Николь Апсон - Печаль на двоих Страница 3

Несколько часов в ненавязчивой компании продавщиц принесли ей особенную радость после затворнического утра в номере клуба: она, пишущая машинка и совершенно безразличные ей призрачные фигуры прошлого. Джозефину все еще мучили сомнения: стоило ли вообще браться за это произведение и было ли мудрым ее решение на сей раз писать не детектив, а нечто совсем иное? Когда редактор предложил Джозефине сочинить роман с исторической канвой, ей показалось заманчивым в художественной форме рассказать о реальном преступлении, особенно о таком, которое в некотором роде имело отношение к ней самой. Но тягостная обстановка тюрьмы «Холлоуэй» начинала вгонять ее в страшную тоску, а ведь она еще только приступила к роману. И то лето, что Джозефина действительно провела в Корнуолле, и то воображаемое лето, повествование о котором она недавно вручила своему издателю, казались далеко позади, и писательница вдруг почувствовала, как соскучилась по прикосновению солнечных лучей и по инспектору Алану Гранту, герою ее двух первых детективных романов. Начало любой книги — пока она еще налаживала контакты с героями — давалось ей труднее всего. Знакомиться с персонажами романа все равно что долго находиться в комнате, полной незнакомых людей, а Джозефине, при ее застенчивости, это всегда было нелегко. И потому ей хотелось как можно скорее развить повествование, хотя надежда на то, что мрачные краски его посветлеют, казалась весьма призрачной.

На другой стороне улицы все еще был открыт книжный клуб «Таймс», и Джозефина с улыбкой подумала: с какой легкостью книгам удается пробудить в мужчинах дремлющий инстинкт покупателей. В магазине струившийся от настольной лампы свет зазывно ложился на книжные полки, где судьба свела вместе обложки популярных романов и невразумительных политических памфлетов так же случайно, как и перебиравших их покупателей. Джозефина было подумала, не зайти ли внутрь, но быстро осознала, что слишком устала от покупок и у нее уже нет сил на поиски книг, а потому направилась к Кавендиш-сквер.

Здесь уличные фонари расставлены так, что промежутки тьмы между островками света были гораздо длиннее, и в воздухе веяло элегантностью и умиротворением. Этой площади повезло намного больше ее лондонских соплеменниц, на которых жилые дома уступили место современным офисным строениям, — здесь по-прежнему находились главным образом изящные старинные здания. Наступало время «домашнего очага», и, приближаясь к дому номер двадцать, Джозефина заметила, что в окнах верхних этажей стал загораться свет, и ей уже слышались голоса на лестницах и виделось, как жизнь постепенно перемещается с рабочих мест в гостиные.

«Клуб Каудрей» занимал необычайно красивый двухэтажный дом восемнадцатого века на углу Кавендиш-сквер и Генриетта-стрит, в сердцевине одного из самых модных в прошлом районов георгианской Англии. Особняк в свое время купили у лорда Эсквита — последнего домовладельца из этого именитого рода, и в 1922 году виконтесса Энни Каудрей основала в нем частный клуб для медсестер и других работающих женщин. Джозефина не была лично знакома с леди Каудрей, но знала, что та с непревзойденным мастерством собирала деньги на общественные нужды и рьяно поддерживала свое детище. Леди Энн также оплатила постройку в старом саду Эсквита «штаб-квартиры» медсестер, и теперь благодаря изобретательности архитектора оба здания наслаждались дружелюбным соседством: одно из них помогало медсестрам в их профессиональных делах, а другое давало возможность отрешиться от повседневности и отдохнуть. Чуть более половины членских взносов клуба поступало от медсестер. Остальные взносы шли от женщин, работавших в самых разных сферах — адвокатских конторах, газетах и журналах, в театрах и магазинах. И всех их влекли в этот клуб приятная обстановка, возможность провести время с интересными собеседницами и самые дешевые ленчи во всем городе. Джозефина чувствовала себя здесь как дома и всякий раз, приезжая в Лондон, если хотела побыть какое-то время в уединении, с удовольствием останавливалась в клубе. Но со времени смерти леди Каудрей, случившейся около трех лет назад, члены клуба — в отличие от построек — уже больше не жили в прежней гармонии: профессия медсестры приобрела политическую окраску, а у тех, кто теперь руководил этим заведением, были совсем иные приоритеты и иные представления о его будущем. Наверное, подобное случается каждый раз, когда прирожденный лидер умирает или отходит от дел, думала Джозефина, и со временем в клубе наверняка все наладится, ну а ей, так или иначе, лучше оставаться в тени — в стороне от дрязг и склок.

