Еремей Парнов - Александрийская гемма Страница 27

Такой человек не может не откликнуться на призыв, решила она, хотя уговорить его будет, по-видимому, не просто. Во-первых, одержим работой, во-вторых, отец троих ребятишек и домосед, в-третьих, до неприличия принципиален. Но нашлись и обнадеживающие моменты: любит покушать и по наивности откликается на самую откровенную лесть. С такими шансами можно было смело играть.

Следующей жертвой массированной обработки намечалась Наташа Гротто. Не сумев залучить ее в прошлый раз, Дина Мироновна не отчаивалась. Мудро умалчивая об истинной причине своих домогательств, продолжала с удвоенным рвением уламывать непокорную. Разве их не связывали узы, пусть дальнего, но все же родства? Или не она играла с Талочкой, когда та еще пешком под стол ходила? Помнила ее папу и маму, бывала в доме Георгия Мартыновича? Разве всего этого недостаточно?

Нет, шалишь, когда Дине Мироновне что-то втемяшивалось, она не знала отступлений: рано или поздно, но получала свое. Ее терпеливая, липко обволакивающая настырность действовала почти гипнотически. Если после двух-трех, могущих длиться часами, телефонных бесед человек не бросал с бранью трубку, его песенка была спета. Пути назад не было. Пообещаться, а затем не прийти мог лишь отпетый пройдоха. Да и тот в конце концов выбрасывал белую простыню капитуляции, подточенный комплексом вины.

Ни давно прирученная Наташа Гротто, воспринимавшая свою семиюродную тетку как неизбежное зло, ни даже Гордей Баринович, слывший вдобавок ко всему неуживчивым грубияном, не решились на открытый бунт. Пусть не в тот четверг, как первоначально намечалось, а лишь в следующий, но они были поданы к столу вместе с заливной рыбой и жареной уткой.

В силу деликатности ситуации гости званы были с особым разбором. За овальным павловским столом, сервированным гарднеровским фарфором и тяжелым хрусталем с неизвестными вензелями, собрались самые избранные. Каждый прибор был обозначен отпечатанной на машинке карточкой. Правое от себя место хозяйка предназначила Бариновичу, левое, как обычно, Валерочке. Наташу усадили по другую сторону — между восьмидесятилетним бодрячком-гляциологом Глазыревым и тоже весьма почтенным писателем-фантастом Тугановым. И тот, и другой оказались личностями весьма примечательными. Глазырев, хоть и считался в своей области крупным авторитетом, известность снискал не столько исследованиями по физике льда, сколько научно-популярными публикациями насчет электромагнитной природы якобы имеющегося у каждого человека биополя. Широкие массы телезрителей знали его как завзятого моржа и приверженца талой воды, будто бы предупреждающей в силу особой структуры развитие многих иммунных болезней. В Наташином кругу такие вылазки за грань узкой специализации справедливо считались дилетантскими, но факт был налицо: старикан исправно потягивал водочку и отпускал игривые комплименты.

Что же касается фантаста, то с ним вообще все было предельно ясно. Добиться известности ему помогли исключительно инопланетяне. Стоило где-нибудь мелькнуть хотя бы тени загадки, как Туганов уже был тут как тут с готовым рассказом-гипотезой. Судя по всему, его не слишком заботило, о чем конкретно шла речь: о свершениях великих цивилизаций прошлого или последних завоеваниях научно-технической мысли. Его отмычка подходила к любым замкам. И египетские пирамиды, и полученные на ускорителях первые антиатомы становились отправной точкой для фантастических спекуляций. Даже в детородных органах, гипертрофированно начертанных доисторическим художником на каких-то скалах в Сахаре, он ухитрился увидеть детали скафандра. Корзины на головах африканок, которые и по сей день предпочитают такой способ носки, он принял за гермошлемы с антеннами и ловко разглядел контуры отделяемого модуля в кукурузных стеблях, обвивавших босоногого индейского бога. О зареве в небе Петрозаводска и говорить не приходится. Писатель обрушил на голову доверчивой публики армаду космических кораблей. Приходится признавать, как ни грустно, что многие попадались на его удочку.

Наташа невольно улыбнулась, вспомнив негодующее опровержение по сему поводу в научном журнале. В сравнении с тиражами газет, восторженно превозносивших тугановские и иже с ним откровения, это была капля в море. Дина Мироновна, во всяком случае, ничего подобного не читала, хотя вести о постоянно возникавших вокруг Туганова скандалах докатывались и до нее. Она даже сделала тайную попытку установить истину, но успеха не имела, потерпев временное поражение в попытке зазвать заклятого недруга и оппонента Туганова. По мысли Дины Мироновны, столкновение двух знаменитых писателей могло прославить ее салон. Ведь что там ни говори, а самую стойкую память оставляют о себе все-таки склоки.

