Валентин Лавров - Блуд на крови. Книга первая Страница 3

— А теперь прошу осмотреть сад с цветниками, оранжереей, хозяйственные постройки, конюшню на 12 лошадиных персон. А вот у нас пруд с живыми карасями. Извольте заметить, сильно плещут хвостами. За прудом — живописные руины.

И вдруг он поднял глаза на Соньку:

— Простите, графиня! Его высочество граф сегодня утром прислали вам из французского Парижа телеграмму. — Дворецкий вынул из кармана старинного, с золотым шитьем камзола колокольчик и позвонил:

— Анюта, телеграмму!

Тут— же, молнии подобна, вылетела из дома девица лет 15-ти в сарафане и кокошнике, персонаж оппереточный. Это дочка Михеля исполняла роль сенной девки. На серебрянном подносе она с поясным поклоном протянула барыне телеграмму. Сонька близоруко сощурилась, обратилась к Динкевичу:

— Окажите любезность, сударь, прочтите! Я лорнет в комнатах оставила.

Педагог с восторженным придыханием произнес: «Сонечка, в ближайшие дни состоится мое представление королю и вручение верительных грамот. Согласно протоколу обязан быть вместе с супругой. Немедля продай дом и выезжай. Целую, твой Тимрот».

…Через полчаса наша компания входила в по мещение, украшенное вывеской «Нотариальная контора» и находившееся почти против женского Алексеевского монастыря. Их радушно приветствовал упитанный человек с копной курчавящихся волос:

— Графиня, какая честь моему заведению! Чем могу служить?…

— Дом продаю.

— Да, я слыхал, что вы с мужем надолго уезжаете в Париж. Завидую вам, среди европейской культуры будете жить! — Нотариус повернулся к скромному молодому человеку, сидевшему в углу за бюро: — Дмитрий Петрович, пишите купчую крепость: год, месяц, число — прописью! — в такую-то нотариальную контору — укажите адрес! — явились лично мне знакомые графиня Софья Ивановна Тимрот, урожденная Бебутова, и…

Через час все формальности были закончены. Склонив седую голову, Динкевич тщательно отсчитывал Соньке все, что он нажил за свою честную нелегкую жизнь — 125 тысяч рублей.

— Завтра после полудня можете въезжать в свои чертоги! — помахала графиня перчаткой новому хозяину. — А ревуар!

КОНЕЦ КОМЕДИИ

На другой день бывший педагог въехал в дом. Вся его семья зажила по-царски. Блаженствовали они до той поры, пока не явились настоящие хозяева — два брата-архитектора Артемьевы, сдавшие по газетному объявлению свой дом на тот срок, что ездили они в Италию.

Как догадался читатель, нотариальная контора существовала только несколько часов. Их, впрочем, вполне хватило, чтобы обмануть доверчивого провинциала. Роль нотариуса разыграл Ицка Ро-зенбанд, тоже бывший сонькин муж и тоже разыскиваемый полицией. Помощника его исполнил некто Хрущов, прежде под судом и следствием не состоявший.

Сонька, разгулки ради, отправилась в родную Варшаву. Сидя как-то в гостиничном «Люксе», она со скукой проглядывала газеты. Вдруг в отделе происшествий «Московского листка» ее внимание привлекла маленькая заметка:

Самоубийство

Вчера в одном из дешевых номеров Кокоревского подворья нашли постояльца, висевшего в петле. Выяснилось, что самоубийца — бывший директор гимназии в Саратове по фамилии Динкевич. Будучи одурачен какими-то мошенниками, он лишился всего своего состояния. В припадке отчаяния Динкевич наложил на себя руки.

Сонька весело подбросила газету вверх, захохотала:

— Ну, дубина, ну Фоня Квас! Нашел ради чего вешаться — из-за денег! Да этого мусора кругом — хоть лопатой греби. Ха-ха! — Она внимательно посмотрела на себя в зеркало, поправила прическу и не без гордости заметила: — Только для этого нужно иметь голову, а не пустую тыкву.

ЩЕДРОСТЬ

Пользуясь доверчивостью людей, Сонька действительно гребла деньги едва ли не лопатой. Охотилась за большим, но не брезговала и малым. Однажды из Одессы ехала по железной дороге в Москву. У случайного попутчика вытащила семь тысяч двести рублей.

С вокзала двинула в какие-то номера на Мещанской. Возле Сухаревой башни слезла, расплатилась с извозчиком и далее пробиралась пешком (конспирация!). Вдруг к ней обратилась нищенски одетая женщина с двумя младенцами на руках.

— Барыня, — взмолилась женщина. — Муж мой был сцепщиком на Рязанской дороге, да угодил под колеса. Совсем прожилась. Не дай с голода окочуриться, помоги сколько можешь!

