Лилия Подгайская - Злой рок короля Генриха Страница 3

А молодой граф Бэкхем, вернулся в свои владения к великой радости матери, сестры и бабушки. Но он уже испил первый глоток хмельного напитка сражений и хотел укрепить себя как воина и рыцаря, достойного отца и деда. Поэтому охотно откликнулся на приглашение своего дядюшки, барона Филиппа Стэнхема, отправиться с ним на континент. Там происходили события, позволяющие рыцарям показать себя во всей силе.

Совсем недавно неожиданно скончался, неудачно упав с лошади, герцог Бретани Франциск II. Герцогская корона осталась одиннадцатилетней девочке, за которой тут же началась охота. Ещё бы! Юная герцогиня Бретани в собственном праве была лакомым кусочком для многих монарших домов. И в первых рядах охотников был, конечно же, король Франции, давно зарившийся на эти прибрежные земли.

Анна Бретонская нуждалась в поддержке и защите. И тут англичанам было, где развернуться. У герцогства Бретани были традиционно хорошие отношения с Англией, а сама наследница была в детстве даже обручена с принцем Уэльским, сыном Эдуарда IV. Разгоревшийся династический кризис, разумеется, привёл к обострению отношений между Францией и Бретанью. Началось противостояние. И, как полагал барон Стэнхем, английским рыцарям представлялась прекрасная возможность помахать мечом и наполнить свои карманы.

Юный Реджинальд был рад возможности по-мужски окрепнуть, тем более, рядом с воинственным дядюшкой и верным сэром Болтоном. И он переплыл пролив.

Вернулся он через год, возмужавший и окрепший. Ему шёл семнадцатый год, и теперь это был уже совсем не мальчик, а молодой, сильный мужчина. Реджинальд заметно раздался в плечах и стал даже выше ростом, хотя никогда не был низкорослым. Женщины смотрели на него нежно и зазывно, но его сердце ещё не тронул огонь любви.

Дома молодого графа ожидали любящие мать и сестра, чрезвычайно обрадовавшиеся его возвращению. Но не всё было так спокойно, как показалось на первый взгляд. И, проведя тщательное дознание, граф выяснил истину.

Оказалось, что вскоре после его отъезда на континент, малышку Сесилию пригласили провести праздники в королевском дворце под крылышком королевы Элизабет. К этому времени красота девушки как раз начала расцветать. Она была удивительно хороша со своими огромными чёрными глазами и светлыми локонами, изящная, только-только наливающаяся женской силой. А во дворце было так весело — танцы, карнавалы, развлечения. И королева оказалась дуэньей не слишком строгой. В итоге юную Сесилию соблазнил молодой красавец Роджер, второй сын графа Эмпсона, весьма близко стоящего к монаршему трону. А, соблазнив девушку, он не стал держать язык за зубами, рассказывая о своей победе с великой гордостью всем, кто изъявлял желание его слушать. Сесилия Бэкхем была с позором отправлена домой.

Узнав обо всём этом, молодой Реджинальд, кипя гневом, отправился в Лондон. Там он встретил обидчика сестры и прямо в королевском дворце заколол его, поразив в самое сердце. Разразился скандал. Графа схватили, и Генрих велел судить его как государственного преступника, нарушившего покой королевской резиденции.

Через несколько дней Реджинальд предстал в «Звёздной палате» перед трибуналом, возглавляемым самим королём. Огромный мрачный зал под потолком, окрашенным в синий цвет с золотыми звёздами на нём, производил удручающее впечатление сам по себе. А тут ещё и лица королевских судей выражали самое непреклонное желание наказать виновника скандала. Генрих был недоволен, и верные слуги изо всех сил стремились угодить ему. Поэтому суд был недолгим и излишне строгим. Юного Реджинальда приговорили к смерти путём отсечения головы. А его владения переходили к короне. И тут он не сдержался. Долго скрываемая в душе ненависть к этому человеку прорвалась наружу, заглушив голос осторожности и здравого смысла.

— Ты можешь казнить меня, король-убийца, — громко сказал молодой граф, выпрямившись во весь свой немалый рост и гордо подняв голову, — тебе это не впервой. Там, в Босуорте, ты прятался за спинами своих подданных, трус, и одолел благородного короля Ричарда только коварным предательством. Ты убил и моего отца, а лучше его не было человека на земле. Я ненавижу тебя, и хочу, чтобы ты знал это.

Слова молодого графа отчётливо звучали в притихшем зале — присутствующие замерли в ужасе, ожидая королевского гнева. Генрих стал бледен до синевы, но ответ его прозвучал обманчиво спокойно.

