Виктор Мережко - Сонька. Конец легенды Страница 27

— Разумеется. Распоряжусь только, чтоб Филипп принес мне чашку кофию.

— Я сама. — Княжна ударила в ладоши, крикнула: — Филипп!

Дворецкий возник немедленно, будто специально стоял за дверью.

— Слушаюсь, госпожа.

— Кофий мадемуазель!

Филипп удалился, девушки уселись на диван в каминной комнате. Анастасия с сочувственной улыбкой поинтересовалась:

— Может, велеть принести порошок?

— Само пройдет, — слабо усмехнулась Табба, положила руку на колено княжны. — Простите, что доставляю вам столько хлопот.

— Это пустое. — Та помолчала, решая, с чего начать. — Вы часто вспоминаете мать и сестру?

— Странный вопрос, княжна.

— Ничего странного. Мне важен ваш искренний ответ.

Дворецкий принес поднос с кофейным набором, откланялся и бесшумно удалился. Табба налила чашку, сделала пару глотков.

— С ними что-то случилось?

— Нет, разговор не об этом. Вы ведь любите их?

— Я все же не понимаю смысла ваших вопросов.

— Сейчас поймете… Неужели вам не хотелось бы их увидеть?

— Хотелось бы. А временами очень… Особенно когда тоска.

— А вы бы могли отправиться на Сахалин?

— Шутите?

— Вполне серьезно, сударыня.

— Странно… И вы ждете откровенного ответа?

— Да.

Актриса подумала, пожала плечами.

— Думаю, вряд ли. Во-первых, не вижу целесообразия. А во-вторых, полгода на пароходе… Нет, это выше моих сил.

Анастасия с торжественным злорадством посмотрела на нее.

— А вот князь Андрей видит целесообразие.

Табба на миг даже притихла.

— Простите, не поняла.

— Он намерен отправиться на Сахалин, чтобы встретиться с Михелиной.

— Он в своем уме?

— Сомневаюсь.

Бывшая прима на какое-то время замолчала, даже забыв про мигрень и кофе, наконец не без удивления произнесла:

— Вы хотите, чтобы я поговорила с ним?

— Это бесполезно. По этому вопросу его принимал даже великий князь. Но он стоит на своем. — Анастасия налила себе кофе, сделала совсем крохотный глоток. — Я бы просила вас отправиться в Одессу.

— Меня в Одессу? Зачем?

— Вместе с Андреем.

— Теперь я вообще ничего не понимаю.

— Сейчас поймете. — Княжна подсела поближе. — Пароход на Сахалин отправляется из Одессы. Неплохо было бы договориться с капитаном, дать ему достаточно денег, и Михелина обратным рейсом могла бы вернуться сюда.

— Но почему этим должна заниматься я?

— Андрей не совсем здоров. Он совершенно не приспособлен к жизни. И было бы неплохо, если бы вы помогли ему. Если вы этого не сделаете, мы можем просто потерять его.

— Но вы ведь знаете о моем отношении к князю? — усмехнулась Табба.

— Знаю. И считаю, что это тоже в пользу. В процессе поездки вы узнаете друг друга ближе, и в итоге либо что-то случится между вами, либо вы расстанетесь навсегда. Возможно, даже как друзья.

Табба поднялась, с натянутой светской улыбкой заявила:

— Я не сказала — да. У меня есть своя жизнь, свои дела, свои проблемы, которые предстоит решить. Простите… — и с подчеркнутым достоинством вышла из каминной комнаты.

В загородном конспиративном доме совещались трое: Ефим Губский, Беловольский и барон Александр Красинский. В комнате было довольно накурено, отчего Губский кашлял еще чаще, но никому курить не запрещал, потому как сам не мог отказаться от этой дурной привычки.

— Девица презанятна, — восторженно докладывал Красинский. — Артистична, умна, легка, подвижна — просто божий для нас подарок.

— Неужели никто из былых ее воздыхателей не признал ее? — усомнился Беловольский.

— Абсолютно! Более того, директор театра настоятельно пытался уговорить мадемуазель выйти на сцену! Он просто влюбился в нее!

— Вот и отлично. — Губский, глуша платком кашель, поднялся из-за стола, прошелся по скрипучим половицам. — Если она так талантлива, смела, решительна, будем ее готовить к покушению на генерал-губернатора.

— Вопрос о покушении решен? — вскинул брови Беловольский.

— Да, центральный комитет принял решение.

— Но у нас проблема с деньгами, Ефим Львович! Товарищи из провинции жалуются, требуют! Некоторые даже шантажируют!

— Что вы предлагаете?

— Налет на банк. Мы об этом с вами говорили.

— Да, налет будет. Но уже без госпожи Бессмертной.

