Александр Арсаньев - Рождественский подарок Страница 29

– Да, – честно ответил я.

– Вы полагаете, что князя убили из-за того, что он принадлежал к этому вашему тайному братству? – строго спросила княгиня.

– Я не могу сейчас ответить на ваш вопрос, – сказал я княгине. – К тому же, – добавил я, – вам сейчас очень вредно волноваться! Дайте всему свой срок, и все вскорости встанет на свои места. Как известно, все тайное рано или поздно становится явным!

Я поблагодарил Ольгу Павловну за то, что она сочла возможным уделить мне внимание, пожелал ей скорейшего выздоровления и откланялся с твердым намерением осмотреть архив Николая Николаевича. Я даже питал надежды на то, что княгиня Титова сама соизволит вручить мне от него ключ.

Надежды меня не обманули. Я попросил мою Миру посодействовать мне в этом вопросе.

– Вы собираетесь обыскивать княжеский кабинет? – изумилась она. – А если вас застанет за этим делом Лаврентий Филиппович?!

– Тогда не сносить мне головы! – усмехнулся я.

– Вы все шутите, Яков Андреевич, – покачала головою моя индианка, – а я за вас очень переживаю, – укоризненно проговорила она.

– И напрасно, – ответил я, нежно коснувшись рукою ее щеки.

– Пока мне еще ничего не угрожает!

– Что вы хотите отыскать в кабинете Титова? – осведомилась она.

– Доказательства! – воскликнул я.

– Какие еще доказательства? – поинтересовалась Мира.

– Вины Гродецкого, разумеется, – ответил я.

Мира исполнила мою просьбу. Княгиня Ольга Павловна не сумела перед ней устоять, и я оказался обладателем заветного ключа от княжеского кабинета.

Я повернул ключ в замке, скрипнула дверь, и мне удалось войти в эту святая святых имения Титовых. Кабинет князя Николая Николаевича оказался просторной, светлой комнатой, изысканной и со вкусом обставленной. Я зажег несколько свечей в бронзовых канделябрах и принялся, наконец, за дело.

Я искал подтверждение того, что князь Титов где-то перешел дорогу пану Гродецкому, который, как я подозревал, мнил себя патриотом и спасителем отчизны.

Стены комнаты были затянуты нежно-голубым шелком с акварельной китайской росписью. Возле одной из них примостился ломберный столик, на котором красовался светильник с лепным золоченым обрамлением в виде вьющихся побегов, и стулья из мастерской господина Гамбса. Такие же совсем недавно я приобрел у этого знаменитого петербургского мебельщика для своего кабинета.

У окна стоял красивый, дорогой секретер из наборного дерева.

К нему-то я первым делом и направился.

Мои ожидания не обманули меня: в секретере и в самом деле располагался архив князя Титова. В частности, это была его личная и государственная переписка. Однако сколько я не рылся в этих бумагах, но так и не обнаружил ничего, что хоть как-нибудь указывало бы на связь Николая Николаевича с Гродецким или на его отношение к вопросу о воссоединении Польши с Литвой.

Тогда я оставил в покое архив Титова и принялся осматривать стены кабинета на предмет какого-нибудь хорошо запрятанного тайника. По личному опыту я знал, что он мог располагаться в какой-нибудь нише в стене, за полкой, скульптурой или картиной. К примеру, в моем петербургском особняке на Офицерской улице такой вот тайник располагался за картиной Гвидо Рени, и о его существовании не догадывалась даже моя милая Мира.

Конечно я допускал, что пан Гродецкий вполне мог проникнуть в эту комнату раньше меня и выкрасть из княжеского архива необходимые ему документы. Существовала так же вероятность того, что Станислав мог обнаружить и тайник, если таковой вообще имелся в этом кабинете в наличии. К тому же я помнил и о Колганове, который уже искал здесь свои долговые расписки…

Но, наконец, удача все-таки улыбнулась мне. Тайник оказался встроенным в консоли, замаскированной за лепниной светильника. Мне даже удалось его открыть, повернув пластину в стене, потому как я был в некотором роде знаком с кое-какой механикой.

В тайнике действительно лежали некоторые бумаги. Я извлек их на Божий свет и взялся за их изучение, устроившись на стуле с высокой спинкой за скромным ломберным столиком.

