Клод Изнер - Мумия из Бютт-о-Кай Страница 28

— Он что, монах? — удивился Жозеф.

— Нет, он отливает гипсовые статуи святых, которыми украшают часовни, — объяснила Аделаида, не замечая выразительного взгляда Нестора. — Он и сам рыбак, любитель уклейки. Как только выдается свободная минутка, закидывает удочку в Лa Варенн.

— И где же находится его рай?

— Посреди улицы Мишаль, вы сразу увидите.

Виктор и Жозеф попрощались.

— Успокойся, Ненес, — сказала Аделаида Нестору, — эти не из полиции, тех я за версту чую, от них у меня сразу крапивница начинается. А тут ни одного прыщика!

В этом пригороде Парижа не было добротных каменных домов, только покосившиеся хибары, часто столь плотно заселенные, что двоим-троим жильцам приходилось делить одну кровать. Улицы были едва намечены среди наделов земли, в летнюю пору засеянных пшеницей и маком. Зная, что нищета и преступность часто идут рука об руку, Жозеф шел осторожно, озираясь по сторонам. Виктор же думал о том, что здесь, на узких улочках, больше похожих на тропинки, вдоль которых располагались забегаловки, бакалеи и фруктовые лавки, можно сделать неплохие фотографии торговца ослиным молоком, продавцов метел и скребков или точильщика.

— Починка старых ведер, кузнечных мехов, зонтов! — заорал лудильщик в дырявом берете, когда они подошли к улице Мишаль.

В углу двора, заваленного мешками с гипсом и бревнами, стояли, словно на посту, Святой Николай и Святая Роза Лимская, сработанные из какого-то белого с желтоватым отливом материала. Над потрескавшейся дверью висела табличка:

Виктор и Жозеф вошли и увидели двух подростков, которые переносили от стеллажа к ящику статуэтки разного размера под присмотром парня, развалившегося на соломенном тюфяке.

— Здравствуйте, вы здесь главный? — обратился к нему Виктор.

Тот поднялся. Если густые светлые волосы и делали его слегка похожим на ангела, то атлетическое сложение и грязный халат скорее подошли бы грузчику. Он внимательно смотрел на гостей, поглаживая выбритый подбородок.

— Хотите сделать заказ?

— Нам посоветовали обратиться к Архангелу.

— Это меня так называют.

— Говорят, вы рыбак.

Парень улыбнулся.

— Архангелы никогда не грешат.[74] А если серьезно, то мне и правда нравится посидеть с удочкой в свободное время. Хотя я кручусь тут, как белка в колесе. И от пустых разговоров мои доходы не увеличатся.

— Мы пришли к вам от мадам Лезюер.

— Вот как? И что же? — Он повернулся к подмастерьям. — Пошевеливайтесь, ребята, надо подготовить еще три заказа на доставку. Арман, осторожнее, не поломай! Этих пострелов надо все время подгонять, — снова обернулся к Виктору и Жозефу Архангел. — Если они будут прохлаждаться, наш хозяин, фабрикант из Бондье,[75] будет очень недоволен.

Увидев удивленные лица Виктора и Жозефа, он пояснил:

— Он продает статуи в лавке на улице Сен-Сюльпис, где я вкалываю большую часть недели, и направляет ко мне мальчишек, чтобы я их обучал. Когда работа закончена, они ее упаковывают. Итак, что там хотела Аделаида?

— Она рассказала нам историю о чудо-карпе. Вы тогда еще сказали, что его, должно быть, стащили с лотка торговца рыбой…

— Да, помню. Конечно так и было, иначе где этот босяк мог выудить такой отменный экземпляр, неужто в Сене? Если б я устроился на Новом мосту, то поймал бы только какую-нибудь мелюзгу. Правда, в Марне водится неплохая рыба, но карпов там все равно нет!

— Вы знаете этого бродягу?

— Бренголо? Его знают все! Он вечно слоняется тут, ищет, чем поживиться. В последний раз я видел его дней двадцать назад и даже позволил переночевать здесь две ночи. Он, конечно, пьяница и пустозвон, но неплохой человек.

— Где же он живет?

Архангел покачал головой.

— Этого вам никто не скажет. Бренголо из тех, кому не сидится на месте!

— А вы не знаете, где тут какой-то заброшенный дом? — спросил Жозеф.

