Евгений Сухов - Княжий удел Страница 26

— Дак… Эдак… — мялся староста, пытаясь справиться со смущением.

Разве сыщется смельчак, который посмеет отказать в просьбе князьям? С них и взять-то нечего, выпорют на площади да и уедут восвояси, а ты потом доживай век с этим срамом. Но и голубушку дочь нельзя отдавать князьям. Как увидел староста-отец, что Шемяка обнял за стан младшую, так и обмерло его сердце, и до греха совсем недалеко, кто же потом опозоренную девку посватает? Только один путь и останется ей — головой в омут. Обругал тогда староста любимицу и велел, чтобы к гостям и носа не показывала.

— Или гостей отказом хочешь обидеть? — строго спросил Шемяка.

— Меланья! — крикнул староста. — Зови Сонюшку, пусть спляшет гостям.

И, затворив за собой дверь, перекрестился в сенях, пытаясь унять беспокойное отцовское сердце. Надо же такому случиться — нагнал бес гостей в дом!

Софья вошла в горницу, несмело остановилась у двери. Гусляр заиграл плясовую, и она, немного помедлив, плавно пошла по кругу в танце, горница казалась ей тесной. Взмахнет рукою, и словно степной ветер поднимется, обожжет лицо и уйдет через распахнутое оконце, а может быть, это хмель разбирал князя. И чем ближе подступала к нему Софья, тем жарче становилось Дмитрию Юрьевичу.

Дмитрию Красному приглянулась Меланья. Отбил ее некогда хозяин у бродячих монахов, да с тех пор и осталась она у него в доме. Не жена, не прислуга, а полюбовница хозяйская. Девка была красивая. Косы тяжеленные до пояса, видно, оттого держала она голову высоко и глаз не прятала. И вся краса у нее напоказ: полная белая шея, налитая высокая грудь.

Как ни зорок был хозяин, а не заприметил, что переглянулись между собой Меланья и Дмитрий Красный. Сердечко девки забилось тревожно и сладко, как же не согрешить с таким красавцем, да еще с князем!

На дворе уже спустилась ночь. Улеглась дворовая челядь, а девки все плясали и веселили князей. Уже и батюшка не показывался, не усмирили девок его строгие взгляды, не пугал сердитый голос. Свечи быстро оплывали и торопили грех.

Меланья все жарче поглядывала на князя Красного и мечтала: «Провести бы ноченьку с этаким красавцем, а там что будет!» Видно, судьба ее — быть изгнанной из хозяйского дома и бродить, как в малолетстве, по дворам. А может, смилостивится князь — если не полюбовницей, так дворовой девкой возьмет к себе во дворец.

Вспыхнул последний раз фитиль, освещая темные углы, и высветил из темноты князя Шемяку и Софью, которая изнемогала, льнула к князю, как в непогоду жмется к стволу дерева хилая хворостинка. Кокошник упал с девичьей головы, тугие косы растрепались.

Видно, и вправду говорят люди, что бабьи волосы обладают дьявольской силой. Еще сильнее захмелел Дмитрий Шемяка от запаха волос Софьи. Это надо же, такую красу укрывать!

— Дмитрий, — толкнул Шемяка брата. — Шел бы ты отсюда в другую горницу. Мне Софье кое-что поведать нужно.

Дмитрий Красный поднялся с лавки, пошатнулся от выпитого зелья, и белая рука Меланьи, как бы невзначай, коснулась княжеского плеча.

— Неужели ты меня оставишь, князь Дмитрий?

— Пойдем со мной. Староста сказал, что в сенях мне постелил. Думаю, там нам обоим места хватит.

Темно. Дом уснул. Софья смотрела на холеное, без единой морщинки лицо князя. Вот сейчас должно случиться то, о чем так часто она думала. Не так все это ей представлялось. Видела себя в подвенечном наряде, слышала звон колоколов, а рядом он, красивый, стройный… И, видно заметив смятение девки, Шемяка успокоил:

— Ладно, не трону я тебя… ложись, где пожелаешь. Ежели трону… из падшего яблока и червь выползает.

Не разглядел князь грусть в глазах Софьи.

— Люб ты мне, князь. Если и случится грех, так только с тобой.

Ночь была длинная, и принесла она радость двоим. Забылись все заботы, отцовские угрозы и девичьи мечты. А утром вместе с похмельем явилось и раскаяние.

Дмитрий взял с лавки княжеские бармы и протянул их Софье:

— Вот… помни обо мне.

— Я и без подарка не забуду, князь, — отстранила руку Дмитрия девушка.

Утром Юрьевичи съехали со двора. Дорога показалась, как никогда, печальной. Не мог Шемяка позабыть осуждающего взгляда старосты, полные слез глаза Софьи и, как наяву, слышал проклятия, пущенные ему вслед:

«Не будет тебе, окаянный, покоя ни на земле, ни на небе! Накажет тебя Господь за твой грех!»

