Йорг Кастнер - В тени Нотр-Дама Страница 3

Ужас охватил мной, и я почувствовал, как у меня зашевелились волосы на затылке.

Жутко, почти беззвучно возле моего уха раздался монотонный шепот.

— Подберите свои вещи, ночь будет холодной.

Кому он говорит это?! Смущенный заботой, которую человек в черном проявил к моему здоровью, я последовал его совету. Или — его приказу? Я ползал по берегу реки и бросал робкие взгляды на таинственного незнакомца в надежде рассмотреть его лицо под капюшоном. Но напрасно — либо он так ловко держался в тени, либо у него вовсе не было лица.

Был ли это один из демонов, которые, как всякий знает, рыщут по земле в ночь накануне Дня Трех волхвов? В эту последнюю святочную ночь и на следующий день могут происходить чудеса, вода наделяется целебными свойствами, а животные могут разговаривать на человеческом языке. Но и демоны приходят к человеку, потонувшие колокола звучат из подземных глубин, а дьявол со своим войском выходит на ловлю человеческих душ. Разве не так?

— Такой оборванный и побитый, вы никогда не найдете себе достойное место службы, — заключил демон. Для этого ему не понадобилось много ума: плащ, разорванный попрошайками, придавал мне вид пугала огородного. Мой желудок заурчал в подтверждение его слов, словно загнанная в угол бездомная собака.

— И, без сомнения, вы голодны. Наешьтесь досыта и приведите свою одежду в порядок, тогда вам подвернется хорошая должность.

После этих слов маленький кожаный мешочек упал передо мной с легким звоном на помятую прибрежную траву. Я догадался, каким было его содержимое, но не осмелился тут же прикоснуться к нему.

— Ступайте завтра во Дворец правосудия. Там соберутся высокие мужи, чтобы присутствовать на мистерии в Большой зале. Спросите отца Клода Фролло, архидьякона из Нотр-Дама. Он ищет толкового писца. Подайте себя ловко, и вам обеспечен постоянный заработок, Арман Сове!

Голос говорил так тихо, что даже плеск Сены грозил заглушить его. Мое имя было едва различимо, и черный человек исчез, прежде чем его слова полностью замерли. Это был самый настоящий демон, но явно расположенный ко мне. Если он — не привидение, то откуда черный человек знал мое имя, откуда у него взялся мой кошелек?

Мой — потому что брошенный кошелек, несомненно, был подарком моей возлюбленной Антуанетты к давно прошедшему Рождеству. С благоговением мои пальцы нащупали дорогой бархат, который нежные руки Антуанетты прикрепили к коже кошелька, и на очень краткий миг нежных воспоминаний я снова оказался в объятиях мягких рук возлюбленной.

Мои мысли вернулись в грубую, холодную реальность, когда пальцы нащупали под бархатом и кожей что-то твердое, и поспешно я развязал тесьму, чтобы вытряхнуть содержимое кошелька себе в руки. Облака расступились немного, и свет звезд на небе заставил сверкать бледную медь. Среди солей приятно поблескивало серебро трех турских грошей[9]. Черный демон ночи Трех волхвов оказался действительно благодетелем! Опасаясь возвращения нищих, я быстро спрятал неожиданное денежное благословение в кошелек, запрятал под фуфайкой и рубашкой и постарался побыстрее убраться восвояси из этого нелюдимого места.

На постоялых дворах на острове Сены, как и во всех кабаках города, необузданно праздновали ночь Трех волхвоа Чревоугодие сегодня было не только разрешено, но и стало неукоснительным требованием. Штраф получал тот, кто слишком мало ел! — до тех пор, пока у него хватало денег, чтобы наполнить свой желудок, как у счастливца-меня. «У оленя» — так называлась ближайшая таверна, чья покосившаяся на ветру обветшалая вывеска изображала животное, давшее название.

Охваченный радостью предвкушения, я нажал на ручку скрипучей двери и неуверенно зашагал в упоении полного счастья в плотном чаду из винного и пивного перегара, пота и запаха жаркого.

Я нашел свободный стол поблизости и жестом позвал простодушную девушку, которая с однозначным видом предлагала все, что бы я ни пожелал. Я лишь поверхностно погладил дородные, тестообразные шары, которые буквально выпадали из ее корсета.

Но это не та плоть, ради которой я оказался здесь, — по крайней мере, сейчас этого не хотелось. Я заказал кружку бургундского вина и буханку белого хлеба, четвертушку бри и большую порцию ягненка, которого поворачивал на вертеле мальчишка, ягненка, набитого душистой начинкой: яблоками, грушами, луком и салом (я учуял эти запахи).

— Сперва жирный куриный суп для господина? — спросила полнокровная девица, и я жадно кивнул в ответ.