— Ну и любопытны же вы! — присвистнул Архангел. — Это недалеко от улицы Корвизар. В один прекрасный день он рухнет, и наверняка будут жертвы, потому что ребятня играет там в жандармов и воров, а молодые парни и девчонки — в зверя с двумя спинами.[76] Там повесили табличку: «Частная собственность, вход запрещен, за нарушение — штраф», но все бесполезно. Поскорее бы его снесли! Поговаривают, в лачуге обитает привидение, а ночами там видели болотные огни. Ну вот что, господа, — Архангел смотрел уже сердито, — если вам охота поболтать, я буду свободен завтра в этот же час, а теперь мне надо работать. Я как раз начал обтачивать ствол липы, из которого выйдет херувим, не хуже, чем у Микеланджело, и возьмусь за него, как только Арман и Гастон помогут мне отлить ноги и туловища еще нескольких святых. А самое приятное я оставил на вечер: буду отливать с натуры обворожительную девушку…

— Это как, с натуры? — удивился Виктор.

— Очень просто! Намажу ей кожу смесью гипса и масла.

— Но она же задохнется! — воскликнул Жозеф.

— Ничего подобного, — успокоил Архангел. — Как только смесь высохнет, я выну ее из формы, как пирог, а в оболочку залью специальный состав. Мне заказал ее не служитель культа, а один богач, что торгует заморскими фруктами. Это дело требует особого мастерства, но зрители до двадцати лет на сеанс не допускаются! — И Архангел наградил пинком Армана, который подслушивал разговор.

— Я читаю ваши мысли, Жозеф. Ответ — нет. И потом, на решетке висит замок.

Они уже некоторое время шли по улице Корвизар, пытаясь найти заброшенный дом, когда начался страшный ливень.

— Взгляните-ка сюда! В эту дыру легко пролезть!

Виктор взобрался на каменистый пригорок, надеясь увидеть объект их поисков. У него внезапно закружилась голова, и он почувствовал, что теряет равновесие.

Ему стало не по себе, этот дикий заросший сад пугал его, тут, казалось, витали странные видения. И он подумал, что, как ни велико его желание найти и расспросить бродягу, лучше будет как можно скорее покинуть это неприятное место.

Жозеф же проявлял невиданный энтузиазм. Он забыл свои страхи и представлял себя членом экспедиции доктора Дэвида Ливингстона,[77] мужественно шлепая по грязи и сражаясь с кустарниками. Он чувствовал себя первооткрывателем неизведанных территорий и каждые два метра устанавливал воображаемый флаг. Жаль только, он не прихватил с собой мачете… Лишь начавшийся ливень охладил его пыл, и он повернул обратно.

Выбраться из зарослей кустарников было нелегко, и Виктор выбранил себя за тягу к приключениям. Хорошо еще, тут нет жандармов, и никто не может обвинить его в нарушении неприкосновенности частного владения.

— Я считаю, надо прекратить поиски этого… как его, Бренголо, — сказал он напарнику. — В конце концов, даже полиция не может определить, было это самоубийство или убийство… Я слишком увлекся интригующей версией, согласно которой Александрину Пийот убили из-за коробочки, в которой она хранила миниатюрную книжку….

— А мне кажется, это весьма правдоподобно.

— Всего лишь гипотеза. Возможно, старьевщица кому-то продала или подарила книжечку. И повесилась по каким-то одной ей известным причинам.

— Вчера вы были более решительно настроены. Что это с вами, я вас не узнаю — делаете шаг вперед, и тут же пятитесь назад!

Они дошли уже до проспекта Италии. У лавки фермера какой-то бродяжка напевал дрожащим голосом:

— «Моя голубка, она упорхнула!»

Жозеф охотно подхватил бы припев, но Виктор уже тянул его за руку к стоянке фиакров, где, несмотря на дождливую погоду, дворник поливал мостовую.

— Угомонитесь, вам сегодня еще предстоит работать в лавке.

Жозеф притих, но подумал про себя: «Если он воображает, что я отступлюсь, то ошибается! Я все равно разгадаю эту шараду! Не зря мама утверждает, что я упрям, как осел!»

Эфросинья напевала, накрывая на стол:

Нету лучше котлет, чем на рю д’Арбалет,Хочешь нежное жиго[78] — дуй на рю де Тюрбиго…

Мадам Пиньо и не подозревала, что автором слов был Жюль Жуи.[79] Она думала только о том, что невестка опять вынудила ее готовить морской язык под соусом, тогда как она предпочла бы говяжью вырезку с капустой.

В дверь позвонили. Пришла Мишлен Баллю, растрепанная, в шали наизнанку.

— Что случилось? У вас неприятности?

Консьержка кивнула:

— Только вам могу рассказать. Я вам помешала?

— Нет-нет, ничего страшного. Жозеф еще не вернулся, ужин я приготовила, так что мы можем спокойно посидеть на кухне и поболтать.

— Как же я устала! Еще немного, и заработаю язву.