— Ах, бедняжка! — Сонька горько вздохнула. Казалось, вот-вот слезы польются из ее глаз. Она протянула пять рублей: — Возьми!

Упала женщина на колени, не знала как благодарить. Достала платочек носовой, тщательно завязала в него пятерку и положила в карман. Сонька, прощаясь, ловко вытащила платок. Кроме пяти рублей, там нашлось еще 17 нищенских копеек. (Любопытно, что Сонька не стыдилась рассказывать своим «соратникам» об этом случае. Те весело гоготали). И все же преступников схватили. Главную роль в их разоблачении сыграл частный пристав Ребров. Мои читатели встретятся с ним в рассказе «Дьявольский перстень».

ЭПИЛОГ

Московский окружной суд 19 декабря 1880 года постановил: Михеля Блювштейна и Ицку Розенбанда направить в арестантские роты. Хуню Гольдштейн отдать в исправительное арестантское отделение на три года, а затем выслать за границу с воспрещением возвращаться в пределы Российского Государства.

Относительно Соньки приговор звучал так: «Варшавскую мещанку Шейндлю-Суру Лейбову Розенбанд, она же Рубинштейн, Школьник, Бреннер и Блювштейн, урожденную Соломониак, лишив всех прав состояния, сослать на поселение в отдаленнейшие места Сибири».

Из Сибири Сонька бежала. Она вновь обманывала, воровала, организовывала убийства, ворочала награбленными капиталами. Итог этой бурной и нечистой жизни вполне естественный: она оказалась на каторжном острове Сахалине.

Побывавший здесь в 1891 году А.П.Чехов исследовал быт преступников. Естественно, что он посетил в камере и такую знаменитость, как Сонька. Вот что он писал: «Это маленькая, худенькая, уже седеющая женщина с помятым старушечьим лицом. На руках у нее кандалы, на нарах одна только шубейка из серой овчины, которая служит ей и теплою одеждой, и постелью. Она ходит по своей камере из угла в угол, и кажется, что она все время нюхает воздух как мышь в мышеловке, — и выражение лица у нее мышиное. Глядя на нее, не верится, что еще недавно она была красива до такой степени, что очаровывала своих тюремщиков, как, например, в Смоленске, где надзиратель помог ей бежать и сам бежал вместе с нею».

В одиночной камере и с кандалами на руках Сонька провела невообразимо долгое время — два года восемь месяцев. После этого страшного наказания, левая рука у нее почти перестала двигаться. В присутствии нескольких сотен арестантов, другая сахалинская знаменитость — безжалостный палач Комлев оголил ей спину и так дал двадцать ударов розгами, что бедная женщина едва доползла до своей камеры. Каторжники весело ржали: Соньку за ум уважали, восхищались ее «подвигами», но не любили.

В камере ей тоже не давали покоя. На Сахалин приходили пароходы с иностранными (!) туристами. Начальство приказывало выводить Соньку во двор. Рядом ставили кузнеца и надзирателей. Снимали на фото и продавали желающим. Фото называлось «Заковка знаменитой Соньки Золотой-Ручки».

За особую плату разрешалось побеседовать с несчастной каторжанкой. Понятно, что она никогда не была откровенной. И лишь на склоне своих дней призналась одному журналисту из Германии (разговаривали по-немецки): «О чем жалею? О своих дочерях, их у меня две. Говорят, что они вынуждены за гроши, чтоб с голода не умереть, представлять на сцене. — И помолчав, добавила: — Наверное, я ошиблась, что избрала такой путь жизни. Ведь природа меня щедро наградила талантами. На более благородном поприще я могла бы стать и богатой, и знаменитой!»

Впрочем, славы эта женщина имела вдосталь. К сожалению, позорной.

ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО В ДОМЕ ВОЕВОДЫ

Утром 10 сентября 1754 года Москву со скоростью молнии облетела страшная весть. Толпы любопытных окружили дом пензенского воеводы Жукова, что расположен в приходе Федора Студита на Большой Никитской. Рассказывали, что когда малолетний сын воеводы Петр заглянул в спальню матери, то нашел ее убитой. Рядом с ней лежало мертвое тело ее дочери, которой шел 16-й год.

Даже старожилы не могли припомнить ничего подобного. Жизнь в Белокаменной обычно текла тихо и благочестиво.

Императрица Елизавета Петровна, отличавшаяся мягким нравом и не переносившая всякую жестокость, приказала учредить следствие. Вскрывшиеся обстоятельства потрясли россиян бессердечностью злодеев.

БЕГЛЫЙ КАПТЕНАРМУС

— Беда в одиночку не ходит, — стала с некоторых пор повторять Аграфена Ивановна, супруга пензенского воеводы Жукова. У нее были веские причины для тяжелых вздохов.