Спустя считанные минуты суп стоял передо мной — такой горячий, что еще дымился. К нему в придачу я получил хлеб, сыр и вино, которое девица налила из глиняного кувшина в захватанный оловянный кубок. Только я хотел схватить бургундское, как волосатая лапа, похожая на медвежью, крепко пригвоздила мою узкую руку к истертому столу.

— А может ли знатный господин это оплатить?

Вопрос исходил вперемешку с ядреным запахом лука и чеснока из сальной пасти дородного трактирщика. Его почти заплывшие от сала свиные глазки изучали меня недоверчиво, а крепкий захват медвежьих клещей постепенно причинял мне боль. Я прекрасно понимал его колебания — надо ли подавать на стол такому оборванному, измазанному парню столь роскошную трапезу. Я высвободил свою руку из-под веса мяса и костей и показал свинячим глазкам свой приоткрытый кошелек. Они засияли, а жирный рот улыбнулся — приветливо и со знанием дела.

— Только самое лучшее для мессира! — приказал он девице и пошел обратно к своей стойке.

Дряхлая фигура преградила ему путь и указала истощенной рукой на меня.

— Возьмите только деньги, кум Шабер, и велите оплатить ими ваши похороны, если после этой ночи от вас еще останется хоть что-то, что проделает путь на кладбище Невинно убиенных младенцев.

— Что я потерял на кладбище, кум Шиар?

— Вы похороните себя, если возьмете эти деньги мертвеца, — закаркал высушенный как сухарь человек и окинул меня колючим взглядом, в котором смешались страх и отвращение. — Я был как раз неподалеку от моста Нотр-Дам, когда видел, как этот бродяга получил деньги от монаха-призрака, чтобы купить души для демонов ночи волхвов.

Он говорил достаточно громко, чтобы перекрыть пение, смех и шум. Все смолкли, застыли и уставились на меня в ужасе. Мне было это уже знакомо по набережной, где попрошайки вели себя также при появлении человека в черном. Одно слово с благоговением и страхом облетело по кругу: «Монах-призрак!»

Когда хозяин хотел выбросить меня из своего дома, я попытался втолковать ему, что духи не дарят деньги.

— Если здесь внутри совершенно обычные монеты, они так же хороши или плохи как всякий другой соль или турский ливр!

— А откуда они у тебя?

— Человек у плота подарил мне их.

— Благодетель, значит? Как он выглядел? — Я пожал плечами.

— Как выглядит тот, кто одет в темный балахон с капюшоном на голове. Будете ли вы интересоваться внешностью человека, который дарит вам увесистый кошелек с деньгами? Да пусть он выглядит хоть как Аполлон или как Гефест!

— Но не как монах-призрак! — захрипел трактирщик, схватил меня за воротник и потащил к двери. — Проваливай немедленно, дьявольский прихвостень, — или я угощу тебя факелом!

Так мое посещение «Оленя» вместо желанной трапезы даровало мне истину: полный кошелек еще не означает полного желудка. Обогатившись этой малоутешительной мудростью, я бесцельно шатался по темной улице, когда услышал сзади шаги и тихий оклик.

Я обернулся, прижался в углубление входа в дом и хотел было достать свой кинжал, пока не вспомнил, что заложил его в день после Рождества за хлеб и жаркое. Но как выяснилось, оружие вовсе не понадобилось. Простодушная девушка из «Оленя», стуча подошвами деревянных сабо, защищавших ее от уличной грязи, спешила за мной и что-то прижимала к своей колышущейся груди — как молодая мать, несущая на руках своего ребенка.

— Что вы хотите? — спросил я грубо, чуя новый подвох. — Мне надо заплатить за вино, которое я не выпил и за суп, который не съел? Подумайте, это дьявольские деньги!

Запыхавшись, она остановилась в паре шагов[10] от меня, робкая, какой не казалась в трактире, и протянула мне что-то. Это оказался белый хлеб.

— По вам видно, как вы голодны, господин. Возьмите!

— Ночь полна сердобольности, но, увы, эта добродетель не компенсирует гнусность, — пробурчал я себе под нос, взял хлеб и дал ей один соль. Ее пальцы с колебанием сжали медь, страх перед духами победило корыстолюбие.

— Что поесть у меня теперь есть, даже если не ягненок, бри и суп. Как ни крути, но и белый хлеб хорош и подойдет, чтобы набить мой желудок. Вот чего мне теперь не хватает, так это теплой кровати на ночь. Ваше предложение еще в силе, Афродита?

— Вы ошибаетесь, господин, меня зовут Марианна.

Она выдала свое имя — но не путь в свою кровать. Его можно было купить только за деньги, за чем внимательно следил кум Шабер. Но не за деньги монаха-призрака, на что жирный хозяин трактира так же обратил внимание.