Филипп Ванденберг - Беглая монахиня Страница 25

Магдалена оплатила оба платья и получила еще в подарок новый чепчик. Гордая и счастливая, она вернулась к циркачам, разбившим лагерь перед городом.

Королеве карликов сразу бросились в глаза обновки Магдалены. На ее осторожный вопрос, как ей удалось обзавестись такими дорогими вещами и сколько она за них заплатила, Магдалена ответила без утайки:

— Купила у обернбургского торговца платьями, а расплатилась золотым дукатом, вот сдача!

Сунув руку в карман юбки, она вытащила двадцать один рейнский гульден и бросила их на сноп соломы, служивший циркачам столом.

У великана Леонгарда отвисла нижняя челюсть. Знахарь, ничего не понимая, покачал головой, а Ядвига бросила на Магдалену испепеляющий взгляд. Бенжамино, жонглер и повар в одном лице, первый обрел дар речи:

— Я правильно понял, что все время, что ты живешь с нами, ты таскала с собой золотой дукат?

В конце концов в разговор вмешался зазывала, Константин Форхенборн:

— И при этом ты молча смотрела на то, как мы волновались, что завтра будет нечего есть?

Возничие, наблюдавшие издалека за словесной перепалкой, подошли ближе и стали обвинять Магдалену в эгоизме и жадности, а зазывала сказал, что с тех пор, как она появилась в труппе, их дела пошли плохо.

Тут к ним подошел Рудольфо, привлеченный взволнованными криками. Его авторитет пострадал с появлением Магдалены, однако был еще достаточно велик, чтобы заставить циркачей замолчать. На его вопрос о причине раздора зазывала показал на двадцать один гульден, смерив при этом Магдалену презрительным взглядом, будто воровку.

Увидев новые платья, которые Магдалена держала в руках, как трофеи, Рудольфо сразу понял причину конфликта.

— Она таскала с собой целое состояние, — подал голос знахарь, показывая большим пальцем на Магдалену, — а нам всем внушала, что у нас больше нет ни пфеннига. Сама при этом накупила себе новых платьев, не самых дешевых, между прочим!

— Ты у нас когда-нибудь голодал? — спросил Рудольфо, метнув на лекаря гневный взгляд.

— Нет, Великий Рудольфо, — уже спокойнее ответил тот.

— Так что же ты жалуешься на вещи, которые лишь могли бы произойти, а могли бы и не произойти?

Лекарь смущенно пожал плечами.

— А сколько костюмов есть у тебя самого? — продолжал расспрашивать канатоходец.

— Ну, — заикаясь, начал знахарь, — три, а если прибавить рабочий халат, то четыре.

— Значит, четыре. А ты, Магдалена? Сколько у тебя одежды было до сегодняшнего дня?

— Одно это платье, которое на мне. Было…

Рудольфо окинул взглядом столпившихся циркачей, чтобы убедиться, что все поняли, куда он клонит. — А сколько, — продолжал он, глядя на лекаря, — ты пожертвовал денег на общие нужды, когда примкнул к нам?

— Ничего, — обескураженно промямлил тот.

— Вот видишь, а Магдалена помогает нам двадцать одним рейнским гульденом. Этих денег хватит, чтобы прокормить тебя, меня и всех остальных добрую пару месяцев. И ты хочешь упрекнуть ее, что из своего приданого она купила себе два платья?

Слова канатоходца встретили всеобщее одобрение. Сразу после этого возничие запрягли лошадей, и Бенжамино поехал с большой телегой для провианта в Обернбург, чтобы купить хлеб и муку, сушеную фасоль и крупу, овощи, вяленую майнскую рыбу и бочонок вина — ровно столько, чтобы хватило до Ашаффенбурга, а может и еще на пару миль вниз по течению.

Пока багровый солнечный диск исчезал за верхушками деревьев, кучера развели посреди лагеря костер и Бенжамино сварил густой суп из того, что он закупил в городке. Циркачи и возничие молча хлебали суп, а Рудольфо и Магдалена без лишних слов удалились в его фургон.

Магдалена не могла отказать себе в удовольствии примерить обновки. Торговец не ошибся, платья были ей абсолютно впору.

Рудольфо пожирал Магдалену жадными глазами.

— Ситуация, наверное, была не самая подходящая, — заметила она, надев голубое платье с верхом из тафты, особенно выгодно подчеркивавшим ее грудь. — Может, надо было дождаться новых сборов?

Рудольфо махнул рукой:

— Видит Бог, тебе не нужно оправдываться. Ты неделями носишь одно-единственное платье. Даже у возничих богаче гардероб. К тому же это твои деньги, а не труппы. Между прочим, должен тебе признаться, ты выглядишь неотразимо.

