Охота на черного короля - Александр Руж Страница 27

– Хде простой народ? – вопрошал он своего помощника Николая Шпиковского. – Дайте мне нормальных людей!

В газетах были помещены объявления о наборе непрофессиональных артистов для массовых сцен. Для просмотра кандидатов отвели съемочный павильон акционерного общества «Межрабпом-Русь» на Верхней Масловке. Желающие приобщиться к кинематографической славе выстраивались в длиннющие очереди. С утра до вечера ассистент режиссера Свешников сортировал приходящих, а потом показывал Пудовкину результаты. Они радовали, но не на все сто.

– У вас сплошные рабочие, – ворчал Пудовкин. – И немнохо интеллихенции. С идеолохической точки зрения все верно: массы и прослойка. Но мы делаем искусство… какое-никакое… Дайте мне что-нибудь поорихинальнее! Найдите лица, которые бы запомнились.

Турнир уже стартовал, съемки фильма были в разгаре, а набор массовки все продолжался. Изнуренный Свешников сидел в павильоне на раскладном стульчике и повторял, как заевшая пластинка: «Следующий… следующий…»

В тот день провидение, в которое он, вопреки официальной пропаганде, тихомолком верил, смилостивилось и среди однообразных представителей пролетариата явило выразительного сельчанина в зипуне, армяке и с окладистой былинной бородищей. Старец назвался Никодимом Клюшкиным, разобъяснил, что прибыл поездом из Костромы – навестить приболевшую племянницу. Вчерась какие-то негодяи украли у доверчивого провинциала котомку с документами и кровными сбережениями. Он уже был в милиции, удостоверение личности заместо пропавшей волисполкомовской справки обещали выправить, а денег кто ж ему даст? Хорошо, попалась наклеенная на автобус «Кино-газета», из которой он узнал о возможности подзаработать на съемках, вот и пришел проситься.

Свешников записал Никодима к себе в книжечку и наказал завтра к девяти утра быть в Театральном проезде, у входа в «Метрополь». Выдал временный пропуск и пообещал по рублю за съемочный день.

Был и второй сюрприз. Вслед за старцем в павильон вошла экзотического вида девица в меховой шубе без застежек, в расшитых рукавицах и мягких полусапогах-полуваленках, какие носят на Крайнем Севере. Показала бумаги – так и есть, уроженка Кольского полуострова, студентка-аграрница, в Москве недавно, не успела еще приспособиться к модным веяниям и сохранила первозданную своеобычность. То-то Пудовкин подивится! Ей Свешников тоже выписал пропуск и назначил прийти завтра. Дальше опять потекли вереницей безликие пролетарии, но они уже не раздражали, – день и так прошел не напрасно.

Выйдя из павильона, Вадим дождался Аннеке, и они вместе свернули в неприметный Чистяков переулок. Не верилось, что все прошло гладко. Мало того, что не разоблачили, так еще и желанная цель достигнута. Завтра можно будет на законных основаниях появиться у «Метрополя», а там уж как кривая вывезет.

Авторство придумки принадлежало Вадиму, с реализацией пособила Аннеке. Пока пьяный Серафим дрых без задних ног, она забрала вещи надзирателя Довгобородского и снесла их на толкучку. Маклаки не придирались: купили пусть и задешево, зато без придирок и расспросов. На выручку разумница-лопарка приобрела крестьянскую одежу и лапти с онучами. При сельхозакадемии действовал самодеятельный «Трагикомический Театр Отпетых Революционеров», более известный в узких кругах под сокращенным наименованием «ТраКТОР». Аннеке, исполнявшая роли прогрессивных дочерей малых народностей, позаимствовала в гримерке кудлатую бороду и парик. Преобразившись, Вадим взглянул на себя в зеркало и не узнал.

В таком виде можно было смело выходить на улицу. А на пробах в павильоне он так вжился в образ, что прием в кинотруппу был гарантирован. Что до Аннеке, то ей даже играть не пришлось – она и так была хороша, как картинка.

Мандат тюремного надсмотрщика и все прочее, что нашлось в гимнастерке (задубелый носовой платок, набор порнографических открыточек и надгрызенный пряник), Вадим уничтожил. Расставаться не захотел только с револьвером – жизнь обещала впереди приключения, не менее опасные, чем те, что уже остались в прошлом.

Вадима томил информационный голод. Очень хотелось разузнать, что происходит в стенах второго Дома Советов, где разворачивались шахматные битвы и куда ломились орды зрителей, охваченных азартом, как будто там, в зале, рубились со львами римские гладиаторы. Согласно статистике, на все партии турнира было продано пятьдесят тысяч билетов. Аншлаг!

На подходе к Мишиной улице Вадим увидел на стене каменного дома обрывок газетного листа. Ветер мотылял его, как парус терпящего бедствие судна.

– «В Сирии французский флот обстреливает Дамаск, – задвигал он губами, по инерции воспроизводя повадку малограмотного сермяжника. – В Советском Союзе готовится к запуску первый в мире двухмоторный тяжелый бомбардировщик… В Персии свергли шаха… В Ленинграде с успехом проходит выставка «Общины художников»… На парламентских выборах в Канаде наибольшее число мест получили консерваторы…»

А вот и статья о турнире, называется «Бесцветная ничья». О чем это? «В первом туре нынешний обладатель чемпионского титула Капабланка сыграл белыми с Ласкером. Партия не отличалась агрессивностью борьбы, не имела художественных достоинств и завершилась миром, что вызвало разочарование среди любителей шахмат. Похоже, оба маэстро еще проходят адаптацию…»

Окончание статьи должно было находиться на следующей странице, но вместо нее на стене полоскался перепачканный клейстером клочок, на котором Вадим разобрал всего два слова: «необъяснимо» и «Бюхнер». Возможно, речь шла об исчезновении швейцарского репортера. То, что его не нашли, было для Вадима, выражаясь языком истопника Серафима, «фактическим фактом».

Переговорить бы с Александром Васильевичем! У него информации больше, чем у газетчиков. Отправить к нему Аннеке, она его знает. Но кто пропустит ее в здание Главнауки, опекаемое особистами? Разве только по домашнему адресу… Нет, это на самый крайний случай. Если девочку схватят, будет непростительно.

Аннеке – молодчина. Что бы он без нее делал? Вчера побывала у «Националя» и затесалась в группу поклонников Капабланки, ждавших приезда гения с очередного тура. Автограф ей не достался, – оттерли, – но не ради пресловутого росчерка она мерзла полтора часа. Тут же толклись охранники, и она сумела кое-что подслушать. Фамилия «Арсеньев» не озвучивалась, но поговаривали, что милиция рыщет по всей столице и прилегающим территориям в поисках какого-то Иуды из органов, который будто бы снюхался с террористами, пытавшимися взорвать отель. На этого ренегата и вешают сейчас всех собак.

Вадима весть царапнула, но не поразила: он и без того представлял, какой несусветный поклеп возвели на него в политуправлении. Второе сообщение Аннеке показалось ему куда более ценным. Бюхнера, которого считают жертвой боевиков, в последний раз видел Борис Верлинский. Согласно его показаниям, записанным