье.

Поднялись за второй этаж, Вадецкий отпер дверь собственным ключом — и не только тщательно запер ее за Бестужевым, но и задвинул массивную щеколду. Прежде чем войти из прихожей в гостиную, остановился на пороге и чутко прислушался.

«Крепенько же тебя допекло, — подумал Бестужев без особого сочувствия. — Да, надо полагать, Гравашоль, это на него чрезвычайно похоже, типично анархистские штучки…»

— Хотите выпить?

— Не откажусь, — ответил Бестужев.

Вадецкий извлек из серванта графин, на две трети заполненный жидкостью светло-янтарного цвета, две хрустальные рюмки. В момент наполнил их, свою осушил до дна, тут же налил себе еще и с рюмкой в руках плюхнулся в кресло. Страдальчески поморщился, вытянул ноги:

— Вот еще напасть на мою голову… Садитесь, что вы торчите как столб…

Опустившись в кресло, Бестужев пригубил — оказался достаточно приличный коньяк. Сказал скорее утвердительно:

— Это штучки Гравашоля…

— Вы-то откуда его знаете?

— Пришлось свести знакомство, — ответил Бестужев, так же вольготно вытянув ноги. — Помимо своего желания, понятно — сомневаюсь, чтобы кто-то захотел познакомиться с этим субъектом по собственной воле, не считая, разумеется, полицейских сыщиков. Крайне неприятный тип, верно?

— Уж это точно, — буркнул Вадецкий, глядя исподлобья, недоверчиво и пугливо. — Что вам нужно и кто вы такой? То, что никакой вы не революционер, мне уже понятно… У меня еще в Лёвенбурге были такие мысли…