Ужин на первых порах протекал довольно скованно. Гордей Баринович, о котором каждому было что-то обещающе нашептано, определенно не торопился явить себя во всем интеллектуальном блеске. Зато много и жадно ел, усердно запивая вином, белым и красным, без разбора. Ни на писателя, ни на философа он никак не походил. Наташа сперва было приняла его за борца или штангиста. Низко посаженная голова, сидит набычившись, и стрижка короткая, и манеры опять же…

Не спешили развязать языки и остальные гости, ожидавшие, очевидно, сигнала. Так, перебрасывались незначительными замечаниями по большей части гастрономического характера. Глазырев, например, похвалил сациви, подложив Наташе побольше орехового соуса с зернышками граната, а фантаст обнаружил недюжинную эрудицию по части солки грибов. Пожилая дама в лиловом, отделанном кружевами платье, о которой было известно, что она экстрасенс, задумчиво ковыряла вилкой. Бородач-художник, работавший под Лактионова, не обращая внимания на соседей, напористо ухаживал за хорошенькой кассиршей из магазина «Диета», и это ей определенно нравилось. Загадочно улыбаясь, Люси, как все ее называли, не забывала налегать на острые закуски. Модный композитор, чья космически бесстрастная музыка холодно изливалась квантованными импульсами из скрытых динамиков, вообще не раскрыл рта, отрешенно катая хлебные шарики. Что-то определенно разладилось в механизме застолья, общая беседа никак не завязывалась. Даже балаболка Валерочка ограничился лишь одним плоским, не к месту пересказанным анекдотом и примолк, нервно вздрагивая, когда Дина Мироновна неожиданно кидалась в кухню, откуда долетало благоухание шипящего жира.

Окончательно успокоившись насчет протекающего в духовке процесса и возвратившись к столу, хозяйка наконец оценила создавшуюся ситуацию. Самое время было выправлять положение. Приступать впрямую, однако, не годилось из-за риска задеть племянницу, которую и без того еле удалось вытащить. Требовалось во что бы то ни стало встряхнуть Бариновича, который — и это начинало серьезно тревожить — чем больше пил, тем глубже замыкался.

— Ваша книжка про это… средневековье для меня целый мир! — Дина Мироновна томно воздела очи, искусно передвинув бутылку композитору, потягивавшему исключительно боржоми. — Это вообще моя настольная книга. Вы действительно так любите алхимию?

— Обожаю, — промычал Баринович, не переставая жевать. — Где вам удалось раздобыть каперсы? Сто лет их не видел.

— А вот и удалось! — Дина Мироновна кокетливо засмеялась. — Ну, так расскажите же нам, расскажите… — Она капризно выпятила полные губы, украдкой сдувая прилепившуюся к вишневому бархату крошку. — Мы умираем от любопытства… Правда, Талочка?

— Я так уже почти умерла, — не без двусмысленности призналась Наташа.

— Расскажите! — решительно тряхнув сапфировыми сережками, поддержала хозяйку косметичка Альбина, о которой было известно, что она состоит в тесных отношениях с самим Протасовым, всемогущим директором близлежащего гастронома.

— Право, не знаю. — Баринович обстоятельно проглотил кусочек осетрины и с некоторым сожалением покосился на остатки желе. — Вас интересует какой-то определенный вопрос?

— Все, положительно все! Люди так этим увлечены…

— Честно говоря, не замечал.

— Уверяю вас… Спросите хоть у Архипа Михайловича.

— Некоторые аспекты действительно приобретают известную значимость, — довольно невнятно промямлил Глазырев, — в определенном ракурсе.

— Это в каком же? — сыто прищурясь, спросил Баринович, не испытывая особого пиетета к чужим рангам и титулам.

— В медицинском хотя бы, — уточнил Глазырев, садясь на свой конек, чем немало порадовал хозяйку. — Мы переживаем период вновь пробудившегося интереса к воззрениям древних на первопричину недугов. Я давно говорю, что не болезни надо лечить, а человека. Организм мудр. Нужно лишь помочь ему мобилизовать на борьбу весь комплекс защитных средств. Человек, как известно, почти целиком состоит из воды. Отталкиваясь от этого непреложного факта…