Сыщик - Бушков Александр Александрович Страница 28

— Присаживайтесь, князь, побеседуем. Господин Вадецкий, мне помнится, мисс Луиза хотела посмотреть доспехи в рыцарской галерее… Вы уже достаточно хорошо знаете дом…

Это было произнесено с улыбкой, вроде бы небрежно — но за ее словами стояла многовековая привычка повелевать. И упомянутые совершенно правильно расценили это как прямой и недвусмысленный приказ, покладисто покинули Дубовую залу.

— Князь, не приоткроете ли окно? — попросила графиня. — Несносного дыма осталось после ваших с Луизой упражнений столько…

Бестужев без труда справился с высокой аркообразной створкой — петли оказались прекрасно смазаны. Окно опять-таки сработано на старинный манер: маленькие квадратики стекла в массивной дубовой раме. В зале повеяло вечерней свежестью, чуточку сыроватой. Он вернулся к столу и, повинуясь жесту графини, опустился в соседнее кресло.

Графиня разглядывала его с бесцеремонным любопытством избалованного ребенка.

— Впервые вижу русского, тем более князя, — сказала она наконец. — Тем более обитающего в загадочной Сибири…

— Значит, мы в равном положении, — сказал Бестужев. — По чести признаться, я тоже впервые вижу воочию венгерскую графиню.

— И каковы же впечатления? — прищурилась графиня.

— Любой комплимент, по-моему, прозвучит невыразимо пошло…

— Браво, — сказала графиня все с тем же невозмутимым видом и пляшущими в глазах чертиками. — Я вижу, вы красноречие и галантность оттачивали отнюдь не в обществе медведих… медведиц… в общем, отнюдь не в обществе диких хищников.

Бестужев слегка поклонился. Он сидел как на иголках. Его так и подмывало спросить о Штепанеке — но до такой прямолинейной глупости не опустится и начинающий сыщик, следовало непринужденно, небрежно, как бы невзначай вплести этот вопрос в беззаботную салонную болтовню — или навести эту властную, капризную красавицу на соответствующую тему. Но это потребует немало времени и терпения, не будем торопить события. Луиза, Луиза… Нет, таких совпадений попросту не бывает! Ни за что в совпадения не верится.

— Мне кажется, вы несколько скованны, князь?

Придав лицу чуточку простоватое выражение, Бестужев улыбнулся:

— Откровенно говоря, я опасался…

— Чего?

— Того, что мое появление будет встречено без всякого восторга, — сказал Бестужев. — Мне приходилось общаться с венграми, и я давно понял, что некоторые их них нас, русских, прямо-таки ненавидят за… за старые дела.

— Вы о древней истории? — безмятежно улыбнулась графиня. — Я имею в виду, об участии ваших войск в разгроме кошутовского бунта? Да, некоторые видят в этом зло… Успокойтесь, князь, я к их числу не принадлежу. Признаюсь вам по секрету: я, в отличие от многих моих соотечественников, очень отрицательно к этому бунту отношусь и уж никак не признаю за ним гордого наименования «славной революции»… Крайне дурацкое было предприятие, в Венгрии я бы остереглась говорить об этом в полный голос, но здесь, в Вене, да еще с русским… Здесь много причин. Эти болваны — я о революционерах — совершенно не думали о восстановлении монархии. Одни намеревались создать нечто вроде республики благородных магнатов, другие и вовсе нянчились с чернью… Слишком много среди трибунов и вождей оказалось инородцев: словак Кошут, полячишки Бем и Дембинский, сербы Дамьянич и Видович, австрийцы Аулих и Мессенгауэр… Вот уж поистине венгерский мятеж! — иронически усмехнулась красавица. — Даже сам «великий поэт революции» Шандор Петефи только в двадцать лет стал зваться мадьярским именем, а до того преспокойно существовал как Александр Петрович, славянин… Бога ради, не подумайте, что я настроена против славян — мне просто смешны все эти господа, с таким пылом творившие венгерскую революцию, но сплошь и рядом не имевшие в жилах ни капли венгерской крови…

«Любопытное создание, — подумал Бестужев. — А ведь она, надо признать, во многом права — уж мы то, у себя в Охранном, прекрасно знаем историю вопроса. И помним, как разноплеменное революционное отребье прямо-таки носилось по Европе, словно собачонка с погремушкой на хвосте, очертя голову бросались в любые заварушки, в совершенно чужих странах, языка которых порой и не знали, — лишь бы вдоволь побушевать на баррикадах…»

— Вы, следовательно, монархистка? — спросил он.