— С кем же?

— С вами, господин Беловольский.

— Со мной?!

— Да, с вами. Определите банк, изучите обстановку. Команда у вас есть, действуйте!

— Простите, но это крайне неожиданно.

Губский зло уставился на Беловольского, лоб его перечеркнула бьющаяся вена.

— А вы хотите, чтобы все было по плану, по расписанию?.. Лежать на печи и плевать в потолок? Нет, любезный Даниил Матвеевич! Мы обязаны жить по другому принципу! А принцип этот — каждый день опасность, каждый день смерть! — Он снова закашлялся, встал у окна и долго не мог прийти в себя от вспышки гнева. Сделал пару глотков прямо из графина с водой, сел за стол. — Госпожу Бессмертную готовить к акции срочно. Немедленно! Необходимо изучить особенности поведения генерал-губернатора, маршруты передвижения, наиболее подходящее место для покушения.

— Лучше всего, если это будет приемная генерал-губернатора, — негромко предложил Беловольский. — Он любит строить из себя демократа и в вольном режиме принимает просителей по средам в своей приемной.

— Что значит — в вольном режиме? — не понял Красинский.

— Без охраны, без какой-либо предварительной записи. Принимает всех, кого вынуждают обстоятельства.

— Господа! — с детским возмущением воскликнул Красинский. — Вы меня удивляете! Покушение на градоначальника — это ведь сложнейшее дело!

— А что вы так нервничаете, барон? — с иронией удивился Губский.

— Не нервничаю, а задаюсь вопросом! Если мы тщательнейшим образом не проработаем все детали будущего покушения, то не только провалим затею, но потеряем мадемуазель, о которой вы так трогательно распространяетесь! Ее или пристрелят, или же задержат. А уж ежели задержат, то как бы вся наша шайка-лейка не оказалась дружно в Департаменте полиции.

— Вы сказали — шайка-лейка? — повернулся к нему Ефим Львович. — Это вы о нас?

— Простите, оговорился. Вырвалось.

— На первый раз прощаю. Но только на первый. — Губский уперся в стол локтями так, что лопатки остро выступили за спиной. — Рекомендую принять к сведению на будущее. Никакого задержания! Никакого ареста! Никакого последующего допроса быть не может. Только смерть! От рук наших же товарищей! И это будет высшей честью для погибшего. Он — избранный!

В комнате стало тихо, Ефима Львовича в очередной раз стал душить кашель, и он долго не мог унять его.

Приоткрылась со скрипом дверь, в комнату заглянул мужчина.

— Мадам пришла.

— Пусть подождет в соседней комнате. Я сейчас подойду.

Проводив гостей, Губский вошел в соседнюю комнату, протянул руку привставшей со стула мадам Гуральник.

— Здравствуйте, Елизавета Петровна.

— Здравствуйте, Ефим Львович. Рада вас видеть живым и здоровым.

— Я вас также. — Он жестом велел ей сесть, сам пристроился на спинку дивана напротив. — Ну, чем вы нас порадуете?

— Радостей мало, скорее проблемы.

— Проблемы тоже иногда приносят радость. Что-нибудь о госпоже Бессмертной?

— Да, ею всерьез заинтересовалась полиция.

— Вас туда пригласили?

Мадам двумя пальчиками поправила очки, с ироничной улыбкой заметила:

— Вы запамятовали, Ефим Львович. Я там служу.

Губский рассмеялся сквозь кашель.

— Полагаете, ссылка отшибла мне память, Елизавета Петровна?.. Я все помню. — Достал из кармана платок, вытер рот. — И чем же привлекла полицию мадемуазель?

— Последним налетом на банк. Они составили довольно точный ее портрет.

— Они его вам показали?

— Разумеется. Портрет настолько удачный, что я в какой-то момент растерялась. Затем увильнула от прямого вопроса сыскаря.

— Значит, рано или поздно они могут выйти на нее?

— Скорее рано, чем поздно. По моим наблюдениям, даже дворецкий княжны стал слишком внимательным к артистке.

Губский помолчал, глядя в окно, согласно кивнул.

— Хорошо, я буду думать.

До прибытия парохода на Сахалин оставалось меньше месяца.

Был март, весна уже довольно основательно подплавила снег, он прямо на глазах оседал от идущего от земли тепла, народ в поселке оживал, хмельно радовался скорому теплу, раньше времени сбрасывая с себя тяжелые зимние бушлаты.

Поручик Гончаров пребывал в заметном нервном напряжении, реагировал на все резко, часто немотивированно.

— Пароход в Александровск прибудет через три недели, — говорил он, сидя на стуле и глядя в пол. — К этому времени все должно быть готово.