Бумаги оказались брульонами – черновиками писем князя Титова к Его Императорскому Величеству Александру I и к генералу Александру Рожнецкому, шефу жандармов и начальнику тайной польской полиции. В них князь недвусмысленно высказывался о том, что не следует допускать расширения границ польского государства за счет территорий Литвы. Здесь же он оговаривался и о Вилленских ложах, которые, по его мнению, ни в коем случае не должны были быть присоединены к Великому польскому востоку, тем более, что Великая Петербургская ложа «Астрея» к которой он имел честь принадлежать, вознамерилась взять их под свой протекторат.

Кроме того князь высказывался вообще за запрещение польских тайных национальных организаций, в чем он был абсолютно солидарен со своим тезкой графом Николаем Николаевичем Новосильцевым, который с тысяча восемьсот тринадцатого года фактически управлял Царством Польским и отличался, по мнению поляков, особенной жестокостью.

Лично меня интересовал вопрос: успел ли Николай Николаевич отправить своим адресатам оригиналы? Судя по датам черновиков, ответ сам собою напрашивался определенно положительный. Этим, по моему мнению, князь Титов и подписал себе смертный приговор.

Я положил брульоны на место и вытащил из тайника какую-то потертую, старенькую тетрадь. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил, что держу в руках дневник Николая Николаевича Титова. Судя по всему, он, так же, как и я, прислушивался к советам Иоанна Масона, завещавшего нам вести дневник с целью исповедания.

Я с трепетом открыл его, перелистал первые, исписанные мелким бисерным почерком страницы, где речь шла о юности Николая Николаевича, о его путешествиях, любовных увлечениях и вообще дала давно минувших дней, и остановился на странице, где, к своему великому изумлению, заметил собственное имя, обведенное довольно жирной чертой.

– Ну и ну! – прошептал я и углубился в любопытное чтение.

Князь Николай Николаевич писал, что уже отправил письма с изложением своего мнения касательно польского вопроса в капитул ложи, Александру Рожнецкому и самому Его Императорскому Величеству Александру I. Я мысленно отметил, что Владислав Гродецкий все-таки не успел вовремя избавиться от Титова, и судьба его отчизны решилась росчерком княжеского пера. Князь настаивал на том, что Великий польский восток приобрел непростительно большое влияние. Достаточно было упомянуть о том, что под его властью находились некоторые французские, немецкие и другие иностранные ложи. Он подчеркивал, что польские масоны преклоняются перед Александром, как когда-то – перед Наполеоном, и от них не приходится ждать совсем ничего хорошего!

Николай Николаевич резко отзывался на страницах своей тетради и о Гродецом. Он подозревал его в самых смертных грехах и намеревался держать поляка под наблюдением. Я подумал о том, что, если мои догадки были верны, то князь Титов его все-таки недооценил, раз пригласил в родное имение на Рождество, да еще и не побеспокоился элементарно о собственной безопасности.

Здесь же шла речь и обо мне: Николай Николаевич предполагал, почему-то, что я могу быть как-то связан с Гродецким. Эта мысль привела меня в полное недоумение. Я невольно подумал о том, что, значит, и Кутузов считает также, поэтому-то он и прислал следить за мною в имение Лаврентия Филипповича Медведева.

Николай Николаевич Титов ссылался на достоверное донесение какого-то своего информатора. Я поклялся себе, что если только выберусь из этой переделки живым, то обязательно его разыщу. Что-то подсказывало мне, что этот информатор тоже был из числа польских масонов, о чем, судя по всему, было неизвестно Ивану Сергеевичу Кутузову и князю Николаю Николаевичу Титову.

Здесь же Титов упоминал о том, что именно Гродецкий рекомендовал ему пригасить в имении двух индусов Мадхаву и Агастью, выдававших себя в салоне Божены Феликсовны Зизевской за брахманов. Поэтому Николай Николаевич подозревал, что эти двое тоже как-то были связаны с Великим польским востоком, в связи с чем он и послушался Гродецкого, чтобы выйти с их помощью на меня через Миру. Титов считал, что я обязательно выдам себя, а моя связь с индианкой, по его мнению, только доказывала мое предательство. К тому же его информатор, имени которого князь не называл, уверил его в том, что Мира водит знакомство с Гродецким и поддерживает связь со своими соплеменниками. Поэтому-то Николай Николаевич и посоветовал Кутузову обязательно меня с ним познакомить. Он и предположить не мог, что индусы станут смертельно опасной приманкой для него, а не для меня!

Титов уповал на то, что у Миры удастся что-нибудь выведать.

К тому же он полагал, что пана Гродецкого следует держать подальше от Варшавы и Петербурга, а для этого, по мнению Николая Николаевича, его собственное имение подходило как нельзя лучше! Он не учел, что у Станислава Гродецкого могут быть совсем иные планы на этот счет.