— Не в том смысле, как вам, должно быть, представляется, — сказала прекрасная Илона. — Я — страстная почитательница прошлых монархий, князь. Тех времен, когда короли были настоящими королями. Понимаете? Когда король мог небрежно повести рукой и бросить: «Жалую вам земли от этой реки до тех вон гор!»… а потом, если возникнет нужда, без колебаний снести голову хозяину необозримых земель. Я слишком поздно родилась. Мне здесь неуютно, я имею в виду, в этом веке. Можете над этим смеяться — над моими убеждениями, над моим платьем и нарядами моих слуг…

— Мне и в голову не придет, графиня, — сказал Бестужев.

— А вы бы не хотели жить лет триста назад?

И тут Бестужев подумал, что триста лет назад ему, жандарму, было бы не в пример уютнее. И проще. И легче. Приказ Тайных дел государя Алексея Михайловича, Тайная канцелярия последующих императриц и императоров… Пресловутая «либеральная общественность», с пеной у рта защищающая сейчас разномастных революционеров, тогда не существовала в принципе, любому бунтовщику без затей сносили голову… Никакой либеральной прессы, никаких шустрых прилежных поверенных, чуть что взывающих к «общественности», никакой гнили в умах…

— А ведь вы меня понимаете, князь, — с улыбкой сказала графиня. — Ваше лицо сейчас стало несегодняшним, словно вы вдруг увидели себя в прошлом и поняли, что оно гораздо привлекательнее… Верно?

— Пожалуй, — сказал Бестужев чуть смущенно.

— Лицо у вас стало, я бы сказала, мечтательно-жестоким… Полагаю, вам тогда понравилось бы больше. Голову потерять было очень легко, но и награды не шли ни в какое сравнение с нынешними побрякушками. — Она небрежно указала рукой на фрачные ордена Бестужева. — Я вижу, вы им придаете значение, носите… Мне в прошлом году по причине известного юбилея его величество изволил пожаловать орден Елизаветы (это было произнесено с несомненной иронией, не особенно и скрытой). Разумеется, я не могла обижать императора отказом, это, в конце концов, невежливо… но ни разу его не надевала и не собираюсь.

— Быть может, я совершил бестактность, надев ордена при визите к вам?

— Да нет, отчего же, — безмятежно промолвила графиня. — Носите, если эти глупые побрякушки тешат ваше тщеславие… Один из моих добрых знакомых ордена прямо-таки обожает, не только выпросил у персов звезду Льва и Солнца, но и южноамериканских дипломатов обхаживает с той же целью. На груди у него прямо-таки живого места нет… Но я ему прощаю эту маленькую слабость, так что и вы можете не беспокоиться. Мне странно только одно: что к подобным пустякам чувствителен именно житель Сибири. Насколько я знаю, жизнь там у вас достаточно вольная, законы и столица далеко… Что-то наподобие Дикого Запада, правда? Про Дикий Запад мне рассказывала Луиза, там даже сегодня живут вольнее…

Бестужев припомнил кое-каких своих шантарских знакомых из числа буйных золотопромышленников — и кое-какие собственные приключения, всерьез угрожавшие жизни.

— Вы правы, графиня, — сказал он тихо. — Жизнь в Сибири вольная, куда там американцам с их пресловутым Диким Западом… Простите, я, быть может, вас отвлекаю от обязанностей по отношению к гостям?

— Ну что вы, — сказала графиня. — Гости сами развлекаются, как им угодно, так уж у меня заведено. Я же предпочитаю общаться с новыми людьми, которые меня чем-то заинтересуют… Итак, вы сибирский князь, вы прекрасно стреляете, как я имела случай убедиться… А еще какие-нибудь увлечения у вас есть?

Моментально усмотрев прекрасную возможность перевести разговор в нужное русло, Бестужев непринужденно ответил:

— Всевозможные технические новинки, новейшие изобретения, от полезных до курьезных.

— Вот как? — сказала графиня, поглядывая на него как-то загадочно. — Ну, кстати, о технике… Пойдемте. Я хочу, чтобы вы, подобно всем, кто у меня в первый раз, познакомились пусть и не с новинкой, но изобретением полезным, с точки зрения очень многих…