Лестные слова канатоходца вогнали Магдалену в краску. Никто еще не говорил ей таких комплиментов. Они были ей гак приятны, что она могла бы слушать их бесконечно. Магдалена с вызовом отвечала на его взгляды.

— Можно задать тебе один вопрос? — осторожно полюбопытствовала она.

— Ну конечно, — с радостной улыбкой ответил Рудольфо.

От Магдалены не укрылось, что в последнее время Рудольфо, бывший таким серьезным в начале их знакомства, стал намного веселее, смеялся и даже шутил.

— Что ты имел в виду на днях, сказав, что любишь меня?

Почему ты не даешь мне это почувствовать? Ты ведешь себя подобно миннезингеру, который поет о любви, но никогда ее не демонстрирует.

Рудольфо сразу же посерьезнел, словно Магдалена разбудила в нем грустные мысли. Он тяжело вздохнул и, выдержав небольшую паузу, сказал:

— Хотя кодекс Девяти Незримых не запрещает категорически любить другой пол, но…

Магдалена опешила. В одно мгновение мир рухнул для нее, и она пролепетала:

— То есть ты имеешь право любить только мужчин? Скажи, что это не так, умоляю!

Рудольфо не сразу понял ее.

— Господь с тобой, — возразил он. — Однополая любовь — величайшее табу для Девяти Незримых! Это делает их легкой добычей для шантажистов. И это причина, почему кодекс предписывает сдержанность в отношениях с женщинами. Женщины считаются как-никак болтливыми.

Они могут выдать то, что мужчины открыли им в минуту слабости.

— Ах, вот в чем дело! — Магдалена вспыхнула в гневе. — Я-то думала, Девять Незримых — умные мужчины. А они лишь хорошо усвоили учение Святой матери Церкви, считающей сотворенную Богом женщину исчадием ада и причиной всего зла на земле, — за исключением Богоматери. Я достаточно начиталась трактатов отцов Церкви. Там ты можешь прочесть, что женщина, в отличие от мужчины, вовсе не подобие Господа и что именно женщина повинна в первородном грехе, а тем самым и во всех страданиях, выпадающих на долю человечества!

Рудольфо стоило больших трудов остановить Магдалену.

— Ты забываешь, что Девять Незримых ничего общего с Церковью и папством не имеют. Как раз наоборот. В одной из девяти книг раскрывается, что именно привело к враждебному отношению Церкви к женщине и кто из мужчин — а это были исключительно мужчины — в ответе за это. И эта книга относится к сокровищам мудрецов. Можешь себе представить, что опубликования одной этой книги было бы достаточно, чтобы расшатать устои Церкви.

— Ты читал эту книгу?

— И не только эту.

— И ты знаешь, где спрятаны все девять книг?

— Разумеется. Моя задача как хранителя тайных книг в том и заключается, чтобы держать место тайника в секрете, вплоть до моей кончины. Даже восьми остальным неведомо это место.

— А почему именно ты, канатоходец, удостоился такой чести?

— Это долгая и весьма неправдоподобная история. — Рудольфо молча посмотрел в глаза Магдалене и после долгой паузы серьезно произнес: — Послушай, ты же прекрасно понимаешь, что я рассказал тебе гораздо больше, чем позволяет кодекс Девяти Незримых. Поклянись держать язык за зубами.

Магдалена кивнула:

— Не волнуйся. Ни одно слово, касающееся сокровищ человечества, не слетит с моего языка. Конечно, мне страшно любопытно узнать, где хранятся девять таинственных книг. Ведь не здесь же, в цирковом фургончике?

Рудольфо от всей души расхохотался, глядя на Магдалену, которая с любопытством маленькой девочки пыталась выведать у него секрет.

— Я тебе все это только потому рассказал, что уверен: ты не будешь выспрашивать у меня, как добраться до книг. Будь то для себя самой или для какого-нибудь скрытого заказчика. Но, поверь мне, нет большего груза на душе, чем тайна. Человеку больше свойственно говорить, чем молчать.

Словно желая уличить канатоходца в неправоте, Магдалена замолчала на какое-то время. Но не потому, что ей было не о чем спросить его, нет, она все-таки надеялась, что он не выдержит и выдаст ей свою тайну. Все, что он ей поведал, лишь распалило ее любопытство.

Она нерешительно подошла к нему и обвила руками его шею.

— Могу себе представить, кого ты имел в виду, когда говорил, что не надо у тебя ничего выпытывать. — Не дождавшись от Рудольфо ответа, она продолжила: — Это Ксеранта. Я права?

— Она хотела узнать больше, — не выдержал Рудольфо. — Ксеранта все время старалась что-то выведать у меня. Именно из-за этого изображала пылкую, чаще всего назойливую любовь.

— А ты не говорил ей, что не собираешься отвечать на ее фальшивые чувства?