Хотелось полоснуть Шемяке старосту мечом, чтобы остался лежать бездыханным на своем подворье, но раздумал. И, тронув коня шпорой, молча выехал на дорогу.

Издавна считалось, что Владимир — княжество Московское. Древние старики еще успели застать прежнюю вольницу, когда и митрополичий стол был не где-нибудь, а именно в городе святого Владимира. Ступив на Московскую землю, Дмитрий Шемяка понял, что отдает себя во власть старшего брата Васьки Косого. А этот хомут ох как тяжел, и голову поднять трудно будет. И чем ближе Шемяка подъезжал к Москве, тем все больше осознавал, что его дороги со старшим братом расходятся. Не сумеет Василий Косой удержать ту власть, которая невызревшим плодом упала ему на ладони. Соком плод налиться должен, а для этого время требуется. Если и есть сейчас на Руси настоящий господин, так это Василий Васильевич, вот ему и кланяться надо.

Дмитрий Шемяка и Дмитрий Красный остановились во Владимире только для того, чтобы отстоять утреннюю службу и отписать старшему брату, Василию Васильевичу, письмо: «Брат наш старший, Василий Васильевич, князь великий, пишут тебе братья младшие: Дмитрий Шемяка и Дмитрий Красный. Если Богу не угодно, чтобы княжил отец наш, то ступай на московский стол и правь нами, как бывало ранее. А Ваську Косого, супостата эдакого, видеть мы не желаем!»

К полудню князья уже были в дороге. Впереди войска спешили гонцы с посланием, в которых оба Дмитрия признавали Василия Васильевича старшим братом.

Едва выехал Василий Васильевич из Новгорода, как со всех сторон к нему уже заспешили с поклонами князья. И хоть не впервой держать ему московский великокняжеский скипетр, но тем не менее благую весть он встретил так же взволнованно, как когда-то принимал великое княжение из рук самого золотоордынского хана Улу-Мухаммеда. Но что значит почет мелких князей в сравнении с поклоном и признанием Юрьевичей! И предстоящего свидания с братьями Василий ждал особенно.

Обоих Юрьевичей Василий Васильевич встретил на Владимирской дороге. Дмитрий Шемяка сошел с коня и так, как когда-то это сделал в Орде его отец, повел коня Василия под уздцы в стольный город.

— Не надо, Дмитрий, я поведу коня сам! — пытался воспротивиться желанию младшего брата Василий Васильевич. — Садись же на своего коня.

— Нет! — еще крепче сжимал поводья князь, чувствуя, как твердая кожа врезается ему в ладонь. — Ты старший брат!

Следующим коня вел Дмитрий Красный. Споткнулся Дмитрий Юрьевич о камень, выступавший на дороге, и, если бы не крепкие поводья, запачкался бы княжеский плащ в пыли.

Впереди на холме стояло городище. Народ покинул эти места несколько лет назад. И, как напоминание о недавней междоусобице дяди с племянником, кое-где сохранились лишь сожженные стены. Только воронье, теперешние обитатели некогда большого и шумного города, поднялось с частоколов и полетело в поле на прокорм.

— Чу! Бесовская сила! — отпустил на миг поводья Дмитрий Красный, крестясь, а потом повел коня дальше, мимо порушенного городища, к Москве.

Под стенами Москвы уже собралась большая рать. Подошли дружины из Углича, Дмитрова, Ржева.

Звенигородские полки во главе с Василием Косым заперлись в городе.

Все ожидали Василия Васильевича, а скоро прискакал и гонец, который сообщил, что великий князь выходит к Яузе.

Великокняжеская рать появилась из чащи многошумно: звенела и бряцала оружием, гремели трубы, приветствуя ратников. На город ложилась ночь. Шествие дружины Василия Васильевича напоминало величественный крестный ход — люди шли со свечами в руках и непокрытыми головами, все двигались к священным стенам. Даже князья спешились и шагали в ногу вместе со всеми. И если бы не робкий ветер и не зыбкое пламя свечей, огни казались бы отражением звезд.

Дружина развернулась, опоясав огнями крепостные стены, и еще долго слышались нестройные и охрипшие голоса воинов.

Утром великий князь назначил штурм крепостных стен Москвы, но с рассветом ворота вдруг отворились, и оттуда степенно вышли бояре.

— Ушел Васька Косой! Совсем ушел, пес, как сатана в подземном ходе сгинул.

— А как же рать? — подивился Василий Васильевич.

— С собой всех увел. Испугался, видать, множества огней, вот и ушел.

Вздохнул Василий Васильевич, и не знали бояре, чего в этом вздохе было больше: облегчения, что не пролил братову кровь, или досады, что удалось Косому уйти от праведного гнева.

По прибытии в Москву Василий Васильевич пожаловал младшему брату Дмитрию Шемяке Ржев и Углич; Дмитрию Красному — Бежецкий Верх, а у Косого отобрал звенигородский удел.