Джозефина, с трудом удерживая в одной руке покупки, подошла к главному входу, но не успела она свободной рукой дотянуться до ручки двери, как та с шумом распахнулась и из нее, чуть не сбив писательницу с ног, стремглав выскочила молоденькая девушка — одна из работниц клуба.

— В доме пожар? — Джозефина произнесла это несколько саркастичнее, чем ей хотелось бы.

— Боже мой, мисс! Простите, пожалуйста! — Девушка наклонилась и принялась собирать коробки, скатившиеся по тротуару прямо на дорогу. — Я даже не видела, куда иду.

— Это точно, — сухо сказала Джозефина, но, заметив, что девушка и так сильно расстроена, смягчилась. — Думаю, ничего страшного с ними не случилось. Это все небьющееся. — Она протянула руку, чтобы забрать у девушки последнюю коробку. — А почему все же такая спешка? В клубе что-нибудь случилось?

— Нет-нет, мисс. Просто у меня сейчас перерыв, и он совсем короткий. А я и так опаздываю на встречу.

— И все же, надеюсь, у вас найдется минута вернуться и надеть пальто? — На девушке были всего лишь тоненькое хлопчатобумажное платье и положенный работницам клуба форменный передник. — На дворе ноябрь, и в таком виде ничего не стоит смертельно простудиться.

— Да нет, это ничего, мисс. Я уж лучше побегу. По правде говоря, мне не положено выходить через эту дверь, но через нее гораздо быстрее, чем в обход через боковую. Поэтому я так и торопилась. Мисс Тимпсон провожала кого-то в бар, и, пока она не видела, я прошмыгнула к главному входу. — Девушка бросила взгляд в дальний конец площади и снова повернулась к Джозефине. — Я буду вам ужасно благодарна, если вы меня не выдадите. И честное слово, со мной все в порядке. Я ведь совсем ненадолго.

— Что ж, договорились…

— Меня, мисс, зовут Люси.

— Ладно, Люси, не буду вас задерживать. Но в следующий раз, пожалуйста, будьте осторожнее.

— Конечно, мисс. Спасибо.

Джозефина проводила Люси взглядом, пока та не дошла до середины площади, а потом открыла дверь и, радуясь тому, что наконец-то окажется в тепле, вошла внутрь.

Вестибюль в клубе был широкий и просторный, и во главе его располагался тщательно отполированный, красного дерева стол администратора. Справа от стола в дубовой раме висела бронзовая табличка, на которой был изображен фамильный герб Каудрей и приведены слова благодарности первых двух тысяч членов клуба их основательнице. Помимо этой таблички, на стенах не имелось ничего другого, и потому взгляд посетителей мгновенно обращался к изящно меблированным комнатам, войти в которые можно было прямо из вестибюля. Мисс Тимпсон уже вернулась на свой пост и встретила Джозефину с положенным в клубе радушием.

— О, мисс Тэй! — просияла она. — Похоже, ваш послеполуденный поход удался на славу. Дать вам ключ от комнаты?

— Это было бы очень мило, — произнесла Джозефина, стараясь ответить на улыбку мисс Тимпсон с неменьшей искренностью и одновременно пытаясь вспомнить, кого эта женщина ей напоминает. — Между прочим, я принесла не все свои покупки — скоро прибудут новые.

— Они уже прибыли, и Роберт только что отнес последнюю из них в вашу комнату. — Мисс Тимпсон бросила на коробки оценивающий взгляд, который задержался на пятнах, оставшихся после падения на землю. — Хотите, он поможет вам с этими тоже? Боюсь, что лифт опять не работает.

— Нет-нет, я справлюсь. — Джозефина прекрасно понимала, что, в представлении мисс Тимпсон, она и так отняла у Роберта сегодня слишком много времени. — Они не тяжелые.

— Ну, если так… — Она потянулась за висевшим на крючке ключом, и тут Джозефина, все это время ломавшая голову над тем, на кого похожа мисс Тимпсон, вдруг поняла: на тот самый манекен в витрине. Лицо ее отражало полное равнодушие к окружающему миру, и это придавало ей вид небрежного совершенства, которое большинство женщин на дух не переносят хотя бы уже потому, что, как бы они сами к нему ни стремились, для них оно просто недостижимо. — Что ж, скажите нам, если вам что-то еще понадобится.

— Вам первой и скажу. — Джозефина взяла ключ и направилась к лестнице, но не успела пройти и нескольких шагов, как услышала знакомый голос.

— Джозефина! Вас-то я и искала!