— Ты успеешь пожалеть о своих словах, щенок, когда топор палача опустится на твою шею, — скривив побелевшие губы, произнёс король. — А до того времени сможешь много раз раскаяться, пока будешь ожидать казни в мрачной камере Тауэра.

И Генрих велел увести осуждённого. А казнь назначил на день, до которого было ещё почти полтора месяца. Он хотел, чтобы оскорбивший его дворянин, мальчишка, которого он сделал рыцарем, помучился в своей мрачной камере. Пусть дойдёт до того, чтобы просить о помиловании, которого он, конечно же, ему не даст.

А в замке Бэкхем настали чёрные дни. Графиня Луиза стала похожа на тень от горя. Она пыталась добиться свидания с сыном, но ей не позволили. Тогда, спрятав гордость, несчастная женщина пошла на поклон к королеве. Она просила только одного — дать ей возможность ещё раз увидеть своего дорогого мальчика и прижать его к сердцу. Элизабет сумела убедить коронованного супруга, что это послужит более глубокому раскаянию преступника. И короткое свидание было разрешено.

Когда графиня Луиза спустилась вслед за сторожем в тёмную камеру с единственным маленьким окошком где-то под потолком, она была настолько потрясена видом сына, что едва удержалась на ногах. Реджинальд похудел, был бледен, лицо его заросло густой щетиной. Но дух его не был сломлен. Он нежно обнял мать, прижавшуюся к его груди, и велел ей быть стойкой в их общем горе.

— Так уж случилось, матушка, — прошептал он ей в волосы, — я не мог поступить иначе, простите меня. Я всегда ненавидел этого человека, убившего моего отца. Простите. И не вздумайте просить для меня помилования. Вы же понимаете, что его не будет. А я не хочу, чтобы вы унижались перед этим бессердечным монархом. Я готов принять смерть, раз уж так случилось. Зато я отомстил за сестру.

Они постояли несколько минут молча, отдаваясь счастью близости друг к другу. Потом Реджинальд снова заговорил.

— Я хочу, чтобы вы знали, что я всегда любил вас, матушка, и сейчас горячо люблю, — голос его охрип. — И я умру с вашим именем на устах. Передайте мою любовь Сесилии и поцелуйте за меня руку бабушки, когда увидите её. А теперь идите, родная моя. Идите к свету и теплу. И помните меня.

Графиня, заливаясь слезами, покинула камеру заключённого — сторож как раз оповестил её, что свидание окончено. С тех пор она никогда уже не улыбалась и до конца дней глаза её были наполнены неизбывной болью.

Когда наступил день казни, возле Тауэр-Хилла собралась огромная масса людей. Но нигде не было слышно весёлых разговоров, как случалось частенько. Люди были подавлены и удручены. Когда стражники вывели молодого графа Бэкхема, гладко выбритого и одетого в чистую одежду, по толпе прошёл ропот. Он был так хорош — молодой, сильный, красивый. Граф шёл к эшафоту, гордо подняв голову и твёрдо ступая. Ему не повезло погибнуть в битве, как отцу, но здесь, на плахе, он не посрамит памяти деда. Поднявшись на помост, где его уже дожидался палач, Реджинальд поднял голову, посмотрел в ясное летнее небо и пошёл к плахе. Священник что-то говорил ему, но он отмахнулся от назойливых наставлений — всё, что нужно, было уже сказано. Настала звенящая тишина, хотя на холме собралось огромное количество людей. И в этой тишине прозвучал чистый молодой голос:

— Прощай, жизнь! Прощайте, матушка! Я иду к отцу и деду. Я не посрамил их чести и горд этим.

С этим словами он положил голову на деревянную колоду, и топор палача взвился над ним. Но месть короля Генриха не была ещё завершена. Топор опускался на шею казнимого три раза, прежде чем всё было кончено.

Толпа угрожающе заворчала. И тут раздался громкий мужской голос.

— Убей и меня, никчемный трус Генрих Тюдор, — зазвучал он над притихшим опять холмом. — Я проклинаю тебя и предрекаю, что за это преступление ты поплатишься смертью своего наследника. Ему не дожить до возраста убитого тобою графа Бэкхема. Давай же, тиран, хватай меня. Я хочу упокоиться рядом с моим мальчиком, которого я вырастил после того, как ты убил его отца.

Генрих сам стал похож на мертвеца, услышав эти слова. Он сделал знак рукой, и мужчину схватили и поволокли к плахе, где он без принуждения положил голову на залитую кровью Реджинальда деревянную колоду. Топор палача взлетел снова, но на этот раз всё было кончено с первого удара.

И тут ясное летнее небо как-то мгновенно затянуло грозовыми тучами, и злой ливень обрушился на людей. Но тем, кто уже покинул этот